«Разводиться не стоит. Дети, карьера», – думал он, глядя в окно на московские крыши, посыпанные морозной трухой. Бледно-красное солнце было такое же холодное, как и окно, к которому он прислонился любом. «Господи, работать бы да работать, радоваться жизни, а тут… Словно закапываешь себя. И почему, спрашивается, чем я ей плох? Да, любовь прошла, может, но ведь есть дом, привычки, отношения. Держались же они какое-то время». Ким опять вспомнил прием в посольстве. «Как Вера переменилась! Она стала совсем другой: красивой, спокойной, уверенной в себе. Жизнь прожила, видимо, благополучную и в любви». Если бы Ким знал, как ошибается! Он походил по кабинету. До совещания оставалось два часа. Можно было заняться текучкой: сделать пару звонков, которые откладывались по разным причинам, просмотреть папку с документами, которую помощник Сергей положил на стол еще в субботу. Словом, «подчистить хвосты», закончить то, что не успел в течение недели. Но Ким, такой энергичный, собранный, не терпящий недоделанной работы, почему-то медлил. Гораздо важнее казалось сейчас спокойно, не торопясь, подумать обо всем, что его волновало. Таких минут, когда рядом никого нет, когда никуда не спешишь, когда время принадлежит только тебе, у него в жизни почти не осталось. Ким сел в кресло, рассеянно посмотрел на аккуратные стопки папок и мыслями опять вернулся в прошлое. Он не ожидал, что случайная встреча с Верой столь сильно взволнует его и выяснится, что прошлое – такое счастливое и предсказуемое время – его опять «зацепит». Вера переменилась – в ней стали заметны черты очень сильного человека: выдержка, спокойствие и такое редкое в нынешних женщинах качество, как достоинство. Ким все не мог забыть, как она спокойно, с почти не дрогнувшим лицом поприветствовала его тогда на приеме, хотя узнала сразу. Как Вера теперь не походила на ту иногда смешную, немного суетливую девушку, которая караулила его у дверей кабинета истории. Тогда, в школе, Ким все быстро «просчитал» – она была в него влюблена, и все это: яркие платья, вечно открытая дверь в ее класс, мелькание в коридорах, случайное соседство на педсоветах, – все это она с чисто женским простодушным и немного наивным лукавством подстраивала. Початых оказался в нее влюблен тоже, но вряд ли это было сильное, серьезное чувство. Роман у них получился короткий, урывками, что ее очень обижало – вечерами Вера обязательно пеняла Киму на его невнимание. А ему хотелось тогда свободы – легких отношений, веселых, без каких бы то ни было обязательств и претензий с противоположной стороны. Вера не умела сдерживаться – она сердилась, искала причины для ссоры, а потом, поссорившись и дав волю своим чувствам, начинала мириться. Ким обижаться умел – бойкот в течение трех дней он выдерживал с легкостью, тогда как Вера помолчать не могла и полдня. Женский коллектив школы почти с радостью наслаждался спектаклем. В один из дней Ким почувствовал усталость – отношения, которые так славно начинались, превратились в рутину с отягчающими в виде вечных ссор обстоятельствами. А тут еще она…
Ким на секунду отвлекся от воспоминаний – он выдвинул нижний ящик стола и вытащил конверт со старыми фотографиями. Заглянув туда и перебрав содержимое, вздохнул и спрятал конверт обратно. Так и есть, ни одной фотографии. Ким думал, что на старой, большой, где снялся весь его выпуск, она есть. Но нет, даже там ее не было. Это же надо – от человека не осталось ничего: ни особых воспоминаний, ни даже фотографии. Человек исчез из его жизни молниеносно и без звука. С каким чувством Ким вспоминал свою молодую, почти девочку, первую жену? Скорее всего с чувством стыда и… обиды. С одной стороны, сейчас ему, зрелому мужчине, было стыдно за то, что он, по сути дела, испортил жизнь своей вчерашней ученице. Воспользовался девичьей влюбленностью – разница в возрасте создавала славу отчаянного сердцееда. Скоропалительное решение о женитьбе было не что иное, как азарт. Это оказалась с его стороны мужская самонадеянная жестокая глупость. По сути, он не любил свою ученицу – им двигало сильное увлечение молодостью. Но то, как эта девочка исчезла из его жизни, Кима обидело. Неужели так легко и просто она смогла его забыть, так быстро и без всякого сожаления уехать? И ни разу с тех пор не позвонила, не написала, не напомнила о себе. Поначалу, в разгар романа с Еленой, он даже радовался этому обстоятельству. Но потом, позже, когда уже появилось время и возможности для анализа, Ким вдруг почувствовал себя уязвленным. А может, и у нее это была не любовь, а просто кураж, амбиции – взять и женить на себе учителя? Он ловил себя на мысли, что ему хочется ее увидеть, посмотреть, что с ней стало, поговорить о прошлом, объясниться и в конце концов извиниться за прошлое. Если, конечно, за такое извиняются. И если такое прощают.
