– А вот эта твоя «информационная теория болезни»… я так понимаю, что экспериментальное подтверждение этому отсут–ствует, да? – Я вложил в слова долю иронии, потому что знал ответ, и еще потому, что вспомнил отца.
– Извини, Гвоздь, у меня пока нет собственной клиники.
– Как и медицинского образования. Мара тяжело вздохнул, ответил:
– Гвоздь, я не пытаюсь тебя убедить в том, чего ты не мо–жешь пощупать руками и увидеть собственными глазами. Я пы–таюсь сказать, что наука дробится на узкоспециализированные направления и эти направления все сильнее отдаляются друг от друга. Возможно, чтобы сделать качественный скачок – про–рыв, необходимо, чтобы на проблему посмотрели специалисты из другой области, ты не согласен?
– Посадим сантехника за микроскоп? – Я выразил лицом удивление.
Мара поморщился, ответил:
– Не передергивай. Когда физика с математикой работают рука об руку, выигрывают и та, и другая. В нашем случае не по–мешало бы объединить биохимию, физику полей и кибернети–ку, например.
На самом деле меня не особенно волновала проблема экс–периментального подтверждения теории Мары. Я вспомнил отца. Он лежал на кровати и почти не шевелился. Желтые впа–лые щеки, провалившиеся замутненные глаза, и только едва заметное порывистое вздымание грудной клетки говорило, что где-то под ребрами еще бьется усталое сердце. Бьется и вмес–те с кровью разносит, словно десант головорезов, выжигающий все на своем пути, метастазы рака. Потому что однажды где-то в складках желудка одна-единственная клетка отгородилась от организма и спятила. Я подумал, что Мара прав: сознание, изо–лированное от внешнего мира, начинает рвать себя на части, оно делит себя на шизоиды, потому что хочет построить мир в тех пределах, которые доступны, то есть в границах одного ра–зума. Клетки раковой опухоли стремятся построить вокруг себя свою вселенную, не имея понятия о том, что при этом они унич–тожают уже существующие вселенные. Я подумал, что в таком абстрактном понимании сути злокачественной опухоли нет ни–чего необычного. Разве люди не разрушают чужие миры и ци–вилизации в порыве утвердить собственную иллюзию? Как, например, утопическое мировоззрение жителей острова Пас–хи, которые вырубили все свои пальмы только для того, чтобы дотащить каменных истуканов до берега океана; или апокалип–сический мистицизм Третьего рейха… злокачественные фило–софские учения, несущие смерть своим обладателям…
Порыв ветра с глухим ударом бросил в окно пригоршню дож–дя так резко и громко, словно это не дождевые капли, а суше–ный горох. Снаружи, где-то в недрах растворившегося в непо–годе города, что-то долго и грустно выло. Мне вспомнилась по–говорка: в такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выгонит – следом я подумал, что бутылка уже пуста, тема бесе–ды далеко не исчерпана, а я не самый лучший хозяин. Я огля–нулся на Кислого, сказал:
– Я где-то слышал, что красное вино – хорошее средство для профилактики онкологических заболеваний. К тому же вино, Кислый, к твоему сведению, содержит ресвератрол, а это ген молодости, почти эликсир бессмертия. Так французы говорят. Так что собирайся, приятель. Собирайся и топай еще за одной бутылкой.
Кислый сделал большие глаза, указал пальцем на черное окно, словно хотел сказать: «Не губите, барин! Сгину ведь!»
– Кислый, – начал я с расстановкой, – давай кое-что прояс–ним. Мы тебя тут поим и образовываем. Мара для тебя все рав–но что халявный Интернет с открытым доступом на сайты эн–циклопедий и порталы мудрости. Я плачу/. А ты – курьер. Это справедливо. Так что вот тебе деньги, и давай, мой хороший, одна нога тут, другая… Забирай, в общем, обе, и бегом за ви–ном!
Кислый глубоко вздохнул, вкладывая в этот вздох безысход–ность всего человечества, взял деньги, одним глотком осушил свой бокал и поплелся к двери.
