Он также осведомился, не был ли я у председателя и, получив отрицательный ответ, что‑то недовольно буркнул. Затем они вступили с дядюшкой в оживленную беседу на тