Трепещущее, пробное движение.
– Значит, ты думал, что мы не явимся к тебе, потому что ты избавил нас от необходимости убивать его самим?
– Oui.
Бальтазар, до этого повторявший все движения Странника, убрал руку от лица Жан-Клода. Он подошел и встал рядом со своим мастером. Он смотрел, как тот скользит рукой по моему лицу. Казалось, что Бальтазар в растерянности, удивлен. Что-то происходило, но я пока не могла понять, что именно.
Странник взял меня за подбородок и повернул мое лицо к себе. Он скользнул рукой по скулам, по шее, запустил пальцы в волосы.
Я отстранилась от него.
– Я думала, ты девочками не увлекаешься.
– Не увлекаюсь, – он стоял и смотрел на меня, – твоя сила просто удивительна.
Его рука мелькнула у меня перед глазами слишком быстро, чтобы разглядеть движение, слишком быстро, чтобы успеть среагировать. Он захватил в горсть мои волосы, и его глаза, глаза Вилли, встретились с моими.
На этот раз я защищала себя, была готова к этому, но сердце все равно ушло в пятки. Я ждала, что та же холодная тьма поглотит меня. Но ничего не происходило. Мы так и стояли, всего в дюйме друг от друга, и его глаза были просто глазами. Я чувствовала, как его сила бьется и марширует по руке строем ледяных пальчиков, но этого было не достаточно.
Он взял ладонями мое лицо, как будто мы собирались целоваться. Наши лица были так близко, что его слова показались очень интимными, хотя и не были такими:
– Я могу использовать свой взгляд против тебя, Анита, но это будет трата моей силы, о которой я могу пожалеть еще до восхода. Ты уже дважды ранила сегодня Лив. Я исцеляю ее, но это тоже требует силы.
Он отступил от меня, обнимая себя за плечи, словно у него на руках осталось что-то большее, чем просто ощущение прикосновения кожи. Ему понадобилось всего три скользящих шага, чтобы оказаться лицом к лицу с Жан-Клодом.
– Ее сила пьянит. То, что надо, чтобы обернуть вокруг твоей холодной кожи, и навечно согреть твое сердце.
Жан-Клод медленно выдохнул.
– Она – мой слуга.
– Действительно, – сказал Странник, – сто лет назад я мог забраться в тебя, даже не касаясь твоей прекрасной кожи. А теперь не могу. Это она дала тебе эту силу? – он приблизил свое лицо к Жан-Клоду, как только что делал со мной.
Я дернула Жан-Клода, так, чтобы они не касались, и встала между ними.
– Он мой, делиться не будем.
Жан-Клод обвил меня руками, заключая в объятья.
– Если ты оставишь нас с миром, я позволю Бальтазару и любому, кого ты выберешь, использовать меня, но по своей воле я больше никогда не буду твоей лошадкой, Странник.
Карие глаза Вилли смотрели снизу вверх на Жан-Клода. И в этих знакомых глазах светилась проницательность, пугающая глубина.
– Я – совет. Ты – нет. У тебя нет права выбора.
– Хочешь сказать, что если он займет место в совете, ты не сможешь причинить ему вред? – спросила я.
– Если у него достаточно силы, чтобы удержать место в совете, то у меня не должно получиться занять это прекрасное тело, даже прижавшись к нему губами.
– Позволь мне уточнить кое-что. Если он займет место в совете, ты все равно будешь пытаться взять его силой, потому что если ты можешь взять его силой, то у него не достаточно силы, чтобы быть в совете? Но если он не займет место, ты все равно будешь это делать.
Странник мило мне улыбнулся, удовольствие так и лилось из его глаз, глаз Вилли.
– Именно так.
– Почему с вами, ребята, все так сложно и похоже на уродскую версию «Кетч-22»? Вы не делом занимаетесь, а сплошными пытками, – сказала я.
– Ты нас осуждаешь? – спросил он. Его голос вдруг стал ниже и глубже, чем мог говорить Вилли. Он сделал последний шаг, разделяющий нас, и теперь я касалась их обоих. Их силы лились через меня, и я словно стояла меж двух разных огней, он они не обжигали.