Несмотря на немалое выпитое, канадец был трезв, хотя и чуток подобрел глазами. Переполненный адреналином подполковник Васютин впервые в жизни совершенно не чувствовал «беленькой». Их разговор, начатый у заправки «Югранефть», находился в самой важной фазе. Они молчали, спокойно глядя друг на друга. Так продолжалось не меньше минуты.
«Этот Коля — единственный человек, который может сказать хоть что-то, кроме „необъяснимо пропадают люди“ и „магазины-фантомы“. Других нет, — мельтешило в сознании Кирилла. — Знает единственный возможный способ, как фантом найти. Гонит? Вполне вероятно. Если в итоге чушь какую-нибудь скажет — суну в харю, скручу и сдам федералам. Э-э-э, нет, Васютин… Ты эту харю беречь должен. Ситуация у нас с ним неравнозначная. Я для него — часть работы. Он для меня — единственная надежда. Большего у меня нет. Он очень мне нужен, даже если чушь скажет».
— Кирилл, накатим пядь капель? — прорвал многозначительную тишину Коля.
— Легко, — с трудом улыбнулся Кирилл.
«Надо бы его с темы сбить. Глянуть на реакцию», — решил Васютин, разглядывая, как православный канадец разливает топливо для русской души.
— Кирилл! — поднял рюмку Берроуз, погладив свою окладистую бороду, сиротливо лежащую на столе. — Твой ризон быть в этом месте… такой… Больше жизни тебе важный. Мой — сильно меньше. Но! — Он вдруг подался вперед, навалившись на стол, и кинул на него короткий, но очень русский взгляд, в котором уживались надежда, доверие, тусклые отголоски детской мечты и отчаянная бесшабашность. — Я имею то, что не могут иметь другие. Путь, только один он возможный. Одни мы — ты, я, имеем путь и большой рИзон. Другие не имеют рИзон даже попытку сделать. Мы — имеем. Одни мы.
Они чокнулись и опрокинули. «Ничего про свой путь к фантому не говорит. Если он просто псих, думающий, что стрингер, — будет очень обидно. Я его тогда от обиды все-таки ударю. Так, переведем-ка разговор», — мгновенно подумал Васютин. И тут же сказал:
— Говоришь ты занятно.
Коля улыбнулся:
— Слушай, Коля, а ты думаешь на английском, да?
— Если имею желание делать многие ходы в один день — инглиш онли.[4] Если имею желание делать мощный шаг, что другие не имеют в голове, если девчонку надо сделать, чтоб один я был для девчонки мужик, или обмануть — русский язык.
— Ну, это ты правильно делаешь. В ментальностях разбираешься, — с трудом улыбнулся Кирилл.
Он начинал тихонько психовать, опасаясь, что призрачная надежда рухнет в один миг, вернув его в прежнюю беспроглядную беспомощность. Время шло — канадец молчал о своем секрете, плутая вокруг да около. «Или он идиот и нет у него никаких рецептов, как фантом поймать. Или он, сука канадская, просто хочет, чтоб я признал, что он мне нужнее, чем я ему, — объяснил себе Васютин. — Ладно, хрен с тобой, Коленька. Я не гордый», — принял он решение, неожиданно быстро и легко.
— Ну, что… загадочная ты русская душа. Хочешь, чтоб я это тебе вслух произнес, да?
— Не есть много важно. Как желаешь.
— Любому дебилу понятно, что ты мне нужен, а я тебе — не сильно. А что это меняет?
— Все отлично, мы как один мужик, — с серьезной рожей сказал Берроуз и хлопнул его по плечу.
— Твою мать! Ну как на тебя обижаться? Мужик… — хлопнул его в ответ Васютин.
— Первое дело — пьем. Мало имеем, — подняв бутылку, деловито ответил Коля. И добавил: — Потом говорить и слушать друг за друг.
— Идет. Наливай.
Допив, они крякнули, откусили малосольного.
— Так вот я что имею тебе сказать. Ты если находишь фЭнтом, то пойдешь в самый фэнтом?
Кирилл утвердительно кивнул.
— Я буду делать видео. И потом буду уходить. Имею точку в Москве, где есть связь.
— Колян, родной ты мой канадский братан. Ты делай что хочешь. Видео делай, связь в Москве… Ты сейчас не об этом думаешь. Ты мне скажи, что за шансы у нас? Между прочим, уже седьмые сутки ни одного исчезновения. А вдруг — все закончилось, а?
— Не кипешуй, — вдруг четко и почти без акцента сказал стрингер. — Единый раз, что вся история мира была, такой вариант случай имел. Просто уйти? Какой смысл имел приходить?
— Да кто его знает, какой он смысл имел. Одни догадки, и те пустые. Говорят — «а может, это четвертое измерение?» А что такое четвертое измерение? Как туда попасть? Да хрен его знает! — Берроуз хотел было что-то сказать, но Кирилл, прервав его жестом, предложил: — Дружище, я понимаю, что тебе нравится говорить на родном русском. Но и я бы не прочь попрактиковаться в английском. Давай-ка по-аглицки пообщаемся. Идет?
