– А если… если он меня после этого бросит?! – ахнула она, и прекрасные, как у матери, серые глаза наполнились слезами.
– А если бросит после? – резонно заметила мать. – Шила в мешке не утаишь, девочка моя! Расскажи! Володя прав. Итак… Дальше… Твоя новость, сынок.
Володя встал за стулом, на котором сидел, вцепился в спинку. И почему-то разволновался. Он когда Маше предложение делал, так не волновался. А тут…
– Я женюсь! – выпалил он и счастливо рассмеялся. – На самой прекрасной девушке на свете. У нас нет с ней общего хозяйства, мы не жили с ней вместе и не поняли пока, готовы ли воспитывать наших детей, но… Но я люблю ее!
– Оч романтично! – съехидничала тут же Настя. – Любовь! Это, конечно, важно! Много важнее прагматичных жизненных устоев!
Мать отмахнулась от нее, как от назойливой мухи, прищурила на сына глаза.
– Кто она, сын? – еле разлепив губы, спросила Эльза Эдуардовна. – Мы знаем ее семью?
– Мама, мама, ну какая семья?! О чем ты?! – нервно дернул он плечами. – Она прекрасная девушка, мы вместе работаем.
– Она кассир в банке?! – презрительно фыркнула мать.
Настя разразилась ядовитым смехом.
– Нет, она начальник кредитного отдела, в котором я работаю. Ее семья… Я так понял, ее родители весьма состоятельные люди, живут где-то за границей.
– Уже лучше… – меланхолично кивнула мать и тоже встала, как и сын, за спинкой стула. – Ну а теперь и моя новость, дети… Я выхожу замуж.
– Кто он? – выпалили они с Настей в один голос.
– Вы отлично с ним знакомы. Лукин.
– Дядя Слава? – Голос Володи осип от волнения.
– Да, это Вячеслав Иванович, адвокат отца. К слову, благодаря ему я и выплыла из долговой ямы, в которую ваш папочка меня загнал!
Голос ее был до отвратительного ледяным и колючим, таким она об отце еще ни разу не говорила. И Володя мог бы запросто поспорить насчет помощи дяди Славы. Он бы мог напомнить, что именно дядя Слава находил все новые и новые долги отца. Это он, по сути, разорял семью несколько лет после того, как приговор отцу вступил в силу.
Но он не стал ничего говорить. Он ведь не знал точно, поэтому все его подозрения и обвинения могли оказаться ложными. Но… Но выбор матери показался ему по меньшей мере странным.
В свои пятьдесят два года она выглядела едва ли на сорок. Маленького роста, хрупкая, с изящной фигурой, стройными ногами, потрясающе красивым лицом, мать великолепно оттеняла первобытную красоту их отца. Кому-то он мог показаться непривлекательным – Филиченков Игнат Владимирович. Тому, кто его ненавидел. Володя же считал его самым сильным и самым красивым. Особенно когда у того глаза горели азартом. Тогда даже воздух вокруг него накалялся и подрагивал, как в жаркий июльский полдень.
А дядя Слава…
Рыхлый, рыжеволосый, веснушчатый пройдоха-адвокат со странными желтыми глазами, которые он без конца по рысьи прищуривал. Заискивающие манеры, противные волосатые пальцы с коротко остриженными квадратными ногтями. Двусмысленные шуточки.
Володя, мало сказать, опешил. Он разозлился ее выбору. Но промолчал. Настя не сдержалась.
– Могла бы себе и получше найти, – недовольно буркнула она. – С твоими данными, мама!
– А что с ним не так? – Мать беспечно пожала плечами. – Да, не красавец. Да, в сравнении с отцом он проигрывает. Но мне обещана беззаботная жизнь – и это главное.
– Ага, – не сдавалась Настя. – Но в этой беззаботной жизни тебе придется с ним спать, мам!
Мать отвернулась от них к окну. И какое-то время они наблюдали ее поникшие плечи, понурую спину. Потом вдруг спина выпрямилась, мать повернулась к ним с широкой улыбкой. И сказала, будто не слышала неприятных слов от дочери:
– Предлагаю в следующее воскресенье встретиться всем вместе. Володя со своей девушкой. Как ее зовут, сын?
– Маша.
– Прекрасное имя, – фальшиво улыбнулась Эльза. – Итак, Володя с Машей, Настя с Виктором и я со Славой. Устроим всеобщие смотрины. И… поговорим о том, как нам дальше жить. Хорошо?
Все согласились. Володя помог девочкам убрать со стола. Они едва разговаривали друг с другом. Все больше по необходимости. И он очень рад был, когда, собрав кое-что из вещей, вышел из квартиры на лестничную клетку.
Маша должна была быть дома. Собиралась наводить порядок в квартире. Он едет к матери на обед, она делает уборку. Так они договорились, нацеловавшись за утренним кофе до головокружения.
