И повсюду, куда я забредаю, ходят люди. Они не ходят по асфальтированной дорожке. Они, проваливаясь в грязь и утопая в лужах, упорно прут напрямик, чтобы срезать 10–15 метров.
Старуха ведет через трясину внучку.
– Осторожно, не запачкайся, – кричит старуха, забрызганная грязью по пояс.
– Постараюсь, – отвечает внучка, стоя по грудь в воде.
И можно свернуть, обогнуть, но мы выбираем трудный путь.
Каждую зиму мы включаем обогреватели. И знаем, что электричество не выдержит. И все равно упрямо включаем по обогревателю в каждой комнате. Свет гаснет. И мы сидим без обогревателей и без света. И пытаемся вскипятить чайник на свечке, потому что плиты в нашем доме электрические.
И я тоже всегда включал обогреватели, пока собака не перегрызла в них провода. В первом перегрызла – я ее сильно побил. Она поскулила и перегрызла во втором. А потом – в стиральной машине. Потому что это наша собака. Российская. Исконная и посконная.
И так во всем. Один мой приятель решил доказать, что умеет зубами пиво открывать. Ему говорят:
– Не надо. У нас открывашка есть.
– Зубами, – говорит, – сподручнее.
Один зуб поломал, со второго эмаль содрал, всех пивом обрызгал, но открыл.
А еще были у меня приятели в археологической экспедиции. Они уверяли, что комаров в палатке нужно убивать вилкой. Так, мол, удобнее всего.
И, действительно, перебили всех комаров этой самой вилкой. Продырявив всю палатку.
Когда дожди начались, у них в палатке воды по щиколотку было. Они ее специальной археологической лопаткой вычерпывали. А носки кидали прямо в костер, уверяя, что так они лучше сушатся.
Мы любые преграды преодолеем, а особенно если этих преград и вовсе не существует. Потому что нет на земле такой силы, чтобы русского человека одолеть.
И мы обязательно эту Аллею блогеров найдем. Но позже. А пока я предложил зайти в обнаруженный нами кабак. Какая-никакая, а достопримечательность.
– Идите, я чуть попозже подойду, – сказал шофер.
Мы пошли. У входа стояла группа гастарбайтеров. Они оглядели нас семью парами недобрых глаз.
– Все-таки зря им разрешают по улицам ходить, – сказала Аня, усевшись за столик.
– То есть как? – удивился Жора.
– Я не против того, чтобы они ходили по улицам, но не сами по себе. Пусть ходят в сопровождении. Пусть их, например, казаки патрулируют.
– Казаки не лучше, чем они, – сказал я.
– Нет, казаки лучше, – заспорила Аня. – У меня родственники живут в Калачена-Дону. Там казаки искоренили наркоманию.
– Перебили всех наркоманов?
– Нет, перебили всех наркоторговцев.
– Правильно, – согласился оператор.
Однако Жора – вопреки очевидности – продолжал отстаивать либеральные ценности.
Я вспомнил свое первое и единственное общение с казаками.
Рассказ о том, что не только шашка казаку во степи подруга
На дворе стояли девяностые годы. Их вторая половина. Я состоял тогда в молодежном союзе партии «Яблоко». И мы поехали на слет молодых активистов Ленобласти. В какой-то пансионат. Или в пионерлагерь. Короче говоря, на природу.
Приехали. Заселились. Перекурили. Поучаствовали в спортивных состязаниях, проиграв сначала в футбол, а потом в волейбол.
– К завтрашнему семинару нам нужно нарисовать графики и диаграммы, – сказал активист Коля, самый молодой из нас и самый активный.
– Рисуй, – сказали Коле. – А мы пока пойдем водки выпьем. Чтобы графики лучше рисовались.
Купили в столовой водки. Наверное, все-таки пансионат был. Вряд ли в пионерлагерной столовке продают водку.
Пошли на озеро. Наломали веток, развели костерок. Природа показалась нам чудной, а вот водка – паленой.
– Ерунда, – сказал активист Алексей, работавший в городском комитете по транспорту. – Отличная водка. У меня приятель в ванной водку делает, так эта не хуже, чем из ванной.
Активиста Алексея мы уважали как человека практического. Он жене за счет комитета по транспорту зубы вставил. И уверял, что зубы числятся на балансе комитета.
Потом его, кстати, уволили. По идее, зубы жена должна была вынуть и вернуть в комитет, по месту их, так сказать, профильной принадлежности. Жену я встречал – вроде с зубами. Наверное, успела приватизировать.
Несмотря на общее уважение к активисту Алексею, по поводу водки мы остались при своем мнении. Паленая. Но не выкидывать же.
Выпили. Пили быстро, большими глотками, давясь и отплевываясь. Быстрее выпьешь – быстрее помрешь, если что.
