Почувствовала, как он замер у меня под руками.
– Ты это серьезно.
– Абсолютно, – сказала я, – шире ноги.
Он переступил, но недостаточно широко.
Я пинком расставила его ноги, пока он не потерял равновесие, и начала обыскивать его свободной рукой.
– Доминантна, очень доминантна. Она любит быть сверху?
Я проигнорировала вопрос. И, что удивительно, Жан-Клод тоже.
– Медленнее, медленнее. Жан-Клод не учил тебя не спешить?
В подходящий момент он выдохнул:
– О-о-о, так хорошо!
Да, мне было неудобно, но я обыскала его с ног до головы. На нем не было ни черта. Но я почувствовала себя лучше. Я отошла назад, за зону его досягаемости, и убрала пистолет.
Он наблюдал за мной через плечо.
– Трусики подходят к бюстгальтеру?
Я покачала головой.
– Можешь выпрямиться.
Он не пошевелился.
– А тебе не нужно раздеть и обыскать меня?
– В твоих снах, – сказала я.
Он встал, расправляя плащ.
– Ты даже понятия не имеешь, что мне снится, Анита.
Я не смогла понять выражение его лица, но даже выражения было достаточно. Мне не хотелось знать, что видит Ашер, когда закрывает глаза на рассвете дня.
– Мы можем ехать? – сказал Жан-Клод.
– Тебе так не терпится расстаться с жизнью? – спросил Ашер. Внезапно вернулась злость, стремительно вытеснив развлекающуюся дразнящую галантность.
– Совет не убьет меня этой ночью, – сказал Жан-Клод.
– Ты так уверен?
– Их собственные правила запрещают нам в Штатах сражаться между собой, пока закон не пройдет или не провалиться в Вашингтоне. Совет хочет, чтобы мы продолжали жить легально в этой стране. Если они нарушат свои собственные правила, то больше никто им не подчинится.
Ашер полностью повернул лицо к свету.
– Есть вещи пострашнее смерти, Жан-Клод.
Жан-Клод вздохнул.
– Я не был достоин тебя, Ашер. Что еще я могу сказать, чтобы убедить тебя? Ты можешь почувствовать правду в моих словах. Я пришел, как только узнал.
– У тебя были века, чтобы убедить себя в чем угодно, Жан-Клод. Желание, чтоб это было правдой, не делает это ей.
– Пусть так, Ашер. Но я бы поступил иначе во всем что, ты думаешь, я сделал не так. Я бы вернул ее, если б мог.
Ашер поднял руки, будто хотел оттолкнуть от себя мысли.
– Нет! Нет! Ты убил ее. Ты дал ей умереть. Ты дал ей сгореть. Я чувствовал, как она умирает, Жан-Клод. Я был ее мастером. Она была так напугана. До конца она думала, что ты придешь и спасешь ее. Я был ее мастером и знаю, что ее последними словами было твое имя.
Жан-Клод отвернулся. Ашер бросился к нему, покрыв разделяющее их расстояние в два шага. Он схватил Жан-Клода за руку и развернул его. Уличные огни осветили слезы на лице Жан-Клода. Он оплакивал женщину, которая была мертва более двух столетий. Слишком много времени для слез.
– Ты никогда мне этого не говорил, – тихо сказал Жан-Клод.
Ашер оттолкнул его так сильно, что он пошатнулся.
– Побереги слезы, Жан-Клод. Тебе они еще понадобятся для себя и для нее. Они обещали мне мое отмщение.
Жан-Клод приложил руку к щеке.
– Ты не можешь убить ее. Они не допустят этого.
Ашер улыбнулся, и это была неприятная улыбка.
– Мне не нужна ее жизнь, Жан-Клод. Мне нужна твоя боль.
Он обошел вокруг меня, кружа, как акула. Я следила за ним и знала, что он слишком близко. Если он бросится на меня, то я не успею вовремя достать пистолет.
– Ты наконец дал мне то, что нужно, чтобы причинить тебе боль, Жан-Клод. Ты наконец полюбил. Любовь никогда не свободна. Это самое дорогое чувство, которым мы обладаем, и я собираюсь проследить, чтобы ты заплатил за него сполна.
Он остановился перед Жан-Клодом, сжав руки. Он дрожал, стараясь не ударить. Жан-Клод уже не плакал, но я сомневалась, что он будет драться. В тот момент я поняла, что он не хочет причинить Ашеру боль. Вина – это благородная вещь.