Краткая передышка была необходима морронам как воздух, к тому же она дала возможность разыскать притаившегося за обломками одного из столов раненого юнца и оказать ему посильную помощь. Оторвав от своего платья, и так уже испорченного несколькими кровавыми пятнами и порезами, рукав, Милена ловко перебинтовала Марку распухшее почти до размера его головы сине-красное колено, а затем рывком подняла постанывающего парня на ноги.
– Порежу, стерва! – грозно проскрежетал сквозь крепко сжатые от боли и злости зубы веснушчатый разбойник, но воплотить свое обещание в жизнь не решился.
– Кость цела, жить будешь! На, утрись, сосунок! – ответила воительница, не воспринявшая всерьез ни оскорбления, ни угрозы, а затем небрежно сунула парню в руки окровавленный платок, которым между делом успела протереть лезвия своих кривых ножей.
Уязвленный таким снисходительным обращением рыжеволосой красавицы, Марк уже открыл было рот, собираясь достойно ответить на дерзость, но не успел… его опередил согнувшийся в три погибели, пытавшийся из последних сил восстановить сбившееся дыхание старик.
– Уводи паренька! Дело совсем плохо… – прохрипел Фанорий, не поднимая головы.
– Да с чего ты взял-то?! – пыталась возразить Милена, на глазах у которой протекали последние секунды боя.
Хорошо обученный и действующий как одно единое целое, отряд охранников уже оттеснил еле успевавшего отражать удары одиночку-бойца в дальний угол залы, и в любой миг мог раздаться громкий предсмертный крик, свидетельствующий о том, что одному из восьми острых клинков все же удалось обагриться кровью из вражеского сердца.
– Все кончено… уводи!!! – упрямо стоял на своем Фанорий, почему-то отрицавший явную победу.
На этот раз слова старшего товарища прозвучали гораздо тверже, как настоящий приказ; а приказы, как известно, вначале надлежит исполнять, а уж затем обжаловать. Видимо, Милене был известен это неоспоримый армейский закон. Сама не понимая, зачем это делает, воительница схватила юношу под руку и потащила его к выходу. Как ни странно, Марк совсем не сопротивлялся столь возмутительному произволу.
Глава 6
Кровь моррона
Когда ты удобно устроился в кресле, а бока согревает огонь, устало пожирающий дрова в камине, так и тянет поговорить: излить собеседнику душу, а заодно и посетовать на несправедливость мира, красочно описав несколько слезливых историй своих злоключений. Обычно люди в такой уютной обстановке чрезмерно сентиментальны и просто жаждут в награду за свой рассказ получить от благодарного слушателя скупую мужскую слезу или хоть капельку сочувствия. Так устроены люди, но морроны иные существа! Частенько им чужды человеческие слабости, а желание поупражнять язык и уж тем более рассказать о себе возникает лишь в тех случаях, когда без этого никак не обойтись.
Мягкое кресло, удобная спинка с подлокотниками и согревавший ноги огонь, усыпляюще потрескивающий в камине, не смогли заставить Аламеза позабыть, где он находится, кто сидит перед ним и, главное, зачем он сюда пришел. За три года скитаний по землям Геркании с ним произошло много разных событий, но он не собирался утомлять их описанием слух собеседника, которому, кстати, также нужны были не забавные иль печальные истории из жизни воителя, ставшего на презренный путь разбойного ремесла, а суть! Мартина Гентара интересовал лишь ответ на краткий и четкий вопрос, как он, то бишь Дарк Аламез, дошел до жизни лесного грабителя, в чем крылась причина его падения? Хоть, впрочем, сам рассказчик не считал свой промысел постыдным, а образ жизни жалким и ни за что на свете не променял бы пропахший потом, вечно грязный разбойничий наряд на любое иное платье, даже на старательно начищенные до зеркального блеска рыцарские доспехи, облачиться в которые мечтал любой герканец благородных кровей.
– Покинув Филанию, я искал покоя, – решив не утомлять некроманта подробностями, начал с главного Дарк, – мечтал найти тихий уголок, где бы мог восстановить силы, собраться с мыслями да и, что греха таить, просто привыкнуть жить. Уж слишком быстро развивались события в первое время после моего воскрешения. Я не был готов к активным действиям, а пришлось сразу с головой окунуться в круговерть твоей альмирской интрижки. Это сейчас я считаю, что события в филанийской столице шли как-то сонливо, до тошноты неспешно, заунывно медленно; тогда же мне казалось совсем наоборот…
– Именно так я истолковал твое желание вступить в ряды герканской армии, но что же тебя заставило… – перебил рассказчика некромант, но не успел довести мысль до конца; осекся под суровым взглядом поджавшего губы и даже побелевшего от злости Дарка.
– Знаешь, у лесного отребья есть чему поучиться, – медленно произнес разбойник-моррон, довольно быстро справившийся со вспышкой гнева. – Любителям вставить словечко поперек чужого живо укорачивают язык. По первой, конечно, лишь нож к горлу приставляют, а уж если особливо непонятливый шустряга попался…
– Какое счастье, что мы не они! – рассмеялся Мартин и, как будто случайно, откинул край одеяла, продемонстрировав обиженному им рассказчику аккуратно разложенный по простыне арсенал разноцветных склянок. – Впрочем, прошу прощения, поступил бестактно, но уж больно не терпелось поскорее услышать главное.
