…Поздним вечером, плавно стекающим в тихую, уютную ночь я перечитывал написанное. Я снова видел Дом-на-Перекрестке, лишенный Предстоятелей, блестела ваза в руках перекупщика-ювелира, корчился у сандалий Гро Косматый Тэрч, хохотал хозяин бойцового Арчи, умирал юный послушник Хаалана со стилетом в печени, и шествовал по переулку великолепный Эйнар в сверкающих доспехах…
Чернокнижник растянулся на соломенной циновке, Эйнар привалился к стене рядом с расслабленным Гро, перебирающим струны, и из их прерывистого рокота внезапно родились слова:
Если станет слепой Цитадель на горе,
Ты услышишь: подковы стучат во дворе.
Я вернусь, я вернусь, я вернусь на заре…[1]
«Я вернусь на заре, – подумал я, бессмысленно глядя на пока еще чистый лист. – Наверное, так… куда-то вернусь, откуда-то уйду… Может быть, встречу Таргила… отыщу Лайну, или выйду на Перекресток и призову Дом. Или еще что-нибудь… Сарт Великий, шут гороховый Их Величеств Случая и Судьбы…»
Если ветер с востока приносит грозу,
Глянь в окно – и меня ты увидишь внизу.
Я вернусь, я вернусь, прилечу, приползу…
«Пой, мальчик», – подумал я, и внезапно мне показалось, что всех тех людей, кто встречался нам за последние дни вне стен Дома – что их не существует на самом деле, что они есть только здесь, в моих записях, в виде знаков на шуршащих страницах… один шорох тому назад – и мирно посапывающий чернокнижник вновь сует стилет в бок своему болтливому собрату; два шороха тому назад – и Ужас возносит ввысь орущего Арчи, или Гро топчет душу матроса в портовой таверне…
Сто шорохов тому назад – Фольнарк, Лайна, спящая на моем плече, смерть Клейрис… опустевший Дом…
Шелест страниц реальности? Поднеси горящую свечу – и…
Если вспыхнут пожары над месивом крыш,
Если выйдут на улицы полчища крыс,
Я вернусь, я вернусь, ты не бойся, малыш!…
– Чья это песня, Гро? – спросил я.
– Моего отца, – ответил Грольн Льняной Голос. – В последний раз он пел ее мне перед смертью. Я пел ее в первый раз для Клейрис… тоже перед смертью. И вот сейчас… сам не знаю – перед чем.
Если люди устанут от собственных игр,
Я вернусь, я взорвусь, я ворвусь, словно вихрь,
Я вернусь!…
– Я вернусь! – эхом отозвалось в моем мозгу, словно в пустом Доме кричал кто-то, окаменевший в упрямом сопротивлении, невидимый и незнакомый.
Куда?! Когда?…
Сколько людей до меня мучились этим же вопросом?!
Сколько – не получили ответа?!
…А потом я заснул. И проснулся только утром.
24
– Ну? – требовательно спросил я у чернокнижника, когда мы с ним вышли в коридор постоялого двора Арх-Ромшит.
– Что – «ну»? – он поспешно отвел глаза, и я не успел понять смысл их странного выражения.
– Веди меня к Таргилу.
– Не смейтесь надо мной, Великий… или вы снова испытываете вашего покорного слугу?
На миг я порадовался, что в коридоре никого нет – ни Гро, ни спящего Эйнара, ни других людей.
– Испытываю, – ответил я, пытаясь придать себе строгий и величественный вид. Боги, что я говорю?!
– Вверх по лестнице, второй ярус, – тихо прошептал он, – налево по коридору… пятая дверь. Сами же небось знаете, раз привели меня сюда!…
И я поднялся по лестнице на второй ярус, свернул налево и немного постоял перед пятой дверью, слыша гулкие толчки собственного сердца, и щеки мои горели краской стыда.
А на лестнице ожидал чернокнижник, зовущий меня Великим.
Потом я толкнул дверь и увидел Таргила.
– Ну, здравствуй, Сарт-Мифотворец, – сказал мне Таргил.
– Здравствуй, Таргил-Предстоящий, – ответил я.
Нам было о чем поговорить.
ВОЗЛЕСЛОВИЕ. ГРОЛЬН ЛЬНЯНОЙ ГОЛОС…Шалишь, Сарт, ты хоть и мой учитель, но провести себя я не дам! Тебе этот старикашка нужен живым. Тебе хочется знать, знать то, что знает он, знать – как, почему, куда… знать!
А потом ты, возможно, позволишь мне убить его. Потом, после – только вот ОН этого не позволит! Плевать он на тебя хотел, и на меня, и на всех нас – ускользнет, сволочь, ищи-свищи… неужели ты этого не понимаешь, Сарт-умница, великий учитель?!
А я ничего не хочу знать – я уже знаю! Знаю, что он – убийца Клейрис, и что я – его смерть. Сегодня. И сейчас.
Навсегда.
И кинжал я припас – тот самый, заветный, из Фольнарка, узкий и прямой, как моя дорога…
Я верну его!
