О том, что, дабы избежать катастрофических последствий, надо отказаться от нерушимых устоев, ибо иначе будут нарушен еще более нерушимый уклад жизни всего леса. Она говорила о том, что сражать врага надо руками другого врага, даже если ради этого менее страшного врага стоит допустить туда, куда он никогда не допускался… Все это, стандартное для эльфов, словоблудие было завуалировано в такую паутину словес, что кафедра эльфийской филологии в десяти докторских диссертациях не распутает. Только одна Жасминэль и умела нести подобную чепуху, представляя ее как некие божественные откровения, и все ее слушали, затаив дыхание. Наконец, в самом конце, прозвучало и конкретное предложение – использовать против богатырей другие силы, например того же Лешего с востока, с которым у эльфов были старые, достаточно нейтральные, отношения.
Предложение было встречено всеобщим одобрением и ликованием – обычно медлительные, эльфы тут же на скорую руку состряпали заклинание вызова (увы, работает только на нечисти, на людях – никак), и через пять минут посреди поляны стоял недоумевающий дедок, в кору одет, лозой подпоясан, два желудя глаз из стороны в сторону так и бегают.
– Кого хочу закручу-заверчу! Чего от стар человека надобно, убрано да прибрано, путано-заплутано? – насупив брови, постарался скрыть свою растерянность от резкой смены декораций Леса-Лиховища владыка.
– Yohaveltohalpel u strongond et teribel anami defetel ! – приказала Лешему королева.
(«Ты должен помочь нам одолеть могучего и ужасного врага»)
– Врага в лесу на тот свет унесу! Закружу, заверчу, навсегда проучу! Пожалеет вражина странная, что в лес полезла незваная! Говори, Королева лесная, что за вражина надоедает такая?
– Wachel, an nospekel qi noseel!
(«Смотри, и не говори, что не видел»)
Мановение рук, и посреди поляны, служившей эльфом местом для советов, прямо в воздухе возникла объемная картинка, записанная по памяти наблюдавшего за богатырями в железном гробу сокола. Запись была сделана прошлым вечером, на привале, где еще не было дохлых вампиров, зато можно было пронаблюдать во всей красе, как настоящие богатыри пировать умеют. Брага в богатырей лилась чарками, пили и не хмелели, разве что рты беззвучно открывались, а так наваждение эльфийское и не отличить от реальности. Эльфы за своими врагами с интересом наблюдали, не все же их до этого видели, лишь пару десятков, кому это по должности положено. Потому и не заметили, как хозяин Лиховища в лице изменился – ивовые ветки на голове дыбом встали, желуди глаз из орбит выросли, кора вся посерела, сучки во рту стучат, друг на друга не попадают. Леший, он ведь как сам лес бессмертен, топором всего не извести, а вот бензопилой – это пожалуйста, за милую душу, вот и перепугался, бедняга.
– Страшно страшен лютый враг, его не одолеть никак! – запричитал деревянный дедок, бросаясь на колени перед королевой эльфов, как только наваждение закончилось. – Не губи меня, молю! Все иное сотворю! Королева, ты прости, чтоб мне в землю прорасти – силы сих богатырей в целом мире нет сильней! Лесом-Лиховищем клянусь. Ох, боюсь я их, боюсь…
– Getrond awael! – скомандовала королева, в один миг понявшая, что ничего более толкового от Лешего она не добьется, лишь время зря свое потратит.
(«Убирайся прочь»)
В один миг заклинание выбросило того назад, в Лес-Лиховище, а Жасминэль выступила с новой речью, где она объясняла, что все так и было задумано, что вызов Лешего был нужен лишь для того, чтоб показать эльфам, с какой страшной силой они столкнулись, и вообще она имела ввиду нечто совершенно другое. А именно она хотела Водяного вызвать, потому что все знают – если от Лешего еще можно отбиться, то Водяной кого хочешь под воду утянет. А уж за речкой не станет, как раз посреди Вечного Леса текла хоть и не широкая, но очень глубокая река, которую не обойти никак.