– Не бойся, Кислый, – подбодрил я его. – Шаман Дионис не даст тебе раствориться в кислоте информационной канализа–ции непогоды.
Маре понравилось мое напутствие, он одобряюще кивнул, дверь за Кислым закрылась, я повернулся к нашему уважае–мому философу, спросил:
– Хорошо. Положим, болезнь – это нарушение обмена дан–ных, и урегулирование этих каналов надо рассматривать как выздоровление. И ты правда считаешь, что шаман может выле–чить пациента, у которого запущенная форма рака?
Мара задумчиво потер подбородок, ответил:
– Если я скажу «да», то это будет неправдой. Вернее, не со–всем правдой. Я ведь не шаман-целитель, я не знаю техник влияния на информационные каналы человеческих органов. Я не проверял их на практике и даже не пытался. К тому же при столь сильном заболевании необходимо восстанавливать очень много связей, что по плечу далеко не каждому шаману, я считаю. В любом случае такие эксперименты были бы очень интересны и даже перспективны. Но ты же понимаешь, что ни один уважающий себя центр медицинских исследований на такое не пойдет.
Я представил, как вокруг пациента, утыканного датчиками и катетерами, при галогенном освещении и в окружении бело–снежных занавесок и всевозможных приборов с горящими лам–почками, на кафельном полу выплясывает, высоко задирая ноги и потрясая над головой кожаным бубном, разодетый в шкуры и перья шаман, и мне стало смешно. Мара понял мое настрое–ние, тоже улыбнулся.
– Слушай, Мара, твой шаманизм как древнейшая практика регулирования информационных каналов – разве это не напо–минает китайскую медицину иглоукалывания с их энергетичес–кими течениями?
Мара кивнул, ответил:
– Да, тут слишком много аналогий, чтобы это было простым совпадением. Скорее всего, практика иглоукалывания берет свое начало все в том же шаманстве. Взаимосвязь между ними никто не исследовал, но изучение этого направления, скорее всего, даст интересные результаты. Однако целительная сторо–на шаманства – это, так сказать, прикладное применение прак–тики. Я и не собирался заострять на нем внимание. Я размыш–ляю над тем, как эту практику использовать по прямому назначению.
– Чтобы сделать из человека?..
– Чтобы вывести человека на эсхатологическую ступень эволюции. Ты ведь не думаешь, что эволюция человека завер–шена?
– Нет, разумеется, – уверенно ответил я. – Пока человек не взойдет на облако, что на твой трон, переломав кости всем из–вестным богам, он не успокоится.
Мара секунду меня рассматривал, пытаясь понять, что же та–кое я сморозил, потом улыбнулся, покачал головой, выражая несогласие.
– Чтобы понять, как и куда двигаться дальше, – продолжил он, – нужно понять, с чего и как все начиналось. Поэтому я так долго и подробно разжевывал тебе предысторию. Ты должен уяснить: механизм, который сделал из дочеловека человека, вполне может быть пригодным для того, чтобы сделать из чело–века… homo extra. Чтобы в цепочке дочеловек-человек-сверх-человек эволюция вошла в завершающую стадию – стадию homo extranaturalis.
Сверхчеловек… Я представил себе бронированные лязгаю–щие машины, подминающие под свои гусеницы, словно картон–ные макеты, город за городом, страну за страной… и, словно полчища саранчи, застилающие собой небо, тучи бомбардиров–щиков с тяжелыми бомбами в грузовых отсеках и миллионами снарядов в скорострельных пушках… и неулыбчивых мужчин в идеальной черной военной форме и блестящих сапогах, с се–ребряными молниями на шевронах и в петлицах, со свастикой на рукавах… Я представил себе все это, и мне подумалось, что в идее, которую разрабатывает Мара – идее сверхчеловека, –есть что-то от бесконтрольного деления спятивших клеток; это напоминало цепную реакцию ядерного распада, вступившую в стадию необратимости; это походило на злокачественную опу–холь, разбрасывающую черные метастазы по органам цивили–зации. Я сказал:
– Ну-ка притормози. Я давно уже понял, чего ты себе насо–чинял. Тебе не кажется, что подобные опыты человечество уже пыталось претворить в жизнь? Я о Третьем рейхе. Насколько мне известно, сверхчеловек не появился, а вся затея закончи–лась банальнейшей бойней, в лучших традициях Средневе–ковья, только с использованием намного более эффективного оружия уничтожения.
