Я пожимаю плечами.
– Хорошо, – жду, давая ему шанс спросить, какая моя любимая еда, но он молчит. Поэтому я говорю: – А моя любимая еда – торт.
– Какой торт?
– Не важно. Все виды тортов.
– Ты только что мне весь мозг вынесла за то, что не выбрал… – начинает он.
– Но так трудно выбрать только один! – выпаливаю я. – То есть, кокосовый торт, тот, что с белой глазурью, похожий на снежный ком, – он мне сильно нравится. Но я люблю и чизкейк, лимонник и морковный торт. А еще торт «красный бархат» с кремом из сырной глазури и шоколадный торт с шоколадной глазурью. – Я останавливаюсь. – А ты когда-нибудь пробовал торт из оливкового масла?
– Нет. Звучит как-то странно.
– Он очень-очень вкусный. По-настоящему сочный и бесподобный. Я приготовлю его для тебя.
Питер стонет.
– Из-за тебя я чувствую себя голодным. Надо было взять целый пакет этих пончиков.
Я открываю свой коричневый бумажный пакет и вытаскиваю бутерброд. На его сэндвиче я маркером написала «П», чтобы знать, где чей.
– Хочешь бутерброд?
– Ты сделала его для меня?
– Ну, я сделала один и для себя тоже. Было бы грубо принести только один сэндвич и есть его перед тобой.
Питер принимает бутерброд и ест его все еще наполовину завернутым.
– Вкусно, – произносит он, кивая. – Что за горчица?
Польщенная, я отвечаю:
– Пивная. Папа заказывает ее из какого-то модного кулинарного каталога. Он помешан на готовке.
– Разве ты не собираешься съесть свой тоже?
– Оставлю его на потом, – отвечаю я.
На половине пути Питер начинает то и дело обгонять проезжающие машины и постоянно поглядывает на часы, расположенные на приборной панели.
– Почему мы так спешим? – спрашиваю его я.
– Эпштейны, – отвечает он, барабаня пальцами по рулю.
– Кто такие Эпштейны?
– Старая супружеская пара, владеющая антикварным магазином в Шарлотсвилле. В прошлый раз Фил прибыл туда на пять минут раньше меня и обчистил все место. Сегодня этого не произойдет.
Впечатленная, я говорю:
– Вау, я понятия не имела, что этот бизнес настолько жестокий.
Питер ухмыляется с видом «все-это-знаю» и продолжает:
– А разве таков не весь бизнес?
Я закатываю глаза, глядя в окно. Питер все же такой Питер.
Мы стоим на светофоре, когда Питер внезапно выпрямляется и говорит:
– Вот дерьмо! Эпштейны!
Я наполовину уснула. Мои глаза распахиваются, и я кричу:
– Где? Где?
– В красном внедорожнике! На две машины впереди справа. – Я вытягиваю шею, чтобы посмотреть. Эпштейны – седовласая пара, им около шестидесяти или семидесяти. Трудно сказать с такого большого расстояния.
Как только загорается зеленый свет, Питер дает по газам и мчится во весь опор. Я выкрикиваю: «Гони! Гони!», и потом мы пролетаем мимо Эпштейнов. Мое сердце бесконтрольно бьется. Я не могу удержаться, чтобы не высунуть в окно голову и не закричать, потому что это такой кайф. Мои волосы треплет ветер, и я знаю, что на голове будет полнейший беспорядок, но мне наплевать.
– Даааа! – кричу я.
– Ты сумасшедшая, – говорит Питер, потянув меня обратно за подол рубашки. Он глядит на меня как в тот день, когда я поцеловала его в коридоре. Словно я не такая, какой он меня представлял.
Мы подъезжаем к дому, перед которым уже припарковано несколько автомобилей. Я вытягиваю голову, пытаясь получше все рассмотреть. Я ожидала увидеть особняк с коваными железными воротами и, может быть, горгулью, или две, но этот выглядит просто как обычный дом. Должно быть, я выгляжу разочарованной, потому что как только Питер припарковал машину, он говорит мне:
– Не суди распродажу недвижимости по дому. Я видел все виды сокровищ в обычных домах и всякий мусор в красивых зданиях.
Я выскакиваю и наклоняюсь, чтобы завязать шнурки.
– Поторопись, Лара Джин! Эпштейны будут здесь уже в любую секунду! – Питер хватает меня за руку, и мы бежим по подъездной дорожке. Я запыхалась, но стараюсь не отставать от него. Его ноги гораздо длиннее моих.
Как только мы оказываемся внутри, Питер прямиком направляется к мужчине в костюме. Я же сгибаюсь и пытаюсь перевести дыхание. Несколько человек слоняются вокруг, глядя на мебель. В центре комнаты расположился длинный обеденный стол с безделушками из фарфора и молочного стекла. Я подхожу к нему и внимательно рассматриваю. Мне нравится белый сливочник с розовыми бутонами роз, но я не уверена, можно ли мне к нему прикасаться и посмотреть, сколько он стоит. Он может быть очень дорогим.
Тут же стоит большая корзина с памятными вещами со старинного Рождества: пластмассовые Санты и Рудольфы, стеклянные украшения. Я изучаю содержимое, когда ко мне подходит Питер с огромной ухмылкой на лице.
– Миссия выполнена, – произносит он и кивает в сторону пожилой пары, которая смотрит на деревянный буфет. – Эпштейны, – шепчет он мне.
– Ты забрал стулья? – окрикивает мистер Эпштейн, стараясь казаться небрежным и нераздраженным, но стоял он напряженно, уперев руки в бока.
– Вы же знаете, – отзывается Питер, – в следующий раз вам повезет. – Мне он говорит: – Ты видела что-нибудь крутое?
– Много всего, – я показываю на ярко-розового оленя. Он стеклянный, с электрическим синим носом. – Он бы отлично смотрелся на моем туалетном столике. Ты не спросишь мужчину, сколько он стоит?
– Нет, но ты можешь сама спросить. Тебе не помешает научиться договариваться, – Питер хватает меня за руку и подводит к мужчине в костюме. Тот заполняет какие-то документы на планшете с зажимом для бумаг. Он выглядит очень занятым и важным. Я даже не уверена, можно ли мне здесь находиться. Думаю, мне не нужен этот олень.
Но Питер выжидающе смотрит на меня, поэтому я откашливаюсь и спрашиваю:
– Прошу прощения, сэр, но сколько стоит этот олень?
– О, это часть лота, – отвечает он.
– О-о. Эм, извините, но что такое лот?
– Это означает, что он часть набора, – объясняет он. – Вы должны купить весь набор декоративных аксессуаров. Семьдесят пять долларов. Они винтажные.
Я делаю пару шагов назад.
– В любом случае, спасибо, – произношу я.
Питер подталкивает меня обратно, и я одариваю его обаятельной улыбкой, говоря: – А вы не можете просто отдать его вместе со стульями? Подарок при покупке?
Мужчина вздыхает:
– Я не хочу разделять их. – Он отворачивается, пролистывая бумаги на планшете. Питер бросает на меня взгляд, словно говоря: «Ты же хочешь оленя, так что действуй». Я «возвращаю» ему взгляд, отвечая: «Я не хочу его так сильно», но Питер решительно качает головой и подталкивает меня в сторону мужчины. Я спрашиваю:
– Пожалуйста, сэр? Я дам вам за него десять долларов. Никто не узнает, что не хватает оленя. И взгляните, его нога немного треснута у основания, видите? – Я показываю его.
– Хорошо, хорошо. Просто забирай его, – скупо отвечает мужчина, я озаряю его улыбкой и вытаскиваю кошелек, но он отмахивается.
– Спасибо! Спасибо вам большое. – Я прижимаю оленя к груди. Кажется, торговаться не так и сложно, как я думала.
Питер подмигивает мне, а потом говорит мужчине:
– Я подгоню машину поближе, чтобы мы могли погрузить стулья.
Они выходят через заднюю дверь, я же торчу в доме, разглядывая на стене фотографии в рамках. Интересно, их тоже продают? Некоторые из них выглядят по– настоящему старыми: черно-белые изображения мужчин в костюмах и шляпах. Одна фотография девушки в церковном платье, оно белое с кружевами, напоминающее свадебное. Девушка не улыбается, но в ее глазах есть озорной блеск, который напоминает мне о Китти.
– Это моя дочь, Патриция.
Я оборачиваюсь. Это старик в темно-синем свитере и плотных джинсах. Он стоит, прислонившись к лестнице, и наблюдает за мной. Он выглядит очень слабым; его кожа бледная и тонкая.
– Она живет в Огайо. Работает бухгалтером. – Он по-прежнему смотрит на меня, словно я напоминаю ему кого-то.
– У вас милый дом, – произношу я, хотя это и не так. Он старый, и его бы не помешало хорошенько прибрать. Но вещи внутри милые.
– Теперь он пустой. Все мои вещи распроданы. Не могу забрать их с собой.
– Вы имеете в виду, когда умрете? – шепчу я.
Он сердито поглядывает на меня.
– Нет. Я имею в виду дом престарелых.
Упс.
– Верно, – говорю я и начинаю хихикать, как делаю всякий раз, когда чувствую себя неловко.
– Что у тебя там в руке?
Я поднимаю.
– Это. Мужчина в костюме дал его мне. Вы хотите вернуть его обратно? Я не заплатила за него. Он часть лота.
Он улыбается, и морщины на его бумажной коже углубляются.
– Он был у Патти любимым.
Я протягиваю ему оленя.
– Может быть, ей бы захотелось оставить его у себя?
– Нет, забирай его. Он твой. Она даже не почесалась, чтобы помочь мне переехать, – он злорадно кивает. – Есть что-нибудь, что бы тебе хотелось взять? У меня полный багажник ее старой одежды.
