– Извини, – услышал Коннор, но сначала даже не понял, что это произнес Тарас, – таких мягких, почти нежных интонаций Вася в его голосе никогда раньше не слышал. – Ты мне так помог… Я просто хотел узнать, что ты за это хочешь. Мы могли бы…
От изумления Вася даже перестал ощущать боль. Тарас не мог не то что сказать, а даже подумать ничего подобного. Коннор открыл глаза. Гость смотрел на распростертого на полу программиста, явно ожидая ответа. И тут Вася понял, кто с ним разговаривает. Коннор непроизвольно облизнулся, но вместо горечи пива ощутил солоноватое тепло крови. Несколько осколков закончили свой полет на Васиных щеках, и теперь кровь стекала по лицу. Черный стальной паучок уже водил хоботом по полу вокруг хозяина, убирая осколки и разлившееся пиво.
– Извини, Ко… Тарас, – сказал Коннор. Робот, покончив с влажной уборкой, деловито провел мохнатыми лапками по щекам хозяина. – Но ты не в моем вкусе. Мне от тебя ничего не нужно, кроме черного.
Тарас облокотился на стол и закрыл лицо руками. Киберуборщик продезинфицировал порезы, и три точки – на левой скуле, щеке и на подбородке Васи – отозвались жжением. Робот залепил порезы пластырем. На передней консоли уборщика замигали зеленые огоньки. Коннор погладил стального паучка.
– Молодец, – сказал Вася. – Возьми с полки пирожок.
Робот обиженно хрюкнул – пирожков он не ел, да и не было их на полочке, – и укатил обратно в комнату. Программист поднялся и проковылял к столу. Голова кружилась, в глазах плавали черные точки.
– А я и не знал, что Костик гей, – сказал Коннор и отхлебнул из бутылки.
– Бисексуал.
– Ну да. Тарас, да ладно тебе… Я же все понимаю.
– Мне вот интересно, что будет со мной, когда я наткнусь на кого-нибудь… менее понимающего, – глухо сказал гость.
«Да ничего особенного», – весело подумал Вася, но деликатно промолчал.
– Что вообще со мной будет? – спросил Тарас. – Я окончательно стану им?
– Никто вплотную не занимался этим вопросом, – ответил программист. – А пик отключений сдвоенных синтур приходится на вторую неделю их существования, я специально посмотрел. Но мы же не спрашиваем клиенток, почему они требуют отключения. Может, за две недели им такая модификация ебарей надоедает. А может, две личности в одном мозгу за это время рвут общее ментальное пространство на клочки. Пойми, дружище, это ведь шизофрения в чистом виде. Разница только в том, что обе твои личности в равной степени реальны. И ты помнишь, что говорит и делает другой. И он тоже помнит твои действия. И иногда перехватывает управление на себя. Вам нужно как-то договориться, если вы – вы оба – хотите выжить. Другого пути нет.
Тарас молчал. Коннор покосился на лежащий между его руками сверток и произнес:
– Ты закончил свое маркетинговое исследование?
Гость молча придвинул пакет к Васе и отвернулся. Когда он снова посмотрел на Коннора, программист почти прикончил свою бутылку пива. Нетронутый сверток лежал на столе.
– Я хотел узнать, – устало сказал Тарас, – чего вам не хватает?
Он кивнул в сторону кристаллохранилища.
– Почему каждый из вас хочет примерить на себя личину Аристотеля, Гитлера, Воронцова, трехчленного марсианина?
– Не каждый, – возразил Коннор.
– Да, не каждый, – кивнул Тарас. – Так почему же ты выбираешь старый добрый черный? Ведь ты мог поиграть с этими масками на халяву. И от них ломок не бывает.
– Бывает, еще как, – угрюмо сказал программист. – Когда все тело воет – это одно, а когда крышу сносит и перестаешь понимать, Вася ты или Навуходоносор… Я не хочу хавать это дерьмо, не хочу прокручивать в подкорке косо слепленные тизеры. Пусть это будет бред – но это мой бред, а не криво хакнутая программа с «Белл Системз».
– Тизеры? – переспросил Тарас.
– А, ты ведь и не знаешь, – сообразил Коннор. – За то время, что ты провел вне игры, появилась новая идея – полной деташизации, или гомикрии. И теперь почти любой сеанс эктогенезиса – это тизер. «Стань Наполеоном всего за 200 тысяч евро», «Почувствуй себя Калигулой – только в этом месяце за 99 999 евро» и тому подобное – в конце каждого сеанса. Людей тошнит от этой жизни. Каждому худосочному подростку хочется установить новый порядок, стать властелином мира, подорвать проклятую систему и замочить при этом пару-тройку оборзевших гомиков.
