— Рамаль Хатун, вот ты где. Повелитель тебе подарки прислал! — запела она издалека, расплываясь в улыбке.
Я уставилась на нее испуганным взглядом и прижала указательный палец поперек рта.
— Тише ты, Арзу-калфа, еще госпожа услышит! Уносите это отсюда скорее, пока беды не случилось!
Радость от получения подарков осела где-то глубоко в душе, опасаясь проявить себя какой-нибудь мало-мальски бурной реакцией. Сейчас мне было совсем не до этого.
— Так я и пришла за тобой, чтобы сказать, что мы отнесем все это в новые покои гёзде.
— Какой еще гёзде? — спросила я, недоуменно сморщив лоб.
— Твои покои, глупая! Падишах велел выделить тебе отдельные комнаты, потому как ты теперь гёзде — та, которая провела ночь с повелителем. Ты больше не должна прислуживать Дэрье Хатун.
Несмотря на шикарную новость, лицо мое оставалось хмурым. Я смотрела на калфу печальными глазами и раздумывала, что теперь делать.
— Ты не радуешься, Рамаль Хатун? — спросила она меня, удивленно вскинув бровь.
— Да чему ж тут радоваться, Арзу-калфа? Дэрья Хатун как прознает — убийц ко мне подошлет. Не видать мне покоя, особенно теперь!
— Ну узнает, ну побесится, а ты умнее будь — пережди спокойно бурю, дождись, пока она в старый дворец в Казвине уедет. Валиде уже приказала, а шах Джахан одобрил это решение.
— Никуда она теперь не поедет, Арзу-калфа, — сказала я дрожащим от слез голосом, — беременна она!
Калфа вытаращилась на меня, точно я с луны свалилась. Ее мягкое лицо напряглось, на лбу пролегла глубокая складка, а уголки рта стали нервно подергиваться.
— Что такое ты говоришь? Если ты лжешь — выпорют тебя да отправят в пустыню на съедение гиенам!
— Рада бы лгать, да своими ушами только что слышала! Дэрья Хатун приказала мне раздать в гареме золото и угостить всех шербетом в честь такого события!
Девушка на минуту задумалась. В ее умных глазах читалась тяжелая мыслительная работа.
— Так, — она развернулась к евнухам и хлопнула в ладоши, — несите это в комнату Рамаль Хатун да приготовьте там все для переезда. А ты, — она обернулась ко мне, — иди к Зулейке в лазарет и ни о чем не думай. Я сообщу новость хазнедар, а та валиде скажет. Вполне возможно, Дэрья Хатун лжет. Валиде захочет подтверждения и пришлет к ней личного лекаря, чтобы не было обмана. Тогда и видно будет. Все образуется, иншааллах!
Я кивнула и поспешила к подруге. Запутавшись в сетях хитрой игры бывшей фаворитки, я совсем забыла о маленьком алом мешочке в кармане своей рубахи. Начальник шахской охраны в качестве союзника мне совсем не помешает. Пора выяснить, с чего вдруг он передает ей подарки.
В лазарете было тихо. Тишину нарушали только всплески воды в большом медном чане, в котором молчаливая лекарша, уже знакомая мне по осмотру в хамаме, стирала использованные бинты, и треск пламени факелов. Мой нос уловил едкие запахи мыла, горчицы и чеснока.
Лерка лежала на узкой кровати с перевязанной лодыжкой и откровенно скучала, рассматривая деревянный потолок. На ее лице запечатлелось какое-то странное, мечтательное выражение, которое я впервые увидела в момент нашего первого разговора в ее комнате. В тот раз причиной был красавец Первиз-бей.
— Зулейка, — я тихо позвала ее, не решаясь назвать подругу привычным именем в присутствии посторонней.
— Лекси, дорогая! — она повернулась ко мне и тепло улыбнулась. — Наконец-то! А то я тут с тоски умираю.
Я кивнула поднявшей голову лекарше и прошла к кровати «больной».
— Ну как все прошло? — Лерка схватила меня за запястье и резко села.
Ее нетерпение выдавали любопытные, горящие от возбуждения карие глаза, в которых отражались языки пламени.
— Я шлепнулась прямо у входа в зал, где проходил праздник, — ответила я ей с улыбкой, — наступила на развязавшуюся тесемку от шаровар.
Лерка как-то сразу погрустнела, натянув на свою умопомрачительную мордашку маску разочарования.
— Эх ты, дурында! — прошептала она, покачивая головой. — Зря я этот спектакль затеяла.
— А вот и не зря! — подмигнула я ей. — Все было!
Подруга недоверчиво сдвинула брови и исподлобья бросила на меня сомневающийся взгляд.
— Но как? — она развела руками.
— Он сам подошел, помог подняться и бросил мне под ноги шелковый платок! — затараторила я, внутренне загораясь от счастливых воспоминаний. — Я, как баран, стояла и не понимала, что это значит, пока евнух наш главный, Масуд-ага, не сказал, что таким образом он меня выбрал, в покои свои позвал!