Мара спросил спокойно:
– Гвоздь, как ты вообще воспринимаешь идею сверхчелове–ка? Каким ты его видишь?
– Ну… Как индивида, вышедшего за пределы морали. «По ту сторону Добра и Зла», так сказать, – курс философии в институ–те не прошел даром, я кое-что помнил.
Мара задумчиво покивал. Начал неторопливо:
– В этом все и дело. Эоны морали, культуры, этики – в пер–вую очередь надо избавиться от них. Как писал наш «народный писатель» Ницше, с которым, я смотрю, ты знаком: «У них есть нечто, чем гордятся они. Но как называют они то, что делает их гордыми? Они называют это культурой, она отличает их от ко-зопасов». Тут он проехался сразу по двум вещам. Во-первых, по культуре как атрибуту аристократичности, хотя она и позволяет им отличаться всего лишь от козопасов, то есть речь идет уже не об аристократичности, а о псевдоаристократичности. И как следствие о псевдокультуре. Да и потом, как может быть куль–тура прерогативой аристократичности? Культура – это след–ствие становления всего человечества, как же можно заграба–стать ее в частное пользование?! Во-вторых: там говорится о гордости… даже не о гордости – о надменности и чванстве как о проявлении морали (потому что эти качества – всего лишь сте–реотипы поведения, заложенные сильными мира сего), то есть о моральных оковах разума, не позволяющих людям увидеть и принять новое. В особенности кардинально новое. Допустим, фашизм Третьего рейха попытался перешагнуть через эти гра–ницы, но и только. Он вовсе не отказался от морали современ–ной цивилизации, он всего лишь выкинул из нее те пункты, ко–торые были ему неудобны. Например, здравый смысл. Про гуманизм я вообще молчу. Но главный-то пунктик остался, и на–зывается он – власть. С чего начала партия социал-демокра–тов? С подминания под себя промышленности, банков, средств массовой информации – партия жаждала получить контроль над всеми рычагами управления государством: экономически–ми, политическими, идеологическими. И, получив все это, на до–стигнутом не остановилась, начала проецировать свою поли–тику на другие страны. Они занялись трансляцией воли в мировом масштабе. Фашизм двадцатого века по своей сути ничем не отличается от Крестовых походов Средневековья или набегов хана Батыя. Вот только цель у них якобы была вели–кая – сверхчеловек, сверхнация! Но каким образом они хоте–ли эту цель достичь? Мистики Третьего рейха соорудили целое мировоззрение, которое, в сущности, представляет собой ме–шанину из кучи религий, пары фраз Ницше и всякого эзотери–ческого бреда «духовных учителей» того времени. Четвертая Луна, «вогнутый космос», «евреи, цыгане и даже славяне – ге–нетический мусор задворков цивилизации» – их философия вы–сосана из пальца, она построена на домыслах и посылах, кото–рые были выгодны им как новому классу господ человечества. И как же, по-твоему, из этого всего должен получиться сверх–человек? Откуда ему взяться в этом сгустке насилия и жажды безграничной власти? Выскочить, как гной из фурункула? Ма–лоприятный материал для производства человека нового типа! Ах да, была еще идея тотального уничтожения половины насе–ления планеты, что обязано было вызвать космический катак–лизм, который, в свою очередь, должен был вернуться на Зем–лю в виде вселенского цунами и смыть человеческий мусор в океан космоса. Очевидно, выжившие в таких вот господских разборках и должны были основать расу сверхлюдей. Ты видишь в этом бреде хотя бы намек на смысл?
