Голос мужа дрогнул, большая слеза покатилась по его щеке.
– Извините, – сказал он. – Нервы.
– Вижу, – сказал Сашок. – Это у всех теперь. Я сейчас у одного человека был, тоже на нервы жалуется.
– Как паровоз по рельсам, – произнес муж. – Как будто меня несет какая-то дьявольская сила. Даю вам честное слово – я ни сном ни духом не намеревался покинуть Викторию.
– Дьявольская, говорите?
– Я не отдавал себе отчета. Я пришел домой, хотел посмотреть телевизор, а вместо этого подошел к Виктории и говорю: «Сообщи детям, что я нашел счастье с другой женщиной». Я этого не хотел говорить…
– И давно это случилось? – докторским голосом спросил Сашок.
– Больше месяца. Или меньше? У меня все смешалось.
– Второго мая? – спросил Сашок, который вспомнил дату на расписке.
– Может быть.
Они услышали, как повернулся ключ в замке, и тут же в комнате возникла пышная, вульгарного вида женщина, ярко и слишком модно одетая, с сумкой, на которую пошло как минимум четыре синтетических крокодила.
– Павлик! – воскликнула она с порога. – Ты скучал?
И тут она увидела Сашка, который поднялся при ее появлении.
– Это что еще такое? – спросила она. – Если телевизионный мастер, то я вызывала на ту неделю.
– Нет, – сказал Сашок. – Поговорить с вами надо. По личному вопросу.
– Погодите, – сказала Дарья Павловна и твердыми шагами подошла к мужу. – На тебе лица нет, – сказала она. – Буквально нет лица. Ты опять переживал? Эта гадюка звонила?
– Мне никто не звонил.
– Молчи. По глазам вижу, что звонила. Так вот, учти и скажи ей, что, если она еще будет мне телефон обрывать, я ей ноги вырву.
– Она ни разу не звонила.
– Не перечь, ангел мой, – ответила Дарья Павловна, резким движением открыла резной шкаф черного дерева, который оказался заполнен пачками, бутылочками и упаковками лекарств. Она шустро покопалась в нем и вытянула на свет три бутылочки и розовый пакетик.
– Сейчас, – сказала она. – Выпьешь успокаивающего.
Она упорхнула на кухню, там что-то загремело, зазвенело.
– Она опять разбила чашку, – тихо сообщил Павлик. – Она всегда бьет чашки, когда переживает за мое здоровье.
Дарья Павловна уже вернулась. В руке ее был стакан, на открытой ладони другой руки – горсть пилюль.
– Быстро, – сказала она. – Все глотай. Быстро.
Павлик покорно проглотил кучку пилюль. Сашку даже страшно стало, сколько лекарств за раз приходится принимать этому человеку. Запил водой. Его острый кадык ходил в такт глоткам, а Дарья Павловна и Сашок смотрели на него.
– Все, – сказала Дарья Павловна. – Все проглотил?
– Все, – сказал Павлик.
– Раскрой рот, – велела Дарья Павловна. – Раскрой, раскрой, наверняка что-то за щеку спрятал, а потом выплюнешь, я тебя, мой котик, уже изучила.
Муж открыл рот, Дарья Павловна по-птичьи заглянула в него, ее большие груди прикоснулись к животу Павлика, и тот постарался втянуть живот. Но Дарья Павловна нажала сильнее и, обняв мужчину, положила ему голову на грудь.
– Я хочу ласки, мое счастье, – сообщила она, не обращая внимания на Сашка.
Сашок смутился и закашлялся.
– Вы здесь? – вспомнила Дарья Павловна. – Пошли на кухню. А ты, ангел, лежи. У тебя бюллетень. И поставь градусник.
Сашок проследовал на кухню за Дарьей Павловной.
– Что за дела? – спросила она, беря с холодильника пачку «Мальборо» и закуривая.
– Я по поводу записки, – сказал Сашок. – От товарища Д.
– Что? – испугалась Дарья Павловна. – Что-нибудь неправильно? Вы только меня не пугайте.
– Нет, я наоборот, – сказал Сашок. – Учтите, мне ничего не нужно. Я ее обратно принес.
– Как так принес?
– Нашел и принес. Чтобы вы ее уничтожили.
– Зачем?
– Чтобы спасти душу, – сказал Сашок.
– Вы что, шутите? Может, вы от этой гадюки, Виктории? Тогда растерзаю.
– Нет, я сам по себе! – воскликнул Сашок. – Я пришел, чтобы освободить вас от дьявола. Ну неужели не понятно? Я пришел помочь.
– То есть как помочь? Нет уж, обратного хода нету. Я на жертву пошла. Я душу отдала ради простого человеческого счастья. И учтите, Павлика я никому не отдам. Я его на ключ запру, я ему, если надо, глаза выколю. Но не отдам, ясно? И катись отсюда со своими гнусными предложениями.
– Я так понимаю, – сказал Сашок, – что вы душу продали за вашего Павлика. А ведь он несчастный. Он своей Сонечке звонит, про уроки спрашивает.
– Зво-нит? – голос Дарьи Павловны поднялся до потолка. – Он же мне обещал!
