Льюис Кэрролл.
ОХОТА НА СНАРКА
Так что не спрашивай, любезный читатель, По ком звонит колокольчик Балабона.
Мартин ГарднерОхота пуще неволи
Русская поговоркаПРОЛОГ ПЕРЕВОДЧИКА
Сперва — два слова о том,
что такое Снарк и с чем его едят.
(Разумеется, испросив прощения
у тех читателей, которые отлично знают,
что такое Снарк
(хотя, по правде сказать,
знать этого не может никто
(даже автор этого не знал)).)
Итак,
Во-первых, во-вторых и в-третьих
Во-первых, было два основоположника литературы абсурда — Эдвард Лир, издавший несколько «Книг нонсенса», и Льюис Кэрролл, издавший сперва «Алису в стране чудес», потом «Алису в Зазеркалье», а потом (в марте 1876 года) «Охоту на Снарка».
Во-вторых, Льюис Кэрролл тридцать лет преподавал математику в Колледже Церкви Христа, что в городе Оксфорде, написал за свою жизнь много ученых книг и чуть ли не сто тысяч писем разным людям — взрослым и детям, немножко заикался и замечательно фотографировал.
В-третьих, написал он свою поэму для детей и посвятил маленькой девочке (но не Алисе Лиддел, дочери декана Колледжа, которой он посвятил «Страну Чудес», а другой — Гертруде Чатауэй, с которой он познакомился на каникулах. Вообще, Кэрролл дружил и переписывался со многими девочками. И правильно делал, потому что разговаривать с ними намного интереснее, чем с профессорами.) Написал-то он для детей, да взрослые оттягали поэму себе: дескать, глубина в ней необыкновенная, не дай Бог ребеночек провалится. Только, мол, sages and grey — haired philosophers (то есть, мудрецы и поседелые философы) способны понять, где там собака зарыта. И пошли толковать так и сяк.
Главное ведь что? Искали, стремились, великие силы на это положили… Доходили, правда, до них слухи, люди-то добрые предупреждали, что Снарк может и Буджумом оказаться, да все как-то надеялись, что обойдется, что — не может того быть. Тем более, когда такой пред водитель с колокольчиком!
Не обошлось. Ситуация обыкновенная, очень понятная. Тут можно представить себе и предприятие обанкротившееся, и девушку, разочаровавшуюся в своем «принце», и… Стоит ли продолжать? Все, что начинается за здравие, а кончается за упокой, уложится в эту схему.
В 40-х годах появилась такая теория, что Снарк — это атомная энергия (и вообще научный прогресс), а Буджум — ужасная атомная бомба (и вообще все, чем мы за прогресс расплачиваемся).
Можно думать (и это едва ли не всего естественнее для нас с вами), что Снарк — это некая социальная утопия, а Буджум — чудовище тоталитаризма, в объятья которого попадают те, что к ней (к утопии) стремятся. Так сказать, за что боролись, на то и напоролись.
Можно мыслить и более фундаментально. Тогда «Охота на Снарка» предстанет великой экзистенциальной поэмой о бытии, стремящемся к небытию, или новой «Книгой Экклезиаста» — проповедью о тщете (но проповедью, так сказать, «вверх тормашками»).
А может быть, дело как раз в том, что перед нами творение математика, то есть математическая модель человеческой жизни и поведения, допускающая множество разнообразных подстановок. Искуснейшая модель, честное слово! Недаром один оксфордский студент утверждал, что в его жизни не было ни единого случая, чтобы ему (в самых разнообразных обстоятельствах) не вспомнилась строка или строфа из «Снарка», идеально подходящая именно к этой ситуации.
Страшно и подступиться к такой вещи переводчику. Вот ведь вам задача:
Блоху подковать!
Вообще, переводить игровые, комические стихи непросто. Как ни исхитряйся, как ни тюкай молоточком, хотя и дотюкаешься до конца и вроде бы сладишь дело, — не пляшет аглицкая блошка, не пляшет заморская нимфозория! Тяжелы подковки-то.
А нужно ли это делать, вообще, — вот вопрос. Ведь и сам Снарк — зверюга абсурдная, а тут его еще надо переснарковать, да перепереснарковать, да перевыснарковать. Суета в квадрате получается и дурная бесконечность. Но в конце концов сомнения были отброшены и к делу приступлено. Принцип перевода выбран с особым расчетом: хотелось, чтобы вещь оставалась английской и в тоже время естественно приложимой к русской ситуации. Снарк остался Снарком и Буджум Буджумом ввиду их широкой международной известности, других же персонажей пришлось малость перекрестить. Предводитель Bellman получил имя Балабона (за свой председательский колокольчик и речистость), другие члены его команды выровнялись под букву «Б»: дело в том, что у Кэрролла они все начинаются на одну букву, и это ох как неспроста! Мясник (Butcher), весьма брутальный тип, благополучно превратился в брутального же Браконьера. Оценщик описанного имущества (Broker) — в Барахольщика. Гостиничный мальчишка на побегушках (Boots), не играющий никакой роли в сюжете, — в Билетера (а почему бы нет?). Адвокат (Barrister) претерпел самую интересную метаморфозу — он сделался отставной козы Барабанщиком и при этом Бывшим судьей. Значит, так ему на роду написано. Ничего, пусть поддержит ударную группу (колокольчик и барабан) этого обобщенного человеческого оркестра, где каждый трубит, как в трубу, в свою букву «Б» — быть, быть, быть! На этой опти-мистической (то есть отчасти и мистической) ноте мы закончим и плавно выпятимся за кулису.
ОХОТА НА СНАРКА
Действующие лица
Балабон, капитан и предводитель,
Билетер,
барахольщик,
шляпный Болванщик,
отставной козы Барабанщик, он же Бывший судья,
Бильярдный маэстро,
банкир,
Булочник, он же Огрызок, Дохляк и пр.;
Бо6ер,
браконьер,
А такжеСнарк,
Буджум,
Хворобей,
Кровопир,
Призрак дядюшки,
Видения Суда,
Обитатели гор и другие.
Вопль первый
ВЫСАДКА НА БЕРЕГ
 «Вот где водится Снарк!» — возгласил Балабон.
          Указав на вершину горы;
 И матросов на берег вытаскивал он,
          Их подтягивал за вихры.
 
