Но у Талли уже не было сил держаться и слушать, как люди, прощаясь, говорят о бабушке, разрывая душу Талли. Она встала и вышла из церкви.
На улице, при ярком свете августовского солнца, она снова смогла дышать. К глазам подступали слезы, а в голове крутился нелепый вопрос: «Как ты могла оставить меня одну?»
Стоя около старомодных запыленных автомобилей, она изо всех сил старалась не расплакаться. А еще она старалась не вспоминать и не думать о том, что же будет с ней дальше.
За ее спиной хрустнула ветка, и Талли оглянулась. Ее взгляд скользнул по припаркованным машинам. А потом она увидела ее.
На границе церковной территории, где росли раскидистые клены, стояла в тени Облачко и курила длинную тонкую сигарету. На ней были потертые вельветовые брюки-клеш и несвежая свободная блузка. А копна спутанных каштановых волос лишь подчеркивала неестественную худобу.
Талли не смогла сдержать прилив неожиданной радости, от которого учащенно забилось ее сердце. Наконец-то она теперь не одна! Облачко, конечно, не всегда поступала с ней хорошо, но ведь вернулась же в трудную минуту. Талли побежала к Дороти, улыбаясь. Она готова была простить своей беспутной матери все — все годы ее отсутствия, все случаи, когда она бросала дочь. Главное, что она была рядом именно сейчас, когда Талли нуждалась в ней больше всего.
— Слава богу, ты здесь, — сказала она, переводя дыхание. — Ты так нужна мне сейчас!
Мать потянулась к Талли и рассмеялась, когда, качнувшись, чуть не упала.
— А ты красивая маленькая бабочка, Талли. Тебе нужен воздух, чтобы быть свободной.
Все похолодело у Талли внутри.
— О нет! Только не сегодня, — сказала она, умоляюще глядя на мать. — Пожалуйста…
— Всегда! — В голосе Облачка вдруг зазвенел металл, но взгляд оставался безучастным, словно остекленевшим.
— Но я ведь твоя плоть и кровь, мама, и ты так нужна мне сейчас. — Талли чувствовала, что говорит едва слышно, но ничего не могла поделать со своим голосом.
Облачко сделала шаг вперед и снова чуть не споткнулась. Она улыбнулась жалкой улыбкой, словно извиняясь, но Талли знала этому цену. Подобные эмоции ее матери вспыхивали и мгновенно гасли, как солнце над Сиэтлом.
— Посмотри на меня, Талли.
— Я смотрю.
— Нет, посмотри как следует. Ты же видишь, я ничем не могу тебе помочь.
— Но ты нужна мне.
— В этом-то и есть гребаная правда, — сказала Облачко, смачно затягиваясь и выдыхая через несколько секунд дым.
— Почему… — начала Талли.
«Почему ты не любишь меня?» — хотелось ей спросить, но она так и не смогла выразить свою боль словами. В этот момент закончилась поминальная служба, и из церкви вышли люди в траурных одеждах. Талли отвернулась, пытаясь скрыть слезы. Когда она снова повернулась к Дороти, той уже не было.
Женщина из службы социальной поддержки держалась сухо. Она говорила правильные вещи, но от Талли не укрылось, что женщина украдкой смотрит на часы.
— Я по-прежнему не понимаю, почему должна собирать вещи, — возражала ей Талли. — Мне почти восемнадцать лет. Дом бабушки не под залогом — я знаю это, потому что весь год оплачивала счета. Я достаточно взрослая и могу жить самостоятельно.
— Нас ждет юрист, — не обращая внимания на слова Талли, сказала женщина. — Ты ведь уже почти готова?
Талли положила в чемодан стопку писем от Кейт и закрыла крышку.
Слова «я готова» отказывались слетать с языка, поэтому она просто взяла чемодан и повесила на плечо сумку.
— Да, — выдавила наконец Талли.
— Хорошо, — отозвалась женщина, повернулась и направилась к лестнице.
Талли окинула долгим прощальным взглядом свою спальню, замечая словно бы впервые некоторые вещи, обычно ускользавшие от ее внимания — бледно-сиреневое покрывало на белой двуспальной кровати, пластиковые фигурки лошадок, покрытые пылью, на подоконнике, куклу миссис Бизли на туалетном столике, коробочку для украшений «мисс Америка» с изображением балерины на крышке.
Бабушка подготовила эту комнату для маленькой девочки, которую ей привезли много лет назад. Все здесь было подобрано с любовью и заботой. Но теперь эти замечательные вещи будут сложены в ящики и помещены в темное хранилище, как и воспоминания, которые они вызывали в памяти. Интересно, подумала Талли, сколько лет пройдет, прежде чем она сможет вспоминать бабушку и не плакать.