Мы не умерли. Остались живы. Но водка все-таки была какой-то странной. Вселилась в нас от этой водки безудержная эйфория. Причем агрессивная.
Сначала активист Максим посадил активиста Игоря задницей в костер. Потом мы вернулись в лагерь и пошли ужинать. Сидим, едим. А активист Игорь ест, но не сидит. У него задница в костре обгорела, и по этой причине сидеть он не может, а настроение имеет крайне скверное.
И тут заходят в столовую активисты партии «Демократический выбор России». Милые интеллигентные стариканы.
– Чем нас угощают? – спрашивает интеллигентный старичок в очках.
– Здороваться нужно, – сердито говорит активист Игорь, засунувши руку в штаны и потирая больную задницу.
– Извините, – говорит старикан. – Здравствуйте. Приятного аппетита.
– Пошел на хуй, – говорит активист Игорь, достав руку из штанов.
Все мы, конечно, испытываем некоторую неловкость. За исключением активиста Игоря, который ничего не испытывает и только рассматривает вынутую из штанов руку.
– Мы вроде бы вам не хамили, – говорят старички, и поспорить с ними трудно.
Как известно, лучшая защита – это нападение.
– Вы, – говорим, – со своим Гайдаром всю страну обворовали.
Переводим, так сказать, конфликт из бытовой плоскости в принципиальную. Практичный активист Алексей добавил, что лично его они тоже обворовали, и потребовал компенсации. Демократы переглянулись и протянули Алексею десять долларов. Алексей обиделся, но деньги взял.
Затем мы спустили с лестницы патриота, который привязался к нам с вопросом, почему Явлинский поддержал Указ 1400.
И, наконец, мы пришли на поляну, которую облюбовали казаки, тоже оказавшиеся областными активистами. Старые казаки были бородаты и пьяны. Молодые – низкорослы и кривоноги, их шашки волочились по земле. Они пели песни.
Казачьи песни жутко занудные. Это у Розенбаума казачьи песни веселые, а у настоящих казаков, то есть у тех, которые при шашках и бороде, – занудные.
– Чего вы фигню поете? – спрашиваю я. – Сбацайте чего-нибудь веселенькое.
– Уйдите, – говорят казаки, – отседова, Христа ради.
Слово за слово – сцепились. Казаков – человек тридцать, а нас пятеро. Еле ноги унесли.
На следующий день эйфория прошла. И агрессия вместе с ней. Появилась вялость и сухость во рту. Мы с Артуром пошли за минералкой. Купили по бутылке – выпили в один заход. Купили по второй.
Идем, воздухом дышим, а на полянке сидят две фемины. На вид – кондиционные и доступные. Завязалась беседа. О погоде, о природе, о пище, которую подают в столовой. В общем, вполне светский и благопристойный разговор.
А фемины допивают свой грейпфрутовый ликер и заявляют:
– Проводите нас до коттеджа.
– С удовольствием, – говорит Артур.
– Вы без провожатых боитесь ходить? – шучу я.
– Боимся, – серьезно говорит одна из фемин и даже глаза пучит, чтобы показать, как сильно боится.
– Вы не слышали про «яблочников»? – спрашивает вторая.
– Нет, не слышали, – говорим мы, переглянувшись.
– Говорят, у нас в лагере завелись какие-то «яблочники», – объясняет вторая фемина.
И прямо так про нас и говорит – завелись. Будто мы тараканы или крысы какие.
– И что? – спрашиваем мы.
– А то, – говорит вторая фемина укоризненно, словно разъясняя элементарные вещи неразумным детям. – А то, что эти «яблочники», говорят, полные отморозки.
– Вряд ли, – говорит Артур. – «Яблочники» не могут быть отморозками. «Яблоко» – партия интеллигенции.
Это он листовку цитирует, которую мы же с ним и сочинили.
– Какая там интеллигенция! – возмущается первая фемина. – Они вчера выбороссов избили, с казаками подрались и чуть ли не изнасиловали кого-то.
– Действительно, отморозки, – согласился Артур.
– Вы с ними поосторожнее.
– Мы, – говорю, – люди мирные, но от этих отморозков будем держаться подальше.
– Правильно, – говорит вторая фемина. – С ними и без вас разберутся. Мы слышали, казаки их вечером пороть будут.
– Как пороть? – поперхнулся я.
– Обыкновенно. Нагайками.
– Вы точно знаете?
– Стопудово, – гордо заявляет фемина. – Мы с ними утром болтали, а вечером у нас с ними свидание.
– Мы, – говорю, – пожалуй, пойдем.
Мы сели на крыльцо и пригорюнились. И солнце светило уже не так ярко, и лес казался не волшебным, а зловещим, и ближайшее будущее рисовалось в самых мрачных тонах.