Лестница предательски скрипит под ногами, и из-за угла выглядывает испуганная физиономия чернокнижника. Он пытается остановить меня, цепкие пальцы смыкаются на запястье – нет, я вырываюсь, отталкиваю его и в три прыжка оказываюсь у двери.
Два голоса доносятся из-за филенок, два голоса… один – Сарта, другой…
Я никогда не слышал ЕГО голоса. Теперь – услышал.
Что, осторожный Предстоятель Искушенного Халла – забыл запереть дверь?!
Забыл…
Чистая небольшая комнатка, и в ней – двое. Сарт оборачивается, он тянет руку, хочет что-то сказать – но я отталкиваю Учителя, потому что вижу за ним ненавистное потное лицо Таргила.
Вижу во второй раз в жизни.
И – в последний.
– За Клейрис! – и тут я спотыкаюсь и падаю.
Почему он медлит?! Проклятье!…
Я вскакиваю и снова бросаюсь на него, мельком успевая отметить, что что-то здесь не так.
Что?
Взгляд. Взгляд не тот. Не может так смотреть человек, которого сейчас будут убивать!…
– Получи!
Раздается звон. Я с удивлением обнаруживаю у себя в руке одну лишь рукоятку. Без лезвия.
Панцирь. Ну конечно, на нем панцирь!
Но шея-то у него открыта!…
…В ладонь вонзается невообразимо острая колючка, и с невольным криком я отдергиваю руку. Отдергиваю от такой беззащитной шеи проклятого Таргила!
Странно. Крови на месте укола нет. И вообще никаких следов! Но ведь боль была, я же кричал…
Таргил по-прежнему смотрит на меня своим дурацким взглядом.
– И нет Предстоятелю смерти вне его воли и желания, – бормочет он себе под нос. – Всему свое время, и мой дар еще не передан преемнику. Давай, мальчик, попытайся еще раз…
Я не стал пытаться. Я просто сел в углу и закрыл лицо руками. Горячие слезы, слезы горечи и бессилия душили меня.
Месть закончилась. Глупо и нелепо. И Учитель, которого я толкнул целую вечность тому назад, стоял и молчал, а я боялся поднять голову и увидеть его лицо…
25
…Гро затих в углу. Я прекрасно понимал чувства, владеющие им сейчас, но помочь ничем не мог. Предстоятель Хаалана говорил правду…
А в дверях тем временем уже возник Эйнар, из-за плеча которого высовывался наш приятель-чернокнижник, и долго эта немая сцена продолжаться не могла.
Молчание прервал негромкий, но спокойно-властный голос Таргила:
– Входи, Бич Божий. А ты, брат Копум, мне пока не нужен. Можешь идти…
И Копум безропотно, с низким поклоном, аккуратно закрыл дверь за вошедшим Эйнаром – естественно, сам оставшись при этом снаружи.
– Присаживайтесь, – Таргил с еле заметной улыбкой окинул взглядом всю нашу компанию. – Разговор предстоит долгий… Кстати, вы неплохо на меня поработали. Спасибо.
– Не за что, – угрюмо буркнул Эйнар.
Я не замедлил воспользоваться любезным приглашением хозяина и уселся в плетеное кресло-качалку напротив него. Эйнар, подумав, осторожно опустился на стоявший в углу продавленный диванчик, и тот жалобно застонал под такой неожиданной тяжестью.
Грольн остался, где был.
Меж тем Таргил уже извлекал непонятно откуда – из-за пазухи, что ли? – большую бутыль на ремне и, хитро подмигнув мне, водружал ее на стол в приятном обществе четырех серебряных кубков.
Эйнар заметно оживился и шумно потянул носом, когда густая кроваво-красная струя хлынула из наклоненного горлышка.
– Эстдальское мускатное? – еще не вполне доверяя своему обонянию, осведомился он.
– Семилетнее! – удовлетворенно причмокнул Таргил. – Из погребов дома Трайгров! Те самые, что в Лайхском поместье…
Нам с Эйнаром это говорило о многом, и мы понимающе-уважительно переглянулись.
Гро оставался безучастным ко всему.
– Ну, и с чего на этот раз мы начнем нашу приятную беседу? – Таргил отхлебнул вина, словно намекая на отсутствие в нем отравы.
Мы с Эйнаром поспешили последовать его примеру. Прежде чем ответить, я долго катал божественный напиток на языке, не желая примешивать к его непередаваемому терпко-сладкому букету горечь всяких слов. Но пришлось…
– Хорошее вино, Таргил… Что здесь, что тогда, в Фольнарке… Где берешь? Или боги своим Предстоятелям винный паек выдают, по бутыли на брата?
– У каждого есть свои маленькие секреты, – расплылся в улыбке Таргил. – А уж у Предстоятеля Хаалана-Сокровенного…
Я качнулся в кресле раз, другой – и резко остановился.
– Вот и поделись кое-какими, Дом тебя побери! – очень тихо произнес я, изо всех сил стараясь не отпустить его взгляд.