Вася открыл себе новую бутылку пива, основательно присосался к ней и мрачно продолжал:
– А потеть в спортзале, качать мышцу, получить струю газа в нос от ментов и вкалывать на лунных рудниках, пока кровь из задницы не пойдет, никто не хочет. А так – все наверняка. Двести штук – и ты Калигула, пожизненно, с гарантией, причем с полной уверенностью в своей аутентичности. Так, приснится иногда смутный кошмар про заблеванную подворотню, нож, со звоном упавший на асфальт… Император проснется, разомнет затекшую до боли руку и забудет странный сон, от которого тряслись поджилки.
– Двести тысяч – это не такая уж крупная сумма, – заметил Тарас. – Но мне моя жизнь нравится. Всегда нравилась.
– Верю, – усмехнулся Вася.
Гость вопросительно приподнял бровь.
– В архивах «Иллюзивгейста» хранятся тысячи ментограмм, – сказал Коннор. – Тысячи душ, погруженных в электронный сон. И только ты один смог проснуться и спросить у программиста, у кого он теперь берет черный.
Тарас пожал плечами.
– Мне правда было интересно. Не буду больше вам мешать, – добавил он и встал из-за стола.
– Кому это нам? – переспросил Вася.
– Тебе и черному, – ответил гость. – Где мне лечь?
– Располагайся в комнате, – сказал Вася. – Я тут останусь.
– Спокойной ночи желать не буду, – усмехнулся Тарас и двинулся из кухни.
Когда он уже был в коридоре, Коннор окликнул гостя.
– А про что песня-то, Леша?
– Да про любовь, – морщась, ответил тот.
– Может, ты мне споешь? Этот аквариум можно настроить как эквалайзер. До концертного синтезатора этой поделке наших косоглазых друзей далеко, конечно, так ведь и я не Бетховен какой-нибудь, чтобы на качество исполнения через губу цыкать…
Тарас до крови прикусил губу. Он подумал о робостюарде на летучем дворце, который пытался преградить путь к аэрокару. Робот не сломался бы от короткого зависания системы, вызванного столкновением программ.
Но этим коротким моментом воспользовались другие, чтобы сломать его.
Тарас вздохнул и вернулся в кухню.
IV
Кто-то из домашних, уходя утром, открыл окно в кухне, поскольку день обещал быть жарким. Таня провела пальцами по чугунным завитушкам решетки и улыбнулась. Сегодня даже вульгарные петли и листочки казались ей прекрасными.
С минуты на минуту должен был придти Тарас.
Прощаясь с ней около такси, Тарас пообещал позвонить денька через три. Таня же думала, что звонок раздастся завтра, но почему-то у нее это не получилось. Сначала она хотела пожаловаться куратору проекта, но потом передумала. Пусть все идет, как идет.
Так даже интереснее.
Да и висок у Тани еще очень сильно болел.
Тарас позвонил на третий день, сообщил, что у него куча дел и они могут встретиться только в пятницу. Он разговаривал с ней так нежно, что Таня даже не рассердилась на неожиданное своеволие и согласилась. Да и пятница оказалась единственным свободным днем – экзамен у девятиклассников перенесли на субботу.
Таня отошла от окна, села за стол и взяла в руки очки. «И почему их так назвали», – рассеянно подумала она. Аппарат больше походил на старинное пенсне. Сходство с очками ему придавали только короткие дужки, которые заканчивались острыми, блестящими штекерами. «Разве что из-за темных стекол», – размышляла Таня. Несмотря на темные стекла, предназначением устройства было вовсе не защищать глаза от солнца, а совсем даже наоборот – включать внутреннее солнце души. Подумав так, Таня нацепила очки на нос и приладила штекеры к разъемам на висках. Пора было решать, в каком образе перед Тарасом появится его солнышко. «Пусть он увидит девочку-нимфетку», – подумала Таня и хихикнула.
В дальней комнате засигналил ноутбук – пришла утренняя почта. Электронная домохозяйка, скрипя колесиками от усердия, принесла ноутбук. Полученное письмо повергло Таню в глубокую задумчивость. Только она успела дочитать его до конца, как раздался звонок в дверь. Таня выключила компьютер, велела роботу отнести его на место и пошла встречать гостя.
– Че ты с собой сотворила? – сухо спросил Тарас вместо приветствия, пока Таня с наслаждением нюхала цветы, который он ей принес.
Очаровательная девочка в прозрачной маечке капризно надула губки:
– Тебе не нравится?
– Конечно, нет. Я не педофил. Я люблю, чтобы берешь в руки – маешь вещь.
Несколько сбитая с толку Таня приняла вид максимально близкий к тому, который был у нее во время вечеринки на летучем дворце. Роскошное бальное платье пришлось заменить на шелковый топик и короткую юбчонку – сегодня Таня заказала сеанс эктогенезиса только на 30 % тарифа.