Иветт развернулась на высоких каблуках и оставила нас. Уоррик исцелялся, если можно так сказать. Он сел, все еще покрытый остатками жидкости собственного тела, но его глаза были чистыми и синими, и он выглядел целым.
Странник в теле Вилли подошел к Жан-Клоду.
– Ты впечатлил меня не единожды этой ночью.
– Я ничего для этого не делал, Странник. Это мой народ. Это мои земли. Я их защищаю. Это не игра.
Он достал откуда-то два носовых платка и протянул один мне.
– Для твоей руки, ma petite.
Он начал вытирать лицо Джейсона другим платком.
Я уставилась вниз на свою левую руку. Кровь бежала симпатичной ровной линией вниз по руке. Я забыла об этом, глядя на разлагающегося Уоррика. Ужас был хуже, чем боль. Я взяла у Жан-Клода кусочек синего шелка.
– Спасибо.
Я обмотала импровизированный бинт вокруг раны, но не смогла завязать его одной рукой.
Странник попытался помочь мне завязать платок. Я отшатнулась от него.
– Я предлагаю помощь, не вред.
– Нет, спасибо.
Он улыбнулся, и снова чужая мысль скользнула по лицу Вилли.
– Ты расстроена, что я занял это тело. Почему?
– Он мой друг, – сказала я.
– Дружба. Ты поддерживаешь дружбу с этим вампиром. Он – ничто. В нем нет силы, с которой можно считаться.
– Он мой друг не из-за силы или бессилия. Он просто мой друг.
– Давно никто не защищал дружбу в моем присутствии. Все молили о пощаде, но никто никогда не говорил о дружбе Жан-Клод встал.
– Никто другой не мог об этом подумать.
– Никто другой не был столь наивен, – сказал Странник.
– Это – только форма наивности, – промолвил Жан-Клод. – Это правда, но сколько времени прошло с тех пор, когда кто-либо имел смелость быть наивным перед советом? Они приходили просить силы, защиты, мести, но не дружбы, не верности. Нет, этого у совета никто не попросит.
Голова Вилли снова склонилась в сторону, словно Странник думал.
– Она предлагает мне дружбу или ждет этого от меня?
Я собралась отвечать, но Жан-Клод опередил меня.
– Ты можешь предложить истинную дружбу, не прося ничего взамен?
Я открыла рот, чтобы сказать, что скорей приму дружбу голодного крокодила, но Жан-Клод осторожно тронул мою руку. Этого было достаточно. Мы выигрывали, не стоило этого портить.
– Дружба, – сказал Странник. – Это на самом деле то, чего я не предлагал с тех пор, как занял свое кресло в совете.
Тогда я сказала, не подумав.
– Должно быть тебе очень одиноко.
Он засмеялся, и это была та же ненормальная смесь шумного гогота Вилли и змеиного шипения.
– Она как ветер, ворвавшийся в окно, которое долго держали закрытым, Жан-Клод. Смесь цинизма, наивности и силы.
Он коснулся моего лица, и я позволила ему. Он положил руку на мою щеку почти знакомым жестом.
– В ней есть некий… шарм.
Его рука спустилась по моему лицу, пальцы провели линию по моей щеке. Вдруг он убрал руку, потер пальцы между собой, словно пытаясь почувствовать что-то невидимое. Он встряхнул головой.
– Мы с этим телом будем ждать вас в комнате пыток.
Он ответил прежде, чем я успела сказать нет.
– Я не собираюсь вредить этому телу, Анита, но нужно же мне в чем-то ходить. Я покину эту оболочку, как только ты укажешь мне на другую.
Он повернулся и посмотрел на остальных. Его взгляд остановился на Дамиане.
– Я могу взять этого. Думаю, Бальтазару он понравится.
Я покачала головой.
– Нет.
– Он тоже твой друг?
Я взглянула на Дамиана.
– Не друг, нет, но он все же мой.
Странник повернул голову, уставившись на меня.
– Он принадлежит тебе, как? Он твой любовник?
Я покачала головой.
– Нет.
– Брат? Кузен? Предок?
– Нет, – сказала я.
– Тогда в каком смысле он… твой?
Я не знала, как объяснить это.
– Я не отдам тебе Дамиана, чтобы спасти Вилли. Ты же сам сказал, что не причинишь ему вреда.