Мои шаги ускоряются.
– Привет! – приветствую я, махая рукой. – Как ты оказался здесь в это время? Разве ты сегодня не учишься?
– Я ушел пораньше, – отвечает он.
– Ты? Джон Амброуз Макларен прогуливает школу?
Он смеется.
– Я принес тебе кое-что. – Джон вытаскивает коробочку из кармана и протягивает мне. – Вот.
Я беру ее у него, она тяжелая и ощутимая в моей ладони.
– Следует ли мне… следует ли мне открыть ее прямо сейчас?
– Если хочешь.
Я чувствую на себе его взгляд, пока срываю бумагу и открываю белую коробочку. Он волнуется. Я приготовила улыбочку на лице, чтобы он знал, что мне нравится, что бы это ни было. Просто, само то, что он догадался купить мне подарок, это так… мило.
Уложенный в тонкую белую оберточную бумагу, в коробочке лежит снежный шар размером с апельсин, с медным основанием. Внутри мальчик с девочкой катаются на коньках. На ней красный свитер и наушники для защиты от холода. Она делает цифру восемь, а он любуется ею. Это мгновение запечатлено в янтаре. Одно прекрасное мгновение, сохранившееся под стеклом. Так же, как и та ночь в апреле, когда выпал снег.
– Мне нравится, – произношу я, и мне действительно нравится, очень сильно. Только человек, который по-настоящему знал меня, мог подарить такой подарок. Чтобы я почувствовала себя настолько значимой, настолько понимаемой. Это такое удивительное чувство, что даже хочется плакать. Это – то, что я буду хранить вечно. Этот момент и этот снежный шар.
Я поднимаюсь на цыпочки и обнимаю его, и в ответ он тоже обнимает меня – крепко, а потом еще крепче.
– С днем рождения, Лара Джин.
Я уже собираюсь сесть к нему в машину, когда вижу, что к нам подходит Питер.
– Одну секунду, – говорит он с вежливой полуулыбкой на лице.
Я насторожено отвечаю:
– Привет.
– Привет, Кавински, – приветствует Джон.
Питер кивает ему.
– У меня не было шанса поздравить тебя с днем рождения, Кави.
– Но… ты видел меня на уроке химии…, – говорю я.
– Ну, ты быстро убежала. У меня есть кое-что для тебя. Раскрой руки. – Он берет снежный шар у меня из рук и отдает его Джону. – Вот, можешь это подержать?
Я перевожу взгляд с Питера на Джона. Теперь я нервничаю.
– Вытяни руки, – подсказывает Питер. Я бросаю на Джона еще один взгляд, прежде чем повинуюсь, и Питер что-то вытаскивает из кармана и бросает в мои ладони. Мой медальон в форме сердца. – Он твой.
Я медленно произношу:
– Я думала, что ты вернул цепочку с кулоном в магазин твоей мамы.
– Неа. На другой девушке он не будет смотреться.
Я моргаю.
– Питер, я не могу это принять. – Я пытаюсь отдать его обратно, но он качает головой; он его не возьмет. – Питер, пожалуйста.
– Нет. Когда я верну тебя, то собираюсь надеть это ожерелье тебе на шею, и оно будет твоим значком. – Он пытается удержать мой взгляд своим. – Как в 1950-х. Помнишь, Лара Джин?
Я открываю рот, а затем закрываю его.
– Не думаю, что значок означает то, что ты думаешь, – сообщаю я ему, протягивая ему медальон. – Пожалуйста, просто возьми его.
– Скажи мне, какое у тебя желание, – побуждает он. – Пожелай все, что угодно, и я сделаю это для тебя, Лара Джин. Все, что тебе нужно, – это просто попросить.
У меня кружится голова. Вокруг нас много людей, они выходят из здания, направляясь к своим машинам. Джон стоит рядом со мной, а Питер смотрит на меня так, словно кроме нас здесь никого нет. Нигде никого нет.
Голос Джона выводит меня из оцепенения.
– Что ты делаешь, Кавински? – спрашивает Джон, покачивая головой. – Это жалко. Ты обращался с ней как с мусором, а теперь решил, что хочешь ее вернуть?
– Не вмешивайся, Санденс Кид, – рявкает Питер. Мне же он тихо говорит, – Ты обещала не разбивать мне сердце. В договоре ты сказала, что не будешь, но ты разбила, Кави.
Я никогда не слышала, чтобы он говорил так искренне, так чистосердечно.
– Прости, – отвечаю я, мой голос – слабый шепот. – Я просто не могу.
***
Я не оглядываюсь на Питера, когда сажусь в машину, его ожерелье все еще зажато в моем кулаке. В последнюю секунду я оборачиваюсь, но мы слишком далеко; я не вижу, там ли все еще Питер. Мое сердце бешено колотится. О потере чего я буду сожалеть больше? Реальности с Питером или мечты о Джоне? Без кого я не смогу жить?