– А главное в том и кроется, – продолжил рассказ Аламез, не горевший желанием испытать действие чародейских смесей, явно не целебного свойства, на собственной коже, – что покоя без злата не бывает. Тем же дуралеям, кому вздумалось вдруг отойти от дел, могу дать лишь один совет: сперва запастись солидным кошельком да грамотами, чтоб всякий чиновный сброд носы поганые куда не след не совал!.. – Дарк замолчал. Видимо, воспоминания, нахлынувшие на него, не были из приятных. – Три года назад я имел смутное представление о Геркании, а уж порядки в ее армии совсем иными себе рисовал… Я стал жертвой собственных иллюзий! Я был настолько наивен, что строил планы на основе лет уж двести назад устаревших сведений. И ты, маг, почему-то не захотел меня разубедить! Ты, мой собрат по клану, ты, кто величает меня своим другом, почему-то в трудный час, в час принятия важного решения, не приложил даже малейшего усилия, чтобы открыть, как сильно я ошибался. Почему… почему ты не поведал мне, какова жизнь в Геркании?!
– Во-первых, потому, что я не люблю напрасных трудов… даже словесных. Ты, что ль, забыл, при каких обстоятельствах мы расстались? Ты бы не стал никого слушать, и уж тем более меня; того, кто сам пал жертвой роковых заблуждений… – мгновенно парировал упрек Мартин, несомненно, хорошо подготовившийся к беседе. – А во-вторых, прошу прощения, но я и сейчас не понимаю, о чем ты говоришь. Никогда не питал интереса к герканским военным порядкам. Ты ж знаешь, казарменное житье-бытье не по мне!
Аргументы показались разбойнику весомыми, да и то, как пылко некромант их озвучил, внушало доверие. Дарк понимал, что в ошибке, совершенной три года назад, нужно было винить лишь себя, но все же не мог распрощаться с обидой на мага. Когда-то давно Мартин Гентар был для него старшим собратом; тем мудрецом, кто поведал о сути его природы и открыл глаза на одну из величайших тайн мироздания; ведь именно Гентар рассказал новообращенному моррону о Коллективном Разуме, о Зове и об Одиннадцатом Легионе. В прошлой жизни, да и долгое время после того, как воскрес, Аламез считал Мартина Гентара существом всезнающим и почти всесильным. Трудно расставаться с уже вошедшими в привычку заблуждениями!
– С небес на землю я спустился сразу: как только перешел границу и добрался до первого герканского города, – продолжил Аламез. – Как нетрудно догадаться, это был Гуппертайль, второй по значимости, да и по богатству, город королевства. Древняя вражда Геркании с Филанией тут же сыграла против меня: ни торговцы, ни банки, ни даже алчные до наживы ростовщики не принимали филанийских монет, хотя они были из чистого золота. Мне пришлось пойти к кузнецу и тайно переплавить небольшие запасы чеканного хлама в слиток, половину которого я ему же за работу и оставил.
– Неразумно, – вновь вставил слово маг, – я бы на твоем месте прежде всего избавился от меча. Во-первых, он у тебя был редкий, знатный, мог бы за него получить хорошую цену! А во-вторых, от ценных вещей нужно сразу избавляться, если, конечно, ищешь покоя, а не приключений на свое упругое седалище!
– Ты не воин, тебе не понять, что значит для солдата обладание достойным мечом! – произнес Аламез, не скрывая насмешливой и даже немного презрительной ухмылки.
– Но ведь потом же ты от него все равно избавился, – предпочел проигнорировать вызывающую мимику собеседника некромант.
– Отнюдь, – покачал головою Дарк, – то, что сейчас его нет у меня на боку, еще ничего не значит… Я его надежно припрятал до лучших времен. Но дело не в этом, не будем отвлекаться от темы беседы. Ведь тебя еще интересует мой ответ на твое «почему»? – усмехнулся разбойник, сколько ни силившийся, но так и не сумевший перебороть себя и перестать наконец-то подначивать самоуверенного собрата по клану. – Вырученных от продажи половины слитка денег мне хватило ровно на три дня. Не буду греха таить, я не транжирил, но и не скряжничал! Все это время я сносно питался, ночевал на чистой постели, приобрел весьма приличное платье взамен того, что износилось в дороге, и, главное, обзавелся бумагами, подтверждающими благородность моего происхождения. Вечером первого же дня мне посчастливилось попасть в приемную герцога и подать прошение о приеме на королевскую службу. Не скрою, это было не так-то и просто; без улыбки удачи и без крупненькой мзды одному из чинуш не обошлось! Но я был готов отдать последний медяк, чтобы покрывшаяся моим потом бумажка наконец-то легла на нужный стол. Многие голодранцы дворянского племени месяцами обивают пороги ленивых служителей его светлости, но так и не добиваются успеха. Хотя какой успех в том, чтобы лишь подать прошение? – с горечью задал сам себе вопрос Дарк, а затем, так и не удосужившись ответить, продолжил рассказ: – Три долгих дня я бесцельно бродил по Гуппертайлю, ожидая ответа, а когда его получил, то чуть не сошел с ума, читая бредятину на казенной бумаге, да еще скрепленной гербовой печатью…