 «Вот где водится Снарк! Не боясь, повторю:
          Вам отваги придаст эта весть.
 Вот где водится Снарк! В третий раз говорю.
          То, что трижды сказал, то и есть».
 
 Был отряд на подбор! Первым шел Билетер
          Дальше следовал шляпный Болванщик,
 Барахольщик с багром, чтоб следить за добром
          И козы отставной Барабанщик.
 
 Биллиардный маэстро — отменный игрок
          Мог любого обчистить до нитки;
 Но Банкир всю наличность убрал под замок
          Чтобы как-то уменьшить убытки
 
 Был меж ними Бобер, на уловки хитер,
          По канве вышивал он прекрасно
 И, по слухам, не раз их от гибели спас.
          Но вот как — совершен но неясно.
 
 Был там некто, забывший на суше свой зонт,
          Сухари и отборный изюм,
 Плащ, который был загодя отдан в ремонт,
          И практически новый костюм.
 
 Тридцать восемь тюков он на пристань привез.
          И на каждом — свой номер и вес;
 Но потом как-то выпустил этот вопрос
          И уплыл в путешествие без.
 
 Можно было б смириться с потерей плаща
          Уповая на семь сюртуков
 И три пары штиблет; но. пропажу ища,
          Он забыл даже, кто он таков.
 
 Его звали: «Эй, там!» или «Как тебя бишь!»
          Отзываться он сразу привык
 И на «Вот тебе на» и на «Вот тебе шиш»,
          И на всякий внушительный крик.
 
 Ну а тем. кто любил выражаться точней
          Он под кличкой иной был знаком.
 В кругу самом близком он звался «огрызком»
          В широких кругах — «дохляком»
 
 «И умом не Сократ, и лицом не Парис, —
          Отзывался о нем Балабон. —
 Но зато не боится он Снарков и крыс,
          Крепок волей и духом силен!»
 
 Он с гиенами шутки себе позволял,
          Взглядом пробуя их укорить,
 И однажды под лапу с медведем гулял.
          Чтобы как-то его подбодрить.
 
 Он как Булочник, в сущности, взят был на борт,
          Но позднее признаньем потряс,
 Что умеет он печь только Базельский торт,
          Но запаса к нему не запас.
 
 Их последний матрос, хоть и выглядел пнем, —
          Это был интересный пенек:
 Он свихнулся на Снарке, и только на нем,
          Чем вниманье к себе и привлек.
 
 Это был Браконьер, но особых манер:
          Убивать он умел лишь Бобров,
 Что и всплыло поздней, через несколько дней,
          Вдалеке от родных берегов.
 
 И вскричал Балабон, поражен, раздражен:
          «Но Бобер здесь один, а не пять!
 И притом это — мой, совершенно ручной,
          Мне б его не хотелось терять».
 
 И, услышав известье, смутился Бобер,
          Как-то съежился сразу и скис,
 И обеими лапками слезы утер,
          И сказал: «Неприятный сюрприз»
 
 Кто-то выдвинул робко отчаянный план:
          Рассадить их по двум кораблям.
 Но решительно не пожелал капитан
          Экипаж свой делить пополам.
 
 «И одним кораблем управлять нелегко,
          Целый день в колокольчик звеня,
 А с двумя (он сказал) не уплыть далеко,
          Нет уж, братцы, увольте меня!»
 
 Билетер предложил, чтобы панцирь грудной
          Раздобыл непременно Бобер
 И немедленно застраховался в одной
          Из надежных банкирских контор.
 
 А Банкир, положение дел оценя,
          Предложил то, что именно надо:
 Договор страхованья квартир от огня
          И на случай ущерба от града.
 
 И с того злополучного часа бобер,
          Если он с браконьером встречался,
 Беспричинно грустнел, отворачивал взор
          И как девушка скромно держался.
 
Вопль второй