Самое удивительное, что даже шофер на выезде из города закричал на солдата:
– Ты чего – не понял? КСП позови!
Наверное, это заразно. Или думают: мы, мол, не хуже ядерщиков.
Короче говоря, ОЯТ привозят в специальных вагонах. Разгружают и отправляют на несколько лет в бассейн. Это самый мрачный бассейн из всех, которые мне доводилось видеть. Ходишь по плитам, между которыми довольно большие щели. Над головой жуткие металлические конструкции. Нелепый плакат «Слава труду». Мир после техногенной катастрофы. Сквозь щели видно, как под толщей воды стоят то ли ТВЭЛы, то ли ТВС. В общем – ОЯТ. Остывает. Ждет очереди на переработку. Как правило, несколько лет.
Переработка заключается в следующем. Из ОЯТ выделяют ценные компоненты. Как выразился главный инженер:
– Наш завод выпускает товарную продукцию трех ассортиментов: уран, плутоний и нептуний.
Мне очень понравилось, как он это сказал. С достоинством, но спокойно. Как будто три ассортимента – это бублики, рогалики и ромовые бабы.
В общем, полезное идет назад – в ядерный реактор. А бесполезное превращают в стекло и в таком виде хранят. Для безопасности. Если бы в 57-м году хранили в остеклованном виде, ничего бы не взорвалось.
Процесс остекловывания нам показали, но ничего интересного. Я ожидал нечто вроде мартеновской печи, а вместо этого – в темноте видна какая-то красненькая полосочка.
Мощности завода рассчитаны на переработку 400 тонн в год, а загружены только на 200 тонн. А французы с англичанами перерабатывают на двоих 3000 тонн. А шведы ОЯТ вообще принципиально не перерабатывают, только хранят. От выводов воздержусь.
В качестве философского обобщения: я думаю, человечество погубит само себя. Не обязательно атомщики, может, генетики, но кто-нибудь обязательно погубит. Зато бобрам будет хорошо.
* * *– Ваше Купчино тоже нужно колючей проволокой огородить, – сказал шофер.
– А мне было бы страшно поехать в такой жуткий город, – сказала Аня. И хотя ей нисколько не было страшно, крепче прижалась ко мне.
Я не возражал. Я только заказал новую порцию коньяку, поскольку первая закончилась.
– Какой коньяк? – возмутился Жора. – Нам еще репортаж снимать.
– Иди, – сказал шофер, – снимай.
– Вы только посмотрите! – заорал Жора. – Он накосячил. Из-за него мы сидим тут в осаде. И он же еще издевается!
– По-моему, хорошо сидим, – засмеялась Аня и заерзала у меня на коленях.
– Я категорически запрещаю пить коньяк, – сказал Жора.
Все фыркнули.
– По крайней мере, я пить больше не буду.
Я вздохнул и сказал, что Жора напоминает мне одного человека.
Помню, в середине 90-х мы, как бы молодые политики, ездили в Данию учиться демократии. Целыми днями мы ходили по экскурсиям и слушали лекции. К счастью, на лекциях давали пиво. В Дании везде дают пиво.
Вечерами наша компания околачивалась по кабакам. Нередко заруливала в Христианию выкурить косячок. Мы были не прочь развлечься и с датскими девушками, но пьяные обдолбанные русские спросом не пользовались.
Зато как-то раз, выкурив косячок, я сорок минут разговаривал с негром. Не знаю, на каком языке мы разговаривали. Лично я говорил по-русски. А он – совершенно точно – не по-русски. Но мы прекрасно друг друга понимали. Мы шутили и смеялись. Короче говоря, отлично провели время.
В нашей группе был молодой человек, которого мы звали… Неважно, как мы его звали. Не буду вводить в искушение ревнителей нравственности. Назовем его Петя. Он ходил в костюме и плаще советского покроя. Датчане всерьез принимали Петю за сотрудника кейджиби.
Каждый день после официального ужина он отправлялся в общежитие, где мы жили, спать.
– Завтра рано вставать, – говорил Петя.
– И что? – спрашивали мы.
– Нужно выспаться.
– Зачем?
– Чтобы не засыпать на лекциях, – отвечал Петя.
Петя мог безо всякого ущерба для умственного развития спать на лекциях, поскольку лекции читались по-английски, а Петя английского не понимал.
Как-то раз мой приятель рассказал Пете анекдот.
Беседуют два джентльмена.
– Хотите сигару? – спрашивает первый джентльмен.
– Я не курю, – отвечает второй. – Я один раз покурил, потом долго кашлял. Мне не понравилось.
– Может, выпьем виски?
– Я не пью, – отвечает второй джентльмен. – Я один раз выпил, потом болела голова. Мне не понравилось.
– Может, сходим в кино? Посмотрим боевик?
