Между тем катившиеся с южного края залива волны быстро относили шлюпку от места трагического погребения джонки в море.
Ван–Горн сидел на корме, держа румпель; юноши с помощью Лю–Ханга успели водрузить мачту, поставили парус, правда, только наполовину, чтобы обеспечить устойчивость шлюпки.
— Куда держать, капитан? — обратился к капитану Ван–Горн.
— К ближайшему побережью Австралии, — ответил Ван–Сталь. — В такую бурю я не решусь ни переплыть залив, ни плыть к островам Пелью, Уэльсли или Грут–Айленд. Позже мы попытаемся добраться к северному побережью земли Арнема. Смотрите за парусами, ребята, а ты, Ван–Горн, берегись валов.
— Что бы там ни случилось, я не оставлю руля, капитан. Положение спасшихся с «Хай–Нам» моряков было теперь более чем катастрофическое.
Ураган ревел с новой силой. За ночью мрака наступила ночь огня. Молнии беспрестанно бороздили низко нависавшие плотные массы туч, которые сгущались где–то в высоте и уходили по направлению к проливу Торреса.
Ужасающие раскаты грома, доносясь с юга, расходились к северу с неослабевающей силой; гром мешался со свистом и воем ветра и многократным грохотом сталкивавшихся валов.
Шлюпка — соломинка, затерявшаяся в водной пустыне, была подвержена самым необычайным превратностям: то ее бросало на гребень громадной волны, но она все же не теряла своей устойчивости; то она падала в какую–то пропасть, которая, безусловно, должна была навсегда замкнуться над ней, но новая волна подбрасывала ее наверх, а ветер угонял дальше, на следующую волну; когда шлюпка ложилась на правый борт, волна перебрасывала ее на левый; когда левый борт уже готов был погрузиться в воду, шлюпку снова перебрасывало на правый борт.
Капитан не выпускал из рук шкота, все больше и больше подбирая парус. Твердым, бесстрастным голосом он отдавал приказ за приказом.
Ван–Горн не спускал рук с румпеля и умело направлял шлюпку, ни на минуту не спуская глаз с бушующего моря и не давая волнам опрокинуть шлюпку.
Время от времени капитан голосом, жестом подбадривал свою команду.
— Ну как, не страшно, ребята? — спрашивал он.
И на этот вопрос неизменно следовал один и тот же ответ:
— О нет, дядя!
— Нет, капитан, мы еще поборемся!
Но голоса юношей дрожали и резко противоречили смыслу сказанного.
Как бы то ни было, шлюпка с удивительной быстротой шла вперед. Ее бросали волны, гнал ветер, и она набирала все большую скорость, держа курс на австралийский берег, который был уже недалеко.
Теперь — только бы все шло так и дальше — смельчаки могли рассчитывать найти спокойный приют. Побережье земли Торреса было во многих местах изрезано рукавами, а входы в них образовывали маленькие бухты.
Но земли все еще не было видно, а шторм не стихал; напротив, он крепчал, становился все яростнее и подвергал новым испытаниям отвагу злосчастной команды шлюпки. Ветер, дувший все сильнее и сильнее, гнал с юга на север настоящие водяные горы.
В два часа ночи шлюпка оказалась на самом краю гибели. Сперва она очутилась между двумя стенами громадных валов, которые, столкнувшись, подняли ее сразу на высоту и внезапно раскрыли под ней пропасть; шлюпка ринулась в эту пропасть, но, к счастью, новая волна подхватила ее и подняла на свой гребень.
И на этот раз шлюпка была спасена, но почти до бортов залита водой. Это был ужасный момент. Каждый сказал себе: теперь — конец!
Час спустя другая волна, подхватив шлюпку на полном ходу, едва не опрокинула ее, но Ван–Горн выпрямил ее резким и быстрым поворотом руля, а капитан, и здесь не потерявший присутствия духа, отдал шкот, чтобы ослабить силу ветра.
Почти тотчас же после этого Корнелиус, находившийся все время на носу, радостно вскричал:
— Земля! Земля! — он один увидел землю при свете молнии.
— Земля? Где? — посыпались вопросы.
— Перед нами.
— Ты не ошибся, Корнелиус?
— Я видел ее совершенно отчетливо.
— Как раз впереди нас?
— На северо–востоке.
— Далеко?
— Примерно в трех милях.
— Если это действительно земля, то мы идем правильно — к побережью Торресовой земли. Осторожнее, Горн, смотри, не наскочить бы нам на риф.
— Знаю, капитан, — пробурчал Ван–Горн.
— Если бы это была действительно земля… — не выдержал Ханс.
— Крепись, Ханс! Все время ты был молодцом, так теперь не падай духом. Еще немного усилий и терпения: это, видимо, наше последнее испытание.
