ТРЕУГОЛЬНИКОВ
Это ты настоящий кастрат! В тебе нет ничего мужского!
КИСТОЧКИН
(издевательски). А ты спроси у нее! (Показываете темный угол, где лежит Светлана.)
Оттуда доносятся стоны оргазма.
ТРЕУГОЛЬНИКОВ
(тихо). Мне кажется, что ты завидовал мне всю жизнь.
КИСТОЧКИН
Я? Тебе? Жалкий неудачник!
АБРОСКИН
Треугольников!
ТРЕУГОЛЬНИКОВ
(спокойно). Да, профессор. (Возвращается к кровати.)
Кисточкин тоже отходит в свой угол.
АБРОСКИН
Чего вы вскочили?
ТРЕУГОЛЬНИКОВ
Так, что-то не сидится. (Садится в кресло.)
КИСТОЧКИН
(перегибается через Светлану, вытаскивает из-под кровати телефон, набирает номер). Алло! Кто у телефона?
ТРЕУГОЛЬНИКОВ
(снимает трубку). Да. Это Треугольников.
КИСТОЧКИН
Петя, это Женя. Ну, как там? Ничего импортного не нужно?
ТРЕУГОЛЬНИКОВ
Нет, все в порядке. Ему лучше. (Кладет трубку.)
КИСТОЧКИН
Вот и хорошо, что ничего не нужно. (Тоже кладет трубку.)
АБРОСКИН
А все-таки что вы здесь делаете?
ТРЕУГОЛЬНИКОВ
Я еду в отпуск, в Коктебель, а здесь мне надо было рассчитаться с одним дружком.
АБРОСКИН
Как вы хотели рассчитаться?
ТРЕУГОЛЬНИКОВ
Ну, знаете, как водится: с приветом портрету и гуд бай…
АБРОСКИН
Он сильнее вас.
ТРЕУГОЛЬНИКОВ
Когда-то боксировали на равных.
АБРОСКИН
Вы беззащитны, а он… Вы помните, как он говорил – бронированный индивидуум. Мы, зятек, по его терминологии, примитивные человеческие существа… с элементами вырождения.
ГОЛОС КИСТОЧКИНА
Конечно, вырожденцы!
ТРЕУГОЛЬНИКОВ
Мне не очень-то легко так на него смотреть. Мы с ним учились в университете… Понимаете, мы вместе ходили по бульварам, руки в брюки, поднятый воротник, солнцем полна голова… Естественно, все к чертям отметали и мечтали о другом… Потом меня выгнали из университета.
АБРОСКИН
А он?
ТРЕУГОЛЬНИКОВ
Он удержался. Больше того, он начал бурно прогрессировать.
ГОЛОС КИСТОЧКИНА
Завидуешь?
ТРЕУГОЛЬНИКОВ
Вот, понимаете, профессор, он, видно, думает, что вся моя неприязнь к нему от черной зависти. А я ведь любил его. Знаете, он обладает удивительной способностью влюблять в себя людей.
АБРОСКИН
В самом деле, вы ему не завидуете? Даже сейчас, когда он там…
ТРЕУГОЛЬНИКОВ
Я вообще никому не завидую.
АБРОСКИН
А я завидую вам.
ГОЛОС КИСТОЧКИНА
Собрались два шизофреника!
ТРЕУГОЛЬНИКОВ
У меня очень много времени для размышлений. Я странную жизнь веду там. Вечером маленькое окошечко упирается в темную сопку, а там только огонек метеостанции и больше ничего. Мне даже не верится, что люди в мире могут жить иначе, что где-то есть футбол и огромные города, что где-то толпы людей кричат и бурлят, что в Африке, скажем, идет стрельба, а рейд Сингапура забит торговыми судами… Мне кажется, что во всем мире люди тихо добывают золото, а по вечерам смотрят в маленькие окошечки на темные сопки. Мне кажется, что весь мир населен печальными и небогатыми добытчиками золота вроде меня.
АБРОСКИН
(взволнованно). Слушайте, зять, жизнь ваша будет нелегка.
ТРЕУГОЛЬНИКОВ
(вздрогнув). Почему же? Мне хорошо живется.
АБРОСКИН
Послушайте, я хочу понять… О чем вы там думаете?
ТРЕУГОЛЬНИКОВ
Ну, скажем, о своей юности. Как мы стояли с этим моим дружком на Ленинских горах, не то что Герцен и Огарев, но похоже, только, конечно, никаких клятв, суровые современные молодые люди… Я думаю о юности – даром она прошла или нет?
ГОЛОС КИСТОЧКИНА
О бабах он думает!
ТРЕУГОЛЬНИКОВ
Думаю о женщинах, о бабах. О вашей дочери, собственно говоря, я все время думал.
АБРОСКИН
А о чем вы… думаете здесь?
ТРЕУГОЛЬНИКОВ
Здесь я думаю о том, что одной пощечиной не обойдешься. Нужно давать Кисточкину большой бой.
ГОЛОС КИСТОЧКИНА
Пупсик! Тебе ли со мной биться! Умора!
