– Нет у меня розетки, – говорит злая соседка.
– Не может, – говорю, – не быть розетки.
– Может, – уверяет соседка и грозится вызвать милицию.
– Хорошая у тебя соседка, – говорит мужичок. – Помирать будет, ей никто стакан воды не подаст.
Я точно не подам.
Пока мужик добывал электроэнергию из генератора, я рассказал про собаку. Он не засмеялся. И не удивился.
– Бывает, – сказал он. – Недавно вот так же дверь вскрывал, так ее попугай закрыл. Вырвался из клетки, сел на задвижку и защелкнул.
Я стоял, пораженный многообразием жизни. Моя история как-то сразу поблекла в сравнении с невероятными приключениями попугая.
Мужик тем временем просверлил дырочку, вставил в нее проволоку и отодвинул защелку. Получил положенные полторы тысячи и откланялся.
Не успел я заклеить защелку изолентой, как в дверь позвонили.
Открываю – менты. Капитан и старший лейтенант.
– Чего, – говорю, – надо?
– Нам сообщили, что в вашу квартиру ломились воры.
– А вы не получали сообщения, что в соседней квартире живет идиотка?
– А ты, собственно, кто? – спрашивают менты.
Я показал паспорт.
– А где воры?
– У соседки спросите.
Звонят к соседке. Она смотрит на ментов. Потом на меня.
– Так это ты? – умиляется соседка. – А мне показалось, воры.
– Креститься надо, когда кажется, – довольно банально отреагировал капитан.
– В следующей раз штраф выпишем, – сказал старлей, тоже не отличившись оригинальностью.
А соседку с тех пор я терпеть не могу. И, конечно же, пол на лестничной площадке никогда не помою.
* * *Тем более сейчас мне не до пола. Мне нужно на встречу с телевизионщиками. Вот и лифт подошел.
В моем подъезде два лифта и оба чуть живые. Один из них всегда не работает, а второй работает, но с трудом. Скрипит, трещит, иногда грохочет. Мне кажется, трос скоро оборвется. Вопрос в том, кто в этот момент будет ехать в лифте. Я бы предпочел, чтобы не я.
Зато у нас в Купчино, если кто не знает, есть поющие лифты. Это наш глава района придумал. Целых три поющих лифта. Нажимаешь на кнопочку – и играет Чайковский. Или Бетховен какой-нибудь.
«Жители теперь будут подниматься в свои квартиры не под монотонное дребезжание тросов, а под звуки классической музыки, – восхищалась наша районная веб-газетенка. – По мнению разработчиков проекта, это еще один кирпичик в фундамент петербургской культуры».
А первый кирпичик – это, видимо, мой лифт. В котором монотонно дребезжащий трос того и гляди оборвется. В моем лифте коли слушать, так только «Реквием».
Вообще-то, говорят, общественность идею поющих лифтов не оценила. Не уважает общественность Чайковского. Если бы Стас Михайлов играл, тогда другое дело.
Лифт доехал до первого этажа и раскрыл двери. Передо мной стояла дама с ребенком.
Дама шарахнулась в сторону и завизжала. Ребенок шарахнулся в другую сторону и тоже завизжал. Они думали, что я с собакой. А если я с собакой, то нужно визжать. Тогда собака залает, и можно поскандалить.
– Намордник нужно надевать, – крикнула дама.
– Кому? Мне?
– Собаке!
Я посмотрел по сторонам:
– Где вы видите собаку?
Дама издала зубовный скрежет.
Я прошел к выходу.
– Вам, молодой человек, намордник иногда тоже не повредит.
Я не стал спорить. В принципе, она права.
Глава вторая
Купчилэнд
Вот я и на улице. Хорошо на улице. Пройдешь влево десять метров – и начинается лужок. Там пасутся собаки с хозяевами.
Вчера на лужке скосили траву, и сегодня упоительно пахнет сеном. У меня дача на платформе «125-й км». Два с половиной часа на электричке. Так от дачи нужно полкилометра идти к реке, чтобы дойти до запаха сена. А здесь – десять метров.
Потому что здесь – Купчино!
Когда-то давно планировалось, что Ленинград будет расти и развиваться на юг. В сторону Пушкина и Павловска. А Купчино превратилось бы в центр города.
Ленинград не стал развиваться на юг. Он стал развиваться на север. А мы до сих пор стараемся доказать, что наше Купчино никакой не центр, а самая настоящая окраина. Надо сказать, нам это удается.
– Ты где живешь? – спрашивает тебя случайный знакомый.
– В Купчино.
– А чего не переедешь? – говорит знакомый и сочувственно покачивает головой.
Несколько лет назад весь город обсуждал газоскреб «Охта-центр».
