Дементьев Андрей Дмитриевич - Я продолжаю влюбляться в тебя… стр 6.

Хорошо бы каждый день
Начинался с добрых дел…

С новой книги Жени Рейна,
Где возвышенна строка.
С рюмки старого портвейна
В честь победы «Спартака».

С Говорухинской премьеры.
С писем, посланных друзьям,
Не терявшим в бедах веры
И дорог в Священный Храм.

Со звонков моих потомков.
(Да сойдет к ним благодать!)
Для кого дела все скомкав,
Новой встречи буду ждать.

И с твоей улыбки ранней,
И с твоих забот дневных.
С необидных расставаний,
Раз уж нам нельзя без них.

Хорошо бы каждый день
Начинался с добрых дел…

Когда меня охватывает страх
В предчувствии каких-то бед внезапных,
Я вновь пытаюсь спрятаться в стихах,
Как будто все переношу на завтра.

Но если этот шаг мой невпопад
И Муза вдруг мою отринет душу,
Не понимая, в чем я виноват,
Еще сильней тревожусь я и трушу.

Тогда я обращаю взор к тебе…
Через свои сомнения и нежность
Я верю, что опять в моей судьбе
Ты обернешься ангелом надежды.

Ты чувствуешь, наверно, мой разлад.
И словно светлый луч в печальном мраке,
Твоя улыбка и твой добрый взгляд
В душе моей рассеивают страхи.

На морском пустынном берегу
Я нашел какой-то странный камень.
До сих пор его я берегу, —
Выброшенную морем чью-то память.

Проступал на камне силуэт
Женской красоты неповторимой.
Сколько было незнакомке лет?
Как звучало стершееся имя?

Камень ничего мне не сказал.
Как известно, молчаливы камни.
Смотрят на меня ее глаза —
Из разлуки, из печали давней.

Положил я странный камень тот
Рядом с синим томиком Петрарки.
А душа надеется и ждет,
Что раскроет таинство подарка.

Я не Ромео и не Демон.
Прости меня – не те года.
Но где б я ни был,
Чтоб ни делал, —
Я о тебе грущу всегда.

Все на земле полно тобою:
Цветы и снег, года и дни…
И даже море голубое
Тебе, взволнованной, сродни.

И где я ни был, чтоб ни делал, —
Со мной везде любовь твоя.
Она и в буйстве яблонь белых,
И в робком голосе ручья.

И всею жизнью я ей верен…
А как она со мной нежна,
Когда веселым вдохновеньем
В мой труд врывается она.

Ее с другой не перепутать,
Другой ее не превозмочь.
Вся из сияния, как утро.
И вся из таинств, словно ночь.

Моя судьба с любовью этой
Сошлись, как небо и земля:
С ее доверчивостью светлой
Скупая искренность моя.

В чем-то мир остался неизменен.
Неизменен в мыслях
О добре и зле.
И сейчас, и в прошлом,
И в любое время
Люди верят в счастье на земле.

Люди верят в счастье.
И страдают.
Не жалеют жизни для него.
И потомкам это счастье дарят,
Не успев почувствовать его.

В чем-то мир остался неизменен.
Неизменен в мыслях
О добре и зле.
Потому, наверно, и погиб Есенин,
Что не верил в счастье на земле.

И когда тоска его скрутила,
Рядом верных не было друзей,
Чтобы щедро поделиться силой,
Иль хотя бы добротой своей.

Я слышу, как Черное море вздыхает.
Со мною грустит о тебе.
А дождь за окном то шумит, то стихает.
И роза дрожит на стебле.

Я слышу, как Черное море тоскует
И бьется о душу мою.
И волны, как старые карты, тасует.
Надежду сажает в ладью.

Я слышу, как Черное море играет,
В бессмертные трубы трубя.
Как будто меня своим гневом карает
За то, что я здесь без тебя.

Все повторяется в природе.
Опять сентябрь…
Дожди шумят.
Вороны в сквере важно ходят,
Стары, как много лет назад.

Все повторяется в природе —
Все те же краски на ветру.
И пляшут листья в хороводе,
И скучен холод поутру.

Ну, хоть бы что-нибудь случилось!
Звезда б упала на балкон,
Иль оказал бы дуб мне милость
Побил бы желудем ворон.

