– Хрен с ней, с буфетчицей, – кричали все вокруг. – Бухнем от души! Доставай! Наливай!
Я повторил сентенцию Ронсара про постель и могилу. Большого успеха не имел, но кое-как прокатило.
Мы славно выпили. Нас проводили до железнодорожного моста и даже подарили на прощание литр какой-то сивухи.
Тут надо отметить, что с правобережного Толмачева в левобережное люди ходят через железнодорожный мост. Напрямик. На машине нужно делать большой крюк, чтобы проехать через автомобильный мост.
Мы вернулись в наше – деревенское – Толмачево и уселись на автобусной остановке. Если кто в Толмачево пьет, то всегда на автобусной остановке.
Про Аркашу с пианисткой мы забыли. И вдруг он подкатывает. На мопеде. Бухой в дупелину.
– А где пианистка? – спрашиваем мы.
– Потерялась, – говорит Аркаша и смеется.
– Как потерялась?
– Сказала, что вас собираются убивать. Потребовала, чтобы я немедленно отвез ее домой.
– И ты бросил товарищей в беде?
– Я… я хотел… я не хотел… не мог, – бормочет Аркаша и лезет целоваться. Ко всем по очереди.
– А дальше? – спрашиваем мы.
– Дальше мопед заглох.
– Где?
– На Киевском шоссе.
На Киевском шоссе – это километрах в семи.
– Но ты же, – говорим, – как-то доехал.
– Дайте выпить.
Мы налили Аркаше полстакана.
– Я мопед заводил, заводил… заводил, заводил… и вдруг он поехал.
– Ты уехал и бросил пианистку черт знает где?
– Я хотел развернуться, но не смог.
– Идиот.
– Я не идиот, – кричит Аркаша. – Я сейчас мопед заведу и поеду за ней. За моей, – говорит, – пианисткой.
– Не сможешь ты его завести, – мрачно констатирует Толик.
Он, разумеется, прав. Мотор, конечно же, не заводится. Видимо, наступила полночь, и мопед, как положено, превратился в тыкву.
– Смогу! – кричит раздухарившийся Аркаша. – Я все могу! Хотите, сяду и насру посреди дороги?
Мы равнодушно пожимаем плечами. Хочет – пусть насрет. Даже забавно.
Аркаша садится на дорогу, спускает штаны и начинает гадить. Серьезно и сосредоточенно.
Вдруг вдали слышится гул. Аркаша оглядывается и видит, что на него едет машина.
Он пытается, так сказать, закончить с испражнением и надеть штаны. Но, как известно, это дело легче начать, чем закончить.
Машина останавливается, и в свете фар блестит белоснежная Аркашина жопа.
Через некоторое время из машины выходит пианистка. Как потом выяснилось, она эту машину на шоссе поймала и попросила подвезти.
Пианистку просто узнать нельзя. Глаза выпучены. Губешки дрожат. Хочет чего-то сказать, да не может – задыхается от гнева и ненависти.
– Это… это я от любви, – крикнул Аркаша.
Пианистка любовный порыв не оценила. Ушла и даже не улыбнулась. Аркаша неделю ходил к ней в гости, но она не принимала. Любовь всей жизни увяла, не успев расцвести.
– Он же хороший, просто выпил лишнего, – сказали мы пианистке при встрече. По сути, мы всего лишь повторили слова, которые она сама когда-то говорила.
– Нет, – ответила пианистка. – Теперь я знаю, какой он на самом деле. На дороге он, можно сказать, показал свою сущность.
– Он жопу показал, а не сущность, – заметил Толик.
– Он показал сущность, – сказал я. – Просто она предстала нам в виде жопы.
Пианистка ничего не сказала и ушла играть то ли Шопена, то ли Бетховена то ли на пианино, то ли на фортепьяно – я не разбираюсь.
Глава пятая
Карьеры и карьера
Мы погрузились в машину. Оператор с камерой сел на первое сидение, а я с Жорой и Аней сзади.
– Здесь карьеры чудные, – сказал шофер. – Я там недавно купался.
– Там как раз недавно холерную палочку обнаружили.
– То-то, я смотрю, у меня живот болит.
– Ты сходи на карьеры покакай. Там кустики есть, – посоветовал Жора, а оператор, вспомнив мой рассказ, вставил:
– Только не на шоссе.
Все посмеялись непритязательным шуткам.
– А я бы не бросила парня только за то, что он… ну… покакал на шоссе, – сказала Аня, традиционно покраснев.
– Парню просто не повезло, – согласился оператор.
– Что есть повезло, а что есть не повезло? – задумчиво спросил я.
Когда в детстве я занимался фехтованием, у нас один деятель колол шпагой в мишень. Излишне надавил – шпага переломилась и воткнулась ему наконечником прямо в лоб. Постояла с полминуты и упала. Повезло ему или нет?
– Конечно, повезло, – сказала Аня. – Шпага могла бы воткнуться в глаз.
– Тогда другой пример. Из той же области. Другой деятель фехтовал без бандажа. Знаете, что такое бандаж?