Треугольников, повернувшись, долго смотрит в его сторону.
АБРОСКИН
О чем же вы еще думаете в своей пустыне?
ТРЕУГОЛЬНИКОВ
(яростно). О людях! О человечестве! О мире!
На просцениум легким спортивным шагом выходит Кисточкин. Останавливается там.
КИСТОЧКИН
(обращается в зал). Послушай, давай серьезно: ты действительно веришь в этот бедлам?
ТРЕУГОЛЬНИКОВ
(выходит на просцениум, становится рядом с Кисточкиным, обращается в зал). Я действительно верю в людей, иначе я бы не жил и стал бы таким, как ты, что одно и то же.
КИСТОЧКИН
(поет). Ромашки вздрогнули, завяли лютики… Ну, давай, развивай идею!
ТРЕУГОЛЬНИКОВ
Я верю, что мир придет к гармонии.
КИСТОЧКИН
Уже сейчас есть довольно гармоничная система ракетно-ядерного оружия. Воображаю себе полную гармонию – все в мире горит, кроме нашей газеты, и я печатаю в ней очерки с поля боя. Гениально!
ТРЕУГОЛЬНИКОВ
Представь себе, что такой атомный цинизм довольно примитивная штука. Да, конечно, в течение всей истории мы колошматили друг друга чем попало, дубинами, пиками, мечами, распинали на крестах, жарили живьем, травили химией, как клопов, сжигали в печах, гноили в лагерях, но…
КИСТОЧКИН
Но? Есть еще но?
ТРЕУГОЛЬНИКОВ
(яростно). А теперь с нас хватит этого всемирного хамства! Сейчас время возврата всех ценностей и приобретения новых! Верю, что наступит гармония между разумом и духом! Хватит наивности! И цинизм надоел! Он вышел из моды, этот твой атомный цинизм!
КИСТОЧКИН
Браво! Какие, братцы, Спинозы появились у нас на периферии! Ах ты, пень с ушами! Это не цинизм, а оценка положения с точки зрения будущих победителей, то есть уцелевших, а мы уцелеем, то есть победим. Эх, Петяша, вымаразмирован ты до уровня таких вот кухонных вольтерьянцев. (Показывает на Аброскина.)
АБРОСКИН
(кричит). Как вы смеете, ничтожество! Какой я вам вольтерьянец!
КИСТОЧКИН
(быстро подходит к нему). Ну-ка, вставай, старый хрен! Выходи на просцениум, поговорим!
Аброскин легко спрыгивает с кровати и вместе с Кисточкиным выходит на просцениум, где по-прежнему стоит Треугольников.
АБРОСКИН
(в зал). Я марксист!
КИСТОЧКИН
(хохочет). Браво, браво, профессор! Сколько лет вас наши хлопцы учили? Семь? Десять? И все не в коня корм!
АБРОСКИН
А вы, Кисточкин, не марксист!
КИСТОЧКИН
(слабея от хохота, ложится на сцену). Ах, боже ж мой, неужели же я не марксист? Не лишайте же ж меня, профессор, всего самого святого, самого дорогого…
АБРОСКИН
Вы подлец!
КИСТОЧКИН
(вскакивает). Одно другому разве мешает? (Подтанцовывает к Аброскину.) Слова, словечки, товарищ марксист… Любите словечки? Баланда, параша, лагерная зона – все эти слова вам нравятся?
АБРОСКИН
Думаете, мне переломили хребет? Ошибаетесь! Даже там, за зоной, я сохранил веру в идеалы своей юности. И я верил, что несправедливость рассеется, как туман.
КИСТОЧКИН
Почему же несправедливость? А история, проф? Исторически-то это было справедливо. Негуманно, быть может, а? А исторический гуманизм? Если любить слова, надо уметь с ними обращаться, лапуля. Вот Сталин и Мао умели прекрасно.
ТРЕУГОЛЬНИКОВ
Ну и что?
КИСТОЧКИН
(неожиданно растерявшись). Как что?
ТРЕУГОЛЬНИКОВ
Сдохли оба эти ничтожества, и дело с концом.
КИСТОЧКИН
(необъяснимо «поплыл», закачался. Глухое невнятное бормотание). Сдохли, говоришь?.. Тра-та-та, говоришь?.. Чижика, говоришь, собаку, петьку, говоришь, забияку?.. А?.. Квитанции?.. Где квитанции? (Встряхивается, берет себя в руки, орет.) У меня все в порядке!
ТРЕУГОЛЬНИКОВ
Хватит кривляться! Я вижу, что тебе не по себе.
КИСТОЧКИН
Победитель! Да я могу справиться с тобой в одну минуту.
ТРЕУГОЛЬНИКОВ
Ну-ка попробуй!
КИСТОЧКИН
(устало). Ладно, Петька, не будем. Мне что-то стало тяжело. Знаешь, я попал в какой-то странный переплет, у меня душа раздваивается…
ТРЕУГОЛЬНИКОВ
Еще бы! Ты презираешь всех людей.