Снова сверкнула молния.
— Видели? — закричал Корнелиус.
— Нет. Но мне кажется, что я слышу звук разбивающихся о камни волн, — отозвался Ван–Горн.
— Да, тут должна начаться линия рифов, — подтвердил капитан.
Доверив шкот малайцу, капитан перешел на нос шлюпки. Внимательно вглядываясь в даль, он старался увидеть при свете молнии землю, но перед его глазами расстилалось все то же бушующее море. Вслушиваясь в доносившийся откуда–то гул, он различал какие–то удары: то не был грохот сталкивавшихся валов, — в этом он был уверен.
— Да, — промолвил он, — там должна быть земля или рифы. Только бы молния сверкнула еще раз….
Ждать долго не пришлось; ослепительный свет внезапно залил на мгновение весь залив.
— Буруны! — не своим голосом крикнул Ван–Сталь. — Руль на правый борт! Трави шкот!
Ван–Горн тотчас выполнил приказ, так же как и Лю–Ханг, вовремя успевший стравить шкот, и шлюпка резко повернула на север.
Только благодаря молниям капитан и Корнелиус успели вовремя рассмотреть риф. Шлюпка была совсем близко от него, может быть, не более чем в трехстах метрах. Одно мгновение промедления, неправильный маневр — и шлюпка разбилась бы вдребезги.
— Опять спасены… — облегченно вздохнул Ван–Сталь. — Но где же земля?
— Она не может быть далеко, — ответил Корнелиус.
— Я ничего не вижу на востоке. Нам придется, видно, до зари бороться с волнами, если они не поглотят нас раньше.
— Дядя… — воскликнул вдруг Ханс, — посмотри туда!
— Что ты увидел?
— Свет.
— Огни корабля?
— Нет. Скорее, огни пожара.
Все повернулись в ту сторону, куда показывал Ханс.
И в самом деле, вдали был виден огонь, правда, такой далекий, что не возможно было рассмотреть его.
Это было какое–то огненное облако — то с золотистыми, то с серебристыми отсветами; над ним, несколько выше линии горизонта, как будто колыхались массы расплавленного металла с бледно–зелеными прожилками, рассеченными пурпурными полосами.
— Что там происходит? — спросил Корнелиус.
— Можно подумать, что море горит, — удивился Ван–Горн и даже встал, не выпуская все же из рук румпеля.
— Ничего не понимаю, — отозвался капитан.
— Может быть, это горит лес где–нибудь на побережье?
— Тогда было бы видно пламя, а ветер, да еще такой сильный, разносил бы искры, а я ничего подобного не вижу.
— Не извержение ли это вулкана?
— Я никогда не слышал, чтобы в этом краю были действующие вулканы. Да и огонь был бы в таком случае другой: он вздымался бы столбом, а этот, кажется, расстилается по самой поверхности воды. Посмотри, Горн, можно сказать, что это огненные волны. Смотри, как они движутся, поднимаются, опускаются и распадаются.
— Вы нашли причину, капитан, — ответил Ван–Горн. — Это, должно быть, и есть огненные волны.
— Которые бьются о берег…
— Клянусь, это так и есть!
— Но откуда этот свет?
— Сейчас мы все узнаем. Буря несет нас к месту этой странной иллюминации.
Действительно, шлюпка неслась прямо на таинственные огни, которые все ширились и расстилались, окаймляя черное небо огненной повязкой. Это остававшееся пока для всех непонятным явление все время видоизменялось: в полосе огня проносились какие–то волны, которые то выстраивали огонь по прямой линии, то поднимали, то опускали его, то они выбрасывали острия языков, в которых дрожали сверкающие искры.
В самой зоне огней то здесь, то там появлялись очень яркие лучи, тотчас же исчезавшие, чтобы снова вспыхнуть в другом месте. Шлюпка была уже не более чем в трех милях от этого воздушного костра, когда капитан вскричал:
— Земля! Перед нами земля!
— Где? За огнями? — спросил Корнелиус.
— Да это не огонь, — ответил капитан. — Только теперь я понял. Это — великолепная картина морского свечения. Как раз перед нами волны, разбиваясь о скалы, взметают в воздух свою сверкающую пену. Внимание, Ван–Горн!
Глава одиннадцатая. Коралловый остров
Несомненно, самое красивое и любопытное явление, какое можно наблюдать в океане, — морское свечение. В зависимости от климата и количества находящихся в водах моллюсков морское свечение превращается иногда в грандиозное зрелище. Это явление, которое, понятно, нельзя наблюдать днем, достигает наибольшей интенсивности и величественности в темные ночи, когда луны на небе нет, а звезды укрыты густой завесой туч.