— Как ты будешь желать, не проблема, — упрямо по-русски ответил Коля, на лице которого мелькнуло разочарование.
Васютин учил язык в школе и на юрфаке. Правда, к тридцати двум годам английский он основательно забыл. А пару лет спустя завязал контакты с Интерполом. Вот тогда и пришлось нанять толкового преподавателя да засесть за учебники, словно в школе. Знания были восстановлены за несколько месяцев, после чего Кирилл продолжил постигать язык Шекспира и Леннона. Сейчас он говорил бегло, свободно и почти без ошибок. А вот бегло понимать мудреные построения канадца на русском было не так просто.
— Коля, мы с тобой позже обязательно поговорим на нашем родном. А сейчас у меня к тебе маленькая просьба. Говори не быстро, в среднем темпе, без американизмов и жаргона, — попросил стрингера Васютин, переходя на английский.
— Без проблем, братишка. Отлично говоришь, хорошая фонетика. Где учил?
— То там, то тут.
— Кирилл, можно спросить? Ты бывший военный?
— Почти. Бывший коп. Я — русский Шерлок Холмс.
— Наши шансы стали симпатичнее, — сказал Коля с такой искренней радостью, на которую способны лишь малые дети и некоторые американцы.
— Я думаю, Коля, самое время рассказать про ту единственную возможность увидеть фантом. Не передумал?
— Помнишь, я говорил тебе про историю. Когда я узнал, что тут у вас за мистика творится, я целый день собирал историческую информацию про Останкино. Я не быстро говорю, братишка?
— Нормально. Если будешь говорить четче — станет идеально. Та историческая информация полезна?
— Много легенд, неточностей. В одном источнике одно, в другом — другое.
— Коля, а ты веришь в мистику?
— Странно слышать такой вопрос, сидя в Останкине. А ты?
— Пока не знаю. Итак, история тебе не помогла, я прав?
— Не прав, очень не прав. Одна лишь история мне не помогла. Но когда я собрал все, что есть в свободном доступе о современных событиях этого места, получилось вот что… Смотри, — сказал Берроуз, торжественно таща из заднего кармана джинсов помятый листок, исписанный крупным размашистым почерком. — В Останкине жила ведьма. Это было в середине шестнадцатого века. Она умерла, черт ее знает, когда это было. Прошло время, и она стала легендой этих мест. Эксклюзивным привидением. Только в Останкине и только для вас. Легенды говорят, что она появлялась вот в эти годы.
Он развернул бумажку и подвинул ее к Кириллу. Тот был мрачнее тучи, но тщательно это скрывал. Услышав слово ведьма, он сразу же понял, что сбылись его худшие опасения. Экстрасенсы Малаева — реальность. Он сам в этом убедился. Но ведьма, привидение… Ему так сильно хотелось дать канадцу пинка, что он еле сдерживался. Опустив глаза в листок, он увидел даты и неразборчивые пометки на английском. Пробежал по цифрам почти равнодушным взглядом: 1733, 1799, 1812, 1905. Внизу листа стояли дата и месяц, обведенные фломастером: 1993, октябрь. Коля смотрел на собеседника выжидательно, в его глазах отчетливо читалась гордость собой.
— Коля, я вижу три даты, когда в стране была война. Что это означает?
— Нет, братец. Не в стране, а в Останкине. Потому здесь нет 1941 года. В 1812 здесь были части Наполеона. Боев не было, но враг вошел в район. В 1905-м — Кровавое воскресенье, здесь были беспорядки, стрельба. А в 1993-м — ты лучше меня знаешь. Легенды утверждают, что всякий раз, когда на Останкино надвигается дерьмо, она появляется. У старой леди в балахоне с капюшоном очень мрачный характер. Она предсказывает только неприятности. И только если они происходят в Останкине.
— Ник, я тебя не понимаю, прости. Слово «легенда» тебя не смущает? На хрена нам легенды? Мы что, интересуемся фольклором? — раздраженно выпалил Васютин. Злоба и отчаяние подступали к горлу. Он явно видел, что перед ним сидит тридцатилетнее американское дитя, которому нравится история про ведьму. В другой ситуации он бы просто встал и ушел. Но сейчас — он будет его слушать, что бы тот ни плел.
— Спорим на бутылку «Столичной», что ты изменишь свое мнение! — хищно прищурился канадец, протягивая Кириллу руку. Тот сделал вид, что не заметил.
— Объясняю, — немного торжественно сказал Берроуз. — Итак, братишка… 1812, 1905-й — легенды, согласен. Их лишь можно принять во внимание. А вот дальше — наш с тобой шанс. В 1993-м за два дня до переворота старая леди пыталась пройти в телецентр «Останкино». Охрана ее не пустила, и она им сказала что-то вроде: «Здесь пахнет смертью». Внимание! — картинно помахал он руками, будто обращался к человеку, сидящему метров за сто от него. — Свидетели этого случая — четыре человека. Журналист Павел Остроумов писал цикл статей о современных городских легендах Москвы. Одна из них была посвящена Останкину. Несколько изданий ее опубликовали. Кто бы мог подумать, что это чтиво окажется настолько полезным.