Она метнулась было из кухни, наводить порядок в доме, но Павлик уже стоял в дверях.
– Погодите, – сказал он. – Что тут говорилось про душу?
– Понимаете, – Сашку было жалко этого человека, но куда больше он жалел девочек и Викторию, которая там у детской кроватки тайком слезу проливает. – Ваша Дарья Павловна вошла в соглашение…
Но что дальше случилось, Сашок так и не понял.
Был грохот, какое-то нападение со всех сторон, был визг и крик, падала мебель, и падал сам Сашок.
А очнулся он уже у подъезда, на мостовой, побитый, исцарапанный, но живой.
И побрел по улице, размышляя, что делать дальше.
Два визита кончились неудачно. Не хотят люди свою душу обратно, потому что, может, и не верят они в душу. А не верят – зачем торгуют? Получается вроде бы обман. Может, прекратить? Отнести расписки в милицию, пускай разбираются. Но это было бы капитуляцией. А Сашку не хотелось капитулировать, потому что хотелось верить в добро.
И он пошел по третьему адресу, к доценту Нечипоренко Семену Семеновичу.
Доцент жил в скромном окраинном кооперативе, на тринадцатом этаже. Он сам открыл дверь.
Доцент, по всем признакам, человек подтянутый, скрывающий полноту за гордой осанкой, что поддерживалась бегом трусцой и утренним бассейном, хорошо причесанный и при галстуке, был взлохмачен и взволнован.
– Принесли? – спросил он. – Давайте на кухню.
– А вы откуда знаете? – спросил Сашок.
– Мне Сидоров звонил. Где?
– В кармане, – сказал Сашок.
– Как в кармане? Я просил шесть банок.
– Каких банок?
– Икры. Черной икры. Сидоров знает.
– А я Сидорова не знаю, – сказал Сашок. – Не знаю я вашего Сидорова.
– Черт знает что, – сказал доцент. – Ни минуты свободной. А вы издеваетесь. Тогда что вам нужно?
– Поговорить.
– Этого еще не хватало! Мне некогда говорить.
– В ваших интересах.
– Мои интересы заключаются в том, чтобы сегодня меня оставили в покое. В двадцать три сорок у меня самолет.
– Куда? – поинтересовался Сашок.
– Куда, куда! Или вы не знаете, или притворяетесь. В Индию. Так вас не Сидоров прислал?
– Я по делу товарища Д, – сказал Сашок тихо.
– Как так по делу? В каком смысле дело?
– В личном.
– Товарищ, я не знаю, кто вы такой. – Доцент Нечипоренко говорил возмущенно, но почти шепотом. – И не понимаю, что меня может связывать с вашим товарищем Д. Я выполнил обязательства. Ко мне не может быть претензии, и попрошу оставить меня в покое.
– И не боитесь? – удивился Сашок. – Другие боятся.
– Я ничего не боюсь, потому что я честный человек и гражданин. Мне нечего скрывать.
– Тогда тем лучше, – сказал Сашок. – Могу порадовать.
– Чем?
– Давайте пройдем, – сказал Сашок. – А то здесь неудобно.
Доцент колебался. Но тут издали, из комнаты, послышался женский голос:
– Сеня, кто пришел?
– Это ко мне, от Сидорова, – сказал доцент и крепко схватил Сашка за руку, поволок его в свой кабинет.
Там был полный разор.
На обширном, как футбольное поле, письменном столе стоял открытый и почти полный чемодан, на кресле – второй, еще пустой. Многочисленные носильные вещи и разные предметы валялись вокруг.
– Вот видите, – сказал доцент, закрывая дверь. – Как и уговаривались. Сегодня отбываю. На год. Читать лекции в Аллахабаде. С ума можно сойти – ничего не успеваю.
– Слушайте, – вдруг догадался Сашок. – Неужели вы за это душу продали?
– А вы не знаете?
– Догадываюсь, – сказал Сашок. – Так я могу вам эту душу вернуть.
– Не понял, – сказал доцент, нервными движениями отыскал на столе очки и надел их.
– Вот, – сказал Сашок. – Вы писали?
Он протянул записку доценту, а сам отступил на шаг. Он уже начал привыкать к тому, что жертвы дьявола – люди нервные.
Доцент пробежал записку глазами и спросил:
– А вы кто будете?
– Я тоже гражданин, – сказал Сашок. – Нашел и решил вернуть. Ваша душа свободна.
– Та-а-ак, – протянул доцент. – А поездка?
– Откуда мне знать, – сказал Сашок. – При чем тут поездка? Вы же честный человек и гражданин.
– Совершенно верно, – согласился доцент. – А вы не от товарища Д? Вы по собственной инициативе?
– Я пойду, а? – сказал Сашок. – А то мне это уже надоело. Хочешь человеку сделать как лучше, а он сомневается. Берите свою расписку, кушайте ее, жуйте, делайте что хотите. Я вас не знаю, вы меня не знаете.
– Постойте, – сказал доцент, видя, что Сашок направляется к двери. – Так ваш номер не пройдет. Берите эту бумажку и прекратите провокации.