Все знали, что бандаж – это такая штука, которую надевают на яйца.
Плохому фехтовальщику, как и плохому танцору, яйца мешают. А яйца в бандаже мешают даже хорошему фехтовальщику. Уверен, что храбрый гасконец д’Артаньян фехтовал без бандажа. Вот и наш деятель – без бандажа.
Все остальные тоже фехтовали без бандажа – и нормально. А этому противник разрезал мошонку.
– Ужас! – взвизгнула Аня.
– И чего? – засмеялся оператор.
– Ничего. Приехала «скорая», вставили яйца обратно и зашили.
Все помолчали.
– Повезло ему или нет?
– Конечно, не повезло, – сказала Аня. – Бедненький.
Казалось, она сейчас заплачет. Или побежит разыскивать бедолагу с заштопанной мошонкой, чтобы проверить, в порядке ли его агрегат после хирургического вмешательства.
– А, по-моему, повезло, – назидательно сказал я. – Мошонку же заштопали, а могли, предположим, не успеть. К тому же человек нарушил технику безопасности, поэтому о невезении вообще не может быть речи.
– Зачем же вы нам об этом рассказываете? – спросила Аня.
Я не знал – зачем. Я редко знаю, зачем и о чем рассказываю. Но тема везения мне определенно нравилась.
– Все это ерунда, – встрял шофер. – Вот у меня был случай, так это случай. Знакомый пошел к тестю на день рождения и прихватил бутылку шампанского. Открыл он, значит, шампанское, а пробка вылетела, разбила новую люстру и выбила тестю глаз.
– Новый? – спросил Жора.
– Что?
– Глаз, говорю, новый?
– Нет, – сказал шофер. – Глаз старый, но тесть его очень любил.
– Ты его не слушай, – обратился ко мне Жора. – Он вечно всякую чушь придумывает.
– Ничего я не придумал. Истинная правда. Клянусь честью, правда, – несколько старомодно убеждал шофер.
Я давно заметил, что в телебригадах шоферы обычно самые общительные. А корреспонденты, как правило, хмурые и неразговорчивые. По уму, это шоферы должны служить корреспондентами, но то ли природа, то ли начальство всегда что-то путает.
Тем временем шофер рассказал вторую историю.
Завела себе старушка карту в Сбербанке.
– Никому ее не давайте, – сказали старушке.
– Даже внуку?
– Даже внуку.
– Хорошо, – сказала старушка.
– Пин-код запомните и никому его не говорите.
– Даже внуку?
– Внуку в первую очередь не говорите. Внуки – они известно какие, им лишь бы бабкину пенсию пропить.
Заучила старушка пин-код, а в карточке сделала дырку и повесила ее на шею навроде ладанки.
Пошла снимать деньги. Деньги она снять хочет, а карточку с шеи – не хочет. Так и вставила карточку, не снимая.
Карточку автомат принял, а веревка, видимо, короткая была. Ну, бабку за карточку и потянуло. Морду по экрану размазало, бабка стоит, не втыкает, чего делать.
– Вводи, бабка, пин-код, – советует публика.
А бабка-то с размазанной по экрану мордой цифр не видит, тычет пальцами наугад.
Ввела два раза – оба неправильно.
– Давай, – говорит ей мужик, – я тебе введу. Ты мне только номер скажи.
– Не скажу, – говорит бабка. – Мне в Сбербанке велели никому пин-код не говорить.
И вводит третий раз. И опять, конечно, неправильно.
Когда три раза вводишь неправильный пин-код, автомат карточку заглатывает.
Автомат – он же дурак, он не знает, что тут бабка на привязи стоит. Он карточку вместе с бабкой заглатывает. Точнее – душит бабку веревкой. Так бы и задушил, если бы наш шофер не подскочил и не пережег веревку зажигалкой. Вот это действительно повезло бабке. Не попадись наш шофер, гнить бы ей на кладбище, где ей, по правде сказать, и место.
– Чего ты гонишь?! – не вытерпел Жора.
– Он эту историю в интернете прочитал, – заявил оператор.
– Честное благородное слово, – поклялся шофер, – сам там был и сам пережег зажигалкой, чтобы спасти старушку от верной погибели.
Все поежились от неловкости за шофера.
– А мне вот с карьерой не везет, – робко сказала Аня.
– Какие твои годы! – успокоил Жора.
По-моему, глупое успокоение. С карьерой либо везет, либо не везет. А годы здесь совершенно ни при чем.
Мне, например, тоже с карьерой не везет. Я, например, нигде в штате не задерживаюсь. Дольше всего я работал в штате одной спортивной газеты. Полтора года. Правда, за три приема. Три раза устраивался, отрабатывал по полгода и увольнялся.
Газета, надо сказать, была странная. Ее содержал миллиардер Т***. Так-то миллиардер жил в Австралии, но имел дачу. А соседом по даче числился наш главный редактор. Он – за шашлыками – и уломал миллиардера запустить амбициозный проект – спортивную газету, которая утерла бы нос «Спорт-Экспрессу» и прочим гигантам спортивной журналистики.