— Вот это поворотик! — Лерка цокнула языком и расплылась в довольной ухмылке. — Ну и как он? Горячий перчик?
Лекарша, все это время не обращавшая на нас внимания, замерла и смерила мою подругу осуждающим взглядом. Затем разложила на деревянной лавке выстиранные бинты и, подхватив таз с грязной водой, направилась к выходу, ворча что-то себе под нос.
Ее сухощавая фигура до сих пор наводила на меня ужас. Я еще не забыла ее палец в моем влагалище и жуткую «дезинфицирующую» мазь.
— Тише ты, дурная! Забыла, что тут везде уши да языки! — строго шикнула я на Лерку, провожая женщину взглядом до тех пор, пока за ней не закрылась дверь. — Еще какой горячий! — бросилась я рассказывать, опасаясь не успеть выложить все до возвращения докторши.
— Как думаешь, понравилась ты ему?
— Попросил остаться до утра и сегодня ночью опять к себе ждет! — счастливым полушепотом выдала я, задыхаясь от волнения. — Да еще и имя новое дал — Рамаль!
— Огогошеньки! Рамаль… — как красиво! Не то что мое, колхозно-пролетарское, — заворчала она. — Мои поздравления!
Я замерла, прислушиваясь, не идет ли кто по коридору, и, убедившись, что нас никто не потревожит, достала из кармана мешочек, предназначенный для подруги.
— А это тебе, и ты сейчас же расскажешь мне все, что успела натворить за ночь! — заявила я категоричным тоном, передавая Лерке подарок кападжи.
Она восхищенно заморгала ресницами и расплылась в улыбке до ушей, словно кто-то уголки ее рта к вискам пришил, — я такого «оскала» у подруги никогда раньше не видела.
— Ой, Лекси! Крыша моя совсем уехала, — начала она свой рассказ, то и дело озираясь на дверь. — Как только эта «айболитка» уснула, я в коридор проскочила и пошла искать его. Думаю — или пан, или пропал! Наткнулась на агу, сначала испугалась, а потом говорю ему: «Где Первиз-бей? Меня хазнедар за ним послала», — а он: «Иди прямо, потом направо, потом…» — короче!
Моя подруга замолчала, переводя дух. Ее глаза загорелись, как от доброй бутылки вина, и на красивом, гладком лице каждая клеточка засияла от счастья.
— Нашла я его! Зашла на трясущихся ногах в кабинет. Он из-за стола вскочил, брови черные сердито сдвинул и как зашипит на меня — мол, чего приперлась, сумасшедшая?!
— Ну, а ты?
— А я говорю — или мой ты будешь, или расскажу всему гарему, откуда ты нас возишь!
Мои брови поползли вверх. И как только ей смелости хватило? Жить, что ли, надоело?
— Он подлетел ко мне, к стене прижал, кинжал из ножен достал и к горлу приставил. А сам смотрит прямо в глаза, отвести не может! — продолжила Лерка.
Она рассказывала, покрываясь от возбуждения испариной. Ее аккуратная грудь вздымалась быстро-быстро, в такт учащенному дыханию, а на глаза навернулись слезы.
— Да ты самоубийца! — выдала я, не веря своим ушам.
— Я тоже так подумала в тот момент. Да только он, вместо того чтобы горло мне перерезать, так присосался поцелуем к моим губам, что я чуть не задохнулась.
Я ошарашенно качала головой, поражаясь храбрости и напору подруги. А Лерка тем временем раскрыла дрожащими пальцами мешочек и достала оттуда миниатюрную серебряную брошь в виде полумесяца. Украшение было простенькое, но изящное. Тончайшая полоска серебра была украшена крохотными, похожими на пылинки бриллиантами, которые в свете факелов переливались ярко-желтыми и зеленоватыми огнями. Моя подруга не могла отвести от подарка взгляда, поглаживая его пальцем, словно какую-нибудь реликвию.
Дверь противно скрипнула, заставив меня обернуться, а Лерку спрятать подарок под подушку.
Вошедшая лекарша смерила нас недоверчивым взглядом, поставила на лавку пустой таз и подошла к кровати.
— Рамаль Хатун, иди. Хазнедар тебя зовет в покои госпожи.
Вот оно. Началось. Я испуганно сглотнула и, взяв подругу за руку, прошептала:
— Помолись за меня. Дэрья Хатун беременна.
Лерка открыла от удивления рот, а я быстро встала с ее постели и пулей выскочила в коридор. Мое сердце выстукивало «Реквием» Моцарта, а в висках пульсировала одна только мысль — пусть все окажется ложью.
ГЛАВА 19
Я аккуратно постучала тыльной стороной ладони в дверь и, выждав несколько секунд, приоткрыла ее, просунув в образовавшуюся щель свой любопытный нос.