– Я один раз смотрел боевик, – отвечает второй джентльмен. – Мне не понравилось. К тому же мой сын говорит…
– Извините, – вежливо говорит первый джентльмен, – насколько я понимаю, это ваш ЕДИНСТВЕННЫЙ сын?
Анекдот не слишком смешной, но он так подходил к Пете, что я долго и как-то истерически смеялся.
А Петя даже не обиделся. Он спросил, в чем смысл. Мы не смогли ему объяснить.
– Смешная история, – захихикала Аня, уже отпившая коньяка из второй порции. – И анекдот смешной.
Все, кроме Жоры, согласились, что история подходящая.
Глава девятая
В осаде
– Долго мы будем здесь сидеть? – всхлипнул Жора. – Может, они уже ушли?
Я пошел посмотреть. Вернувшись, вынужден был огорчить коллег. Они не только не ушли, их стало человек пятнадцать.
– Они нас боятся, – с гордостью сказал оператор. – Чувствуют, что всемером им не справиться.
Жора нервно ерзал на стуле. Искал выход из создавшегося положения. Не найдя, обрушился то ли на шофера, то ли на судьбу:
– Как можно было нарваться на ровном месте?!
– Проблемы, – говорю, – всегда возникают на ровном месте. Именно там, где их никак не ждешь.
Рассказ про английскую королеву и российскую милицию
Когда я учился на истфаке, был у меня приятель Леха. Я-то купчинский, а Леха – с Васильевского острова. Но он все равно был странный.
Он, например, гордился своим отцом-доцентом. Но рассказывал про него только одну историю. Как-то, мол, раз позвонил в отцовскую квартиру человек и попросил стакан воды. А отец ему и отвечает:
– Может, тебе еще хуй подмыть?
В этом месте Леха истерично смеялся.
Нам казалось, что этот рассказ не красит Лехиного отца. А ему, наоборот, казалось, что красит. На вкус и цвет, как говорится, товарища нет.
Сам Леха играл на гитаре, пил водку, рассказывал анекдоты и слыл отличным товарищем. Мы с ним почти дружили.
Однажды утром пришли мы на военную кафедру. И нас с Лехой назначили дневальными. Вернее, мы сами вызвались. В этот день предстояла контрольная по предмету «Стрельба и управление огнем». А мы с Лехой плохо управляли огнем. После наших расчетов виртуальные снаряды летели неуправляемо, падая в самых неожиданных местах. Так что мы с удовольствием согласились подневалить.
В обязанности дневальных входило сидеть за столом у входа и после занятий помыть пол в коридоре. Больше ничего. Довольно скучно.
Мы поговорили про русскую революцию. Про семнадцатый, так сказать, год. Надо заметить, что Леха имел голову со смещенным центром тяжести. Он читал много исторических книг. Штирлиц уверял, что запоминается последнее. Оно, конечно, так, но Леха вообще реагировал только на последнюю книжку. Все предыдущие напрочь стирались из его памяти.
Прочитав, какие-нибудь «Очерки русской смуты» генерала Деникина, Леха возбуждался и кричал на каждом углу:
– Подлые большевики! Немецкие деньги! Немецкие шпионы!
В кафе «Венеция», что располагалось в здании Кунсткамеры, Леха произносил тосты за здоровье государя императора. Хотя я неоднократно указывал ему, что пить за здоровье покойного императора неприлично и даже в некотором роде кощунственно.
Потом обеспокоенный папа-доцент выдавал Лехе какую-нибудь советскую книжонку. Какой-нибудь «Кризис самодержавия в России». Леха опять возбуждался, но теперь кричал:
– Палачи и душители свободы! Столыпинские галстуки! Столыпинские вешалки! Долой Николая Кровавого!
В то время, когда мы оказались дневальными, Леха читал «Дни» Шульгина. То есть находился в монархическом фазисе. А я всегда в нем находился. Спора не получилось. Беседа быстро заглохла.
Поиграли в крестики-нолики, но через час наскучило.
Обсудили, что наш однокурсник по кличке Руст – придурок. Он был старостой и получал на всех стипендию. Мы уговорили его пропить чужие стипендии, а он согласился. Поверил, что мы впишемся и отдадим. А мы, конечно, не вписались. И теперь девушка Маша, которая дружила с кавказцами, поставила его на счетчик. Ну не дурак ли?
Так мы скоротали первую пару. Началась вторая.
– Может, я за пивком сгоняю? – спросил Леха.
– С ума сошел. Мы же на боевом посту.
Помолчали.
– Давай так, – предложил Леха. – Я сгоняю и попью пивка. А потом ты сгоняешь и попьешь. Получится, что на посту мы не употребляли.
– Скучно, – говорю, – пить пиво в одиночку. Давай уж сгоняй и приноси сюда.