– Возмутительно, – кричала общественность. – Нельзя уродовать центр города. Если очень надо, небоскреб можно построить в Купчино.
Нас, конечно, никто не спрашивал. Купчино, конечно, не жалко. Потому что Купчино нельзя изуродовать. Потому что из всех спальных районов наш – самый спальный. Из всех многоэтажек наши – самые однотипные. И только средние школы у нас не самые средние, а самые худшие.
Зато у нас много зелени. И под каждым третьим кустом кто-нибудь справляет нужду. Единственный во всей округе общественный туалет давно закрылся за отсутствием посетителей.
Ленинградская интеллигенция, выезжая из коммуналок, мигрировала на север. У них и названия соответствующие – метро «Академическая», метро «Политехническая». А у нас – станция метро «Купчино». Просто «Купчино». И до недавних пор – всего одна.
На закате советской эпохи по всему городу было полно гопников. Но только в Купчино гопник являлся типичным представителем биосферы. Только в Купчино ватник и кирзовые сапоги служили униформой и одновременно пропуском в светское общество.
Купчино – символ городской окраины. У нас чаще всего лопаются трубы и трескается асфальт. К нам реже всего приезжает начальство и чаще всего – гастарбайтеры.
Нам быстрее доехать до Царскосельского лицея, чем до Эрмитажа. Но мы в лицей не ездим. Равно как и в Эрмитаж.
Единственный относительно приличный вуз в нашем районе – Гуманитарный университет профсоюзов – наглухо огражден забором и чуть ли не колючей проволокой. Входы и выходы тщательно охраняются. Чтобы – не дай бог – никто из аборигенов не проник в обитель профсоюзно-гуманитарного знания. И чтобы будущие профсоюзные вожаки – чего доброго – не столкнулись с аборигенами.
Недавно известный московский журналист Панюшкин написал книжку. Главный герой должен был олицетворять собой рафинированного дегенерата. Но быть родом из Петербурга. Конечно, журналист Панюшкин поместил его в Купчино. А куда же еще?
А вообще-то у нас живет математик Перельман. Но его все равно никто никогда не видел.
Некоторые безответственные эксперты утверждают, что существуют новое Купчино и старое Купчино. И, дескать, старое Купчино интеллигентнее. Они, правда, не говорят – интеллигентнее. Они выражаются по-другому: старое Купчино – быдляцкий район, а новое – совсем быдляцкий.
Я живу в новом Купчино. В совсем новом. Три остановки на трамвае – и начинаются земли совхоза «Шушары». Но я ответственно заявляю: новое Купчино гораздо интеллигентнее старого.
Недавно встречался с приятелем у метро «Международная». В старом Купчино. Приятель опаздывает. Стою, читаю «Спорт-Экспресс».
Рядом стоят мальчик с девочкой. Целуются. А потом начинают драться. Он ее по лицу хлопнул, а она ему ногой по яйцам всадила. Немного подрались и снова целуются. А потом опять дерутся. И с упоением, надо сказать, дерутся.
Мне, конечно, интересно. Я «Спорт-Экспресс» в карман засунул и наблюдаю. Они уже майки друг на друге разорвали. А я гадаю, разорвет ли он на ней лифчик.
Подошел юноша, попытался разнять. Мальчик послал его. Громко и матом.
Затем дедушка подключился. Я-то не просто ждал, что мальчик на девочке лифчик порвет, но ждал с надеждой. А дедуля, видимо, узрел потенциальное нарушение общественной нравственности. Ну и огреб дедуля. Пока он на асфальт не свалился и не запросил пощады, они его вместе пинали. Так сказать, временно объединили усилия для борьбы с общим врагом. Вроде как Советы и Штаты против Гитлера.
А потом вышел мент и отвел их в отделение. Мальчик как-то сразу присмирел, а девочка громко мента материла.
А вы говорите, старое Купчино…
Не может старое быть культурнее нового. Потому что новое примыкает, можно сказать, к Царскому Селу и солнцу нашей поэзии, а старое – к Лиговке.
Вы знаете, что такое Лиговка? Там еще при царе находилось Государственное общество призрения. Туда беспризорников доставляли. После революции общество переименовали в Государственное общежитие пролетариата. Сокращенно – ГОП. Отсюда и гопники.
Недаром Лиговку с Купчино объединили. Вместе мы составляем Фрунзенский район. У нас даже журнал для детей выходит – «Фруня». Выходит ли на Васильевском острове журнал «Васька»? Издаются ли в Кировском и Курортном районах «Киря» и «Куря»? Где колпинский «Колпак» и московскорайонный «Москаль»? Нету! А у нас есть «Фруня».
Хотя я лично против того, чтобы дети читали. Они глупые и все понимают превратно. Шиворот на выворот они понимают. Наперекосяк.