Она махнула ему рукой, чтобы молчал, не отрывая глаз от мощной фигуры, заполнявшей дверной проем.
– Тихо, ты! Я знаю, что делаю.
Кейф издал глубокое горловое рычание и шагнул вперед, нюхая воздух, будто собака, берущая след. Глянул подозрительно на Соню и Палмера, раздувая ноздри, но нападать не собирался – его внимание было приковано к трупу Ренфилда. Толстыми шнурами свисала у него из пасти слюна. Испустив громкое фырканье, как кабан у корыта, он бросился к телу. Палмер услышал треск рвущейся материи – великан рвал на мертвеце одежду.
Соня жестом поманила Палмера к двери. Он пошел вслед за ней, не отрывая взгляда от слюнявой гориллы.
– Чего это он? – прошипел Палмер.
– Лучше тебе не знать. Давай-ка выбираться отсюда, пока он занят. Огры вообще не слишком умны, а когда голодны, то думают желудком, а не мозгами. Нам повезло, что этот еще не обедал.
5
Палмер сидел в патио пентхауза со стаканом бурбона, хотя все, что он считал реальным, развалилось на куски.
Он всегда гордился своим умением приспосабливаться в неблагоприятных условиях. Он выдюжил, когда в семнадцать лет родители вышибли его из дому. Он выжил три адских месяца в бригаде работяг в Алабаме, когда ношение длинных волос было криминалом. На его глазах друзья, не желающие признать, что они уже не так молоды и сильны, как привыкли, падали жертвами передозировки и болезней. Среди отвергающих перемены уцелевших не бывает. «Меняйся или помирай» – такую татуировку следовало бы ему сделать у себя на лбу.
Глядя поверх стакана на свою спасительницу, Палмер сделал еще глоток. Она сидела на краю парапета, оглядывая окружающие крыши. Палмер не знал, можно ли доверять этой женщине в зеркальных очках; впрочем, выбора не было.
– Панглосс действительно ваш дед?
Она пожала плечами, но не обернулась.
– Некоторые это так назвали бы. Но если вы спрашиваете, является ли он моим дедомбиологически, то нет.
– Я так и думал. Он и близко еще не в том возрасте, когда у человека может быть внучка ваших лет.
– Панглоссу не менее полутора тысяч лет, мистер Палмер.
– Значит, я совершенно не умею определять возраст.
– Как-то вы очень... спокойно отнеслись ко всему, что случилось.
Палмер пожал плечами:
– Я говорил с мертвецом, открыл у себя сверхъестественные способности, а мои мозги изнасиловал псих-телепат. После этого услышать, что мой наниматель – вампир, это вполне обыденно.
Соня глянула на него:
– Вы говорили с мертвецом?
– Скорее он со мной. Это ваш бывший приятель.
– Чаз?
Палмер кивнул, высматривая признаки реакции у нее на лице. Если эта новость и была ей небезразлична, Соня не подала виду.
– И что он хотел сказать?
– Что я должен бежать от вас как от чумы и поскорее мотать из Додж-Сити.
– Поумнел слегка после смерти.
– Он сказал, что вы его убили.
– Мертвые не врут. Кстати, и правды они не говорят. Да, я его убила. Это важно?
– Для него было важно.
– Чаз был моим... партнером. Он был вроде вас – сенситив. Когда мы с ним встретились, он был мелкой проституткой у геев. Мы снюхались и отлично работали – какое-то время. Потом он меня продал. Предал меня с поцелуем. У него всегда была склонность к иронии. Я провела полгода в дурдоме по его милости. Верности я от людей не жду, но предательства не поощряю. Убить его было не только справедливо это было правильно. Я давно уже стала убийцей, мистер Палмер. Это у меня такая привычка. Я считаю, что должна вам об этом сказать.
– Был когда-то мальчик... – Горло Палмера перехватило от вкуса крови Джимми Эйхорна, но он все равно это сказал. – Мальчик с синими волосами, с которым вы тоже кое-что сделали.
– Синие Павианы? Да, помню. Я так поняла, что мальчик еще жив?
– Если это можно так назвать.