Ким посмотрел на часы – время тянулось ужасно медленно, но сейчас он порадовался этому обстоятельству: когда-то надо «наводить порядок» в мыслях. Однако уже через несколько минут раздался телефонный звонок секретаря.
– Ким Онуфриевич, – залпом выпалила она, – звонили из «нижней приемной», с вами хотят встретиться.
Ким про себя улыбнулся – секретарю еще ни разу не удалось сделать ошибку в его имени. В министерстве ходили байки о том, как после назначения Початых на этот пост аппарат «тренировался на скороговорках». «Ким Онуфриевич – это вам не Иван Иванович».
– Пусть зайдут, у меня еще полчаса есть.
Через пять минут перед Кимом сидела Ольга Воробьева – начальник «нижней приемной», той приемной, куда попадает обычный рядовой «посетитель с улицы». Там он излагает свою просьбу, и ему назначают дату встречи с тем или иным чиновником. Конечно же, все хотят сразу попасть к высокому начальству, но в «нижней приемной» работали асы, прошедшие самый строгий отбор. Их учили вести дела с просителями так, чтобы, не тревожа самые верхи, все проблемы люди оставляли где-нибудь на среднем уровне. Если Ольга Воробьева сейчас сидела перед Кимом, это означало только одно: есть проблема, вернее, проситель, который оказался сильнее, чем вся эта команда чиновников-виртуозов.
– Ким Онуфриевич, к вам на прием пытается записаться посетитель. Суть дела не поясняет, говорит, что очень важно.
– Так в чем же дело, пропустите. Надеюсь, это не маньяк-убийца.
– Да нет, не похож, – улыбнулась Воробьева, – но всегда смущает, когда не говорят о предмете встречи. Да и инструкции у нас, сами знаете, какие.
– Знаю я эти инструкции, отменить бы их, да только не в моих силах. – Ким развел руками.
– А какое время назначить?
– Давайте завтра, часов в пять вечера.
– Хорошо, я сообщу.
Воробьева поднялась и вышла из кабинета. Глядя ей вслед, Ким подумал, что даже если он и станет когда-то обладать властью, чтобы отменить волокиту, то эта его власть никогда не сравнится по силе с властью нижнего звена – тому всегда надо быть важнее всех.
Про визит в пять часов Ким забыл. Напомнила ему секретарь. Но ничего сделать Ким уже не мог – в его кабинете второй час шло совещание. Суть разгоревшейся дискуссии не стоила и выеденного яйца, но остановить спорящих было невозможно. Сам Ким не вмешивался намеренно. Ему важно было знать, кто из его подчиненных умеет отстаивать точку зрения и не оглядывается на начальство. Он давно собирался провести сокращение и хотел оставить людей думающих и принципиальных. Когда пробило пять часов, секретарь сообщила ему, что в приемной ждет посетитель.
– Не могу принять. Узнайте, есть ли возможность подождать, и отведите в маленькую переговорную. Чай, кофе, сами знаете. – Ким положил трубку и мысленно дал спорящим еще двадцать минут.
Но совещание закончилось только через час. Ким уже забыл о посетителе, сам включился в спор, который внезапно поменял направление и обнажил в существе вопроса неожиданно важную сторону. Расходились все поздно, возбужденные, на ходу переговариваясь. Ким, усталый, быстро делал пометки в ежедневнике.
– Ким Онуфриевич, вас ждут в переговорной, – секретарь с сожалением смотрела на него. – Может, сначала чаю крепкого с лимоном?
– Нет, давайте сразу и чай, – Ким оторвался от ежедневника, – и человека.
Секретарь застучала каблучками. Прошло несколько минут, прежде чем дверь открылась и в кабинет вошла молодая женщина.
– Здравствуйте, – Ким встал из-за стола. – Что у вас? Какой вопрос?
– Здравствуйте, – сказала молодая женщина. – Вы не узнаете меня?
Ким внимательно посмотрел на нее. Черты лица были знакомые. Ким машинально глянул на справку, которую положила ему на стол секретарь. Фамилия ни о чем не сказала. А вот имя… имя и этот характерный жест – посетительница аккуратно заправила прядку волос за ухо. Жест вроде обычный, но кисть руки, пальцы – все это ему знакомо. Лицо женщины было серьезно, она смотрела ему в глаза, и тут Ким все понял. Это она – его жена. Та самая, о которой он так часто думал в последние дни. Та, которая исчезла без звука. Та, перед которой он был виноват.