Закрыв за собой дверь спальни, Талли последовала за женщиной по умолкнувшему дому. Они спустились по лестнице и подошли к видавшему виды желтому «форду-пинто», припаркованному перед крыльцом.
— Положи чемодан назад.
Талли сделала, как ей велели, а сама села на пассажирское сиденье.
Когда женщина из социальной службы завела мотор, машину наполнили звуки громкой музыки из стереоколонок. Женщина тут же извинилась и прикрутила звук.
Талли лишь пожала плечами и стала смотреть в окно.
— Я соболезную тебе по поводу смерти бабушки, если я не сказала этого раньше.
Талли смотрела на свое отражение в окне машины. Лицо ее было как на негативе, лишенное красок и словно призрачное. Также чувствовала себя Талли и в душе.
— Она была исключительной во всех отношениях женщиной.
Талли ничего на это не ответила. Она вряд ли могла бы заставить себя произнести хоть слово, даже если бы хотела. С момента встречи с матерью на похоронах она чувствовала себя словно высохшей изнутри. И совершенно пустой.
— Вот мы и на месте, — сказала женщина через несколько минут.
Они остановились у красивого здания в викторианском стиле в пригороде Баллард. Табличка на двери гласила: «Бейкер и Монтгомери, адвокаты».
Талли понадобилось несколько секунд, чтобы выбраться из машины.
— Тебе не надо брать с собой чемодан, — сочувственно улыбаясь, сказала женщина.
— Я бы все-таки хотела его взять. — Талли давно знала, что надо держать свои вещи при себе.
Женщина согласно кивнула и последовала впереди Талли по заросшей травой дорожке к двери. В эксцентричной, на посторонний взгляд, приемной Талли присела на краешек кресла рядом с пустой конторкой. На стенах с веселенькими обоями висели во множестве картины с изображением детишек с большими грустными глазами. Ровно в четыре часа к ним спустился пухлый лысеющий мужчина в очках в роговой оправе.
— Здравствуй, Таллула, — сказал он. — Я — Элмер Бейкер, адвокат твоей бабушки миссис Харт.
Талли последовала за ним в небольшую комнату наверху, где стояли два мягких кресла и небольшой антикварный стол черного дерева. На нем громоздились желтые папки, какими обычно пользуются юристы. В углу комнаты жужжал вентилятор, но он лишь гнал в сторону двери горячий воздух.
Женщина из социальной службы присела у окна.
— Сюда, сюда, — суетился мистер Бейкер, подвигая Талли собственное кресло.
— Итак, Таллула…
— Талли, — поправила она.
— Да, да. Я помню, Айма говорила, что ты предпочитаешь имя Талли, — поставив локти на стол, адвокат наклонился к ней. Его глаза, похожие на черных жуков, блеснули за толстыми стеклами очков. — Как тебе известно, твоя мать отказалась стать твоим опекуном.
Талли едва хватило сил кивнуть, хотя всю ночь она репетировала прочувствованный монолог о том, что ей надо позволить жить одной. Но сейчас она чувствовала себя совсем маленькой и беззащитной.
— Мне очень жаль, — сочувственно произнес мистер Бейкер, но Талли только поморщилась в ответ, хотя говорил он вроде бы искренне. Она уже не могла слышать эти бесполезные, ничего не значащие слова.
— Да, — односложно ответила она, сжимая руки в кулаки.
— Присутствующая здесь миз Каллиган подобрала тебе отличную семью. Ты будешь одной из нескольких брошенных детей, которым дают приют эти добрые люди. Есть еще одна хорошая новость: ты сможешь продолжить учиться в той же школе. Думаю, ты рада это слышать.
— Я просто в восторге.
Мистер Бейкер поднял на секунду глаза, удивленный ее ответом.
— Ну, разумеется. Теперь что касается наследства. Бабушка оставила тебе все свое имущество — оба дома, машину, счета в банке и акции. Еще она оставила распоряжение, чтобы ты продолжила ежемесячные выплаты ее дочери Дороти. Твоя бабушка считала, что это — самый надежный способ следить за ее перемещениями. Дороти проявила завидное постоянство, всегда объявляясь перед получением денег. — Адвокат прочистил горло. — Итак, если мы продадим оба дома, ты сможешь какое-то время не беспокоиться по поводу финансов. Мы позаботимся о том, чтобы…
— Но тогда у меня не будет дома…
— Мне очень жаль, но миссис Харт оставила конкретные указания по этому поводу в своем завещании. Она хотела, чтобы ты могла пойти учиться в любой колледж. — Бейкер внимательно посмотрел на Талли. — Ты ведь собираешься получить в один прекрасный день Пулитцеровскую премию. По крайней мере, так мне сказала твоя бабушка.