Маша, Машенька, Машуня…
Володя тепло улыбнулся, вспомнив ее смущение после неудавшегося выезда за город неделю назад. Ничего страшного. В семье всякое бывает. Это не преступление. Маленькая такая оплошность, сказал он ей, чуть раздвинув большой и указательный пальцы. Все будет хорошо. Все у них будет хорошо. И даже больше!
Вот только надо будет рассказать ей о своем отце. Как-то правильно рассказать. Чтобы она не отпрянула в испуге. Чтобы не шарахнулась от него и не перестала любить. Он найдет правильные слова, умные, достойные. Не станет никого оправдывать, но и не станет никого осуждать. В конце концов, он же его папа – Филиченков Игнат Владимирович. А родителей, как известно, не выбирают.
Володя вышел на улицу, поежился от пронзительного ветра, сразу вцепившегося в его непокрытую голову. Дошел до машины, швырнул сумку на заднее сиденье. И только тогда увидел под левым «дворником» темный, почти слившийся с темным стеклом, конверт.
– Что за ерунда?!
У него сразу заныло все внутри. Неприятно сначала дернулось, рухнуло куда-то вниз и следом болезненно заныло. Володя огляделся. Во дворе, кроме него, никого не было. Погода была дрянной, начинался мокрый снег, кто по доброй воле выйдет на улицу в такой вечер? Он еще раз осмотрелся. Только фонари освещали двор, автомобили с потушенными фарами.
Кто знает, может, в одной из этих машин притаился тот человек, который подсунул ему темный конверт под левый «дворник»?
Володя осторожно вытащил конверт, осмотрел. Обычный, без адресата, без обратного адреса. Внутри что-то твердое, как небольшая брошюра. Что это? Он все медлил и не надрывал. Все надеялся, что это не ему. Что это чей-то глупый розыгрыш. Или ошибка. Машины могли перепутать или просто…
Он надорвал пакет. Заглянул внутрь. Стопка фотографий и записка, свернутая вдвое. Трясущимися руками Володя достал записку и едва не зарычал от отчаяния.
Рукой отца, рукой человека, которого все считали мертвым, было написано: «Покажи своей шлюхе. Жди дальнейших инструкций». И снова ни подписи, ни закорючки. Но это был почерк отца, сомневаться не приходилось.
Шлюхе?! Почему шлюхе?! Кого он имеет в виду?! Какие инструкции? Он ни черта не понимал! У него голова шла кругом и сердце останавливалось.
Отец мертв? Что там говорила мать об анализе ДНК? Что в полиции все сплошь профессионалы?! Они установили, что отец мертв?! Так кто же пишет ему эти чертовы письма?! Кто?
Володя резко тряхнул конвертом, и на капот, влажный от начавшегося мокрого снега, высыпались фотографии. В свете фонарей он прекрасно рассмотрел все детали мерзкого действа, которое совершалось в тот момент, когда он говорил с хозяином «Загородной Станицы». Совершалось с Машей. Совершалось Машей…
Глава 6
Прошла неделя после того, как он получил по башке, а ему так и не удалось узнать: кто и почему. Но сегодня, в понедельник, Лавров ехал в «Загородную Станицу» с вопросами. Точнее, с разборками.
Нет, он-то ехал с вопросами. С разборками ехала Лерка, навязавшаяся на его больную голову. И твердо вознамерившаяся восстановить ход событий в тот несчастный выходной день и наказать мерзавца.
– Умная очень, да? – криво ухмылялся Лавров, наблюдая за Леркиными сборами. – Мне никто ничего не скажет, а тебе прямо все выложат!
– Ты у нас кто, Лавров? – Лера примеряла уже третью кофточку, вертясь перед зеркалом в его комнате.
– Кто?
– Ты бывший мент, мусор! Получил по башке, и поделом, скажут. Только порадуются и позлорадствуют некоторые элементы. Кто с тобой говорить-то станет?
– А ты у нас кто такая, что с тобой говорить будут?
– Я? – Ее пухлые губы тут же тронула лукавая улыбка, очередная кофточка была поддернута так, чтобы на палец оголился загорелый животик. – Я, Лавров, красивая девочка! И не просто красивая, а очень, очень, очень сексуальная! И со мной говорить станут, поверь мне!
И права оказалась, чертовка! И хорошо, что он ее послушался и из машины не полез.
– Ты со своими бинтами только все испортишь, Саня! – шипела на него девушка, удерживая за рукав, когда он рвался из машины на волю. – Прошу, посиди тихо, а?
Посидеть ему пришлось почти час. Пока она по дорожкам «Загородной Станицы» на шпильках выгуливала поочередно охранников, дежуривших в тот вечер. Крутила попкой, тянула ножку, брала под локоток широкоплечих парней. Хохотала, когда те принимались шутить с ней. Лавров думал, что это никогда не закончится и эта вздорная ментовская дочка никогда уже не вернется.