За то, что так они похожи
На злобных недругов моих:
В них та же стать, и те же рожи,
И тот же норов – нагл и лих.

Все повторяется в природе.
Как повторяем мы себя…

И к красоте ее восходим
В печальных красках сентября.

Переборов мою усталость,
Ушла в былое та пора,
Где не читалось, не писалось,
Лишь тусовалось до утра.

Я сколько мог, себя неволил…
Но вспомнив про свои дела,
Вновь выбирался из застолий
На берег моего стола.

А берег этот так надежен
И так приятен для души.
Я здесь не гость и не прохожий,
Люблю побыть в его тиши.

Сюда ко мне приходит Муза.
И все счастливые года
Я не был для нее обузой,
Хотя она так молода.

Я выхожу на тихий берег.
И возвратив над словом власть,
Я в этот миг наивно верю,
Что снова юность началась.

Уже декабрь… И потому
Зима соскучилась по снегу.
Как я соскучился по смеху.
По твоему.

Безудержный, искристый,
Смех от души.
Неистовый и чистый,
Снег, поспеши!

Морозами расколота,
Земля все ждет его…
И мне, как полю, холодно
Без смеха твоего…

Когда восходит солнце
И над морем
Все небо заливает синева,
Мы звукам пробужденья
Молча вторим
В предчувствии чудес и волшебства.

И музыка прозрачная струится,
Пронзает нас и уплывает вдаль.
И мы с тобой – как две большие птицы
Иль как одна нежданная печаль.

Я к небу вновь протягиваю руки
И ты душой к нему устремлена.
И мир вокруг – лишь голоса да звуки,
Как будто вся природа влюблена.

Прекрасный миг! Бессмертное мгновенье!
Соединенье душ, рожденье дня.
И волны бьют, отсчитывая время,
Которое несется сквозь меня.

И море вновь предстанет на минуту
Загадочным ожившим существом…
Ловлю себя на мысли,
Что как будто
С тобою мы вторую жизнь живем.

Как близко друг от друга —
Жизнь и Смерть…
Но Небо не поделится секретом:
Кто должен быстро
Путь свой одолеть,
Измученный болезнями при этом,

А кто по жизни счастливо пройдет.
И долгой будет легкая дорога…
Мы о себе не знаем наперед.
И только просим милости у Бога.

Как близко друг от друга —
Жизнь и Смерть…
Всего-то расстояние —
В двух датах…
Хотел бы я достойно умереть,
Орлом в полете
Иль в бою солдатом.

Я из отеля рано вышел
В апрельский звон,
В чужую речь.
Сияло солнце над Парижем
И Сена продолжала течь.

Все для меня здесь было внове. —
И Нотр-Дам, и Тюильри.
И встреча с позднею любовью,
Зажженной от его зари.

Не потому ль Париж отныне
Мне стал милее во сто крат.
…Звучит в нем дорогое имя
И светит твой весенний взгляд.

Туман с утра…
Нелетная погода.
Над взлетной полосой
Притихли небеса.
Наверно, было так
Судьбе угодно —
Не разлучать еще нас
Три часа.

Но вот пошли последние минуты.
Прощальный взгляд.
Прощальный взмах руки.
И небо мне сочувствует
Как будто…
Бесстрастности высокой
Вопреки.

Обратный путь мой
Был еще печальней.
Ночная мгла
Спустилась на Москву.
И вижу я —
Твой одинокий лайнер
Летит в тумане
Сквозь мою тоску.

Я словно космонавт,
Опутан проводами.
Лежу, забыв свой кардиоизьян.
И думаю – как был бестактен Дарвин,
Произведя нас всех от обезьян.

Какая мы родня орангутанам,
Когда они по-прежнему зверье?!
Века проходят, исчезают страны…
А Дарвин нам талдычит про свое…

Мы в дарвинской легенде не повинны.
К тому ж еще одна есть про запас:
Вон как похожи на людей пингвины,
Быть может, и от них понарожали нас?

Хотя, конечно, и в людской породе,
Свои орангутаны тоже есть…
Они порою и в чины выходят.
Их можно всех по пальцам перечесть.

Но верю я другому объясненью
Происхожденья жизни на Земле:
Мы все – от Бога.
От любви весенней,
От света на божественном челе.