Я вспоминаю о руке Джона на моей. Когда мы лежали рядом на снегу. То, как его глаза выглядели еще более голубыми, когда он смеялся. Мне не хочется от этого отказываться. Но я также не хочу отказываться от Питера. Есть так много всего, что мне нравится в них обоих. Мальчишеская уверенность Питера, его жизнерадостный взгляд на жизнь, его отношение к Китти. То, как у меня замирает сердце каждый раз, когда я вижу его машину, подъезжающую к моему дому.
Несколько минут мы едем в тишине, а затем, глядя прямо перед собой, Джон спрашивает:
– А у меня вообще был шанс?
– Я бы могла влюбиться в тебя так легко, – шепчу я. – Я уже на полпути. – Его кадык подпрыгивает в горле. – Ты настолько идеален в моих воспоминаниях, да ты и сейчас идеален. Словно я воплотила тебя из мечты. Из всех парней, ты – тот, кого бы я выбрала.
– Но?
– Но… я все еще люблю Питера. Я ничего не могу с собой поделать. Он первым поселился в моем сердце… и просто не уходит.
Он испускает побежденный вздох, который ранит мое сердце.
– Черт побери, Кавински.
– Прости. Ты мне тоже нравишься, Джон, правда. Жаль… жаль, что мы не пошли на танцы в восьмом классе.
И тогда Джон Амброуз Макларен говорит одну последнюю вещь, ту, которая заставляет мое сердце переполниться чувствами.
– Не думаю, что тогда было наше время. Наверное, оно также и не сейчас. – Джон сморит на меня, его взгляд непоколебим. – Но, в один прекрасный день, оно, может быть, настанет.
55
Я завязываю бант вокруг хвоста в женском туалете, когда заходит Женевьева. У меня пересыхает во рту. Она замирает, а затем разворачивается на каблуках, чтобы зайти внутрь кабинки. Тут я говорю:
– Мы с тобой всегда встречаемся в туалете, – она не отвечает. – Джен… Прости за тот день.
Женевьева резко разворачивается и надвигается на меня.
– Мне не нужны твои извинения. – Она хватает меня за руку. – Но если ты расскажешь хоть одному человеку, Богом клянусь…
– Я бы не стала! – выкрикиваю я. – Я не скажу! Я бы никогда этого не сделала.
Она отпускает мою руку.
– Потому что ты меня жалеешь, верно? – Женевьева горько смеется. – Ты такая маленькая притворщица. Меня тошнит от этого твоего приторно сладкого образа, ты это знаешь? Ты всех одурачила, но я знаю, какая ты на самом деле.
Яд в ее голосе ошеломляет меня.
– Что я тебе вообще сделала? За что ты так сильно меня ненавидишь?
– О, Боже. Прекрати. Перестань вести себя так, как будто не знаешь. Тебе нужно признать то дерьмо, что ты мне сделала.
– Минуточку, – вмешиваюсь я. – Что я тебе сделала? Именно ты выложила в Интернет сексуальное видео со мной! Ты не можешь изменить историю только потому, что тебе так хочется. Я – Эпонина, а ты – Козетта! Не выставляй меня Козеттой!
Ее губы изгибаются.
– О чемты, блин, вообще говоришь?
– LesMis!
– Я не смотрю мюзиклы. – Она поворачивается, будто собирается уйти, но затем останавливается и говорит: – Я видела вас, ребята, в тот день в седьмом классе. Я видела, как ты его поцеловала.
Она была там?
Она видит мое удивление; она упивается им.
– Я оставила там свою куртку, а когда вернулась забрать ее, то увидела вас двоих, целующихся на диване. Ты нарушила самое основное правило девичьего кодекса, Лара Джин. Каким-то образом в своей голове ты выставила меня злодейкой. Но ты должна знать, что я не была стервой просто ради того, чтобы быть стервой. Ты это заслужила.
У меня голова идет кругом.
– Если ты знала, то почему продолжала быть моей подругой? Ты не перестала дружить со мной.
Женевьева пожимает плечами.
– Потому что мне нравилось швырять это тебе в лицо. Он мой, а не твой. Поверь мне, с того момента мы больше не были подругами.
Странно, из всего, что она мне сказала, это причиняет боль больше всего.
– Так, чтобы ты знала, я его не целовала. Он поцеловал меня. Я даже не думала о нем в этом смысле, не до этого поцелуя.
Затем она произносит:
– Единственная причина, по которой он вообще поцеловал тебя в тот день, это то, что я бы не стала этого делать. Ты была вторым выбором. – Она пробегает рукой по волосам. – Если бы ты тогда в этом призналась, я бы, может быть, простила тебя. Возможно. Но ты никогда этого не сделала.
Я сглатываю.
– Я хотела. Но это был мой первый поцелуй, и он был не с тем парнем, и я знала, что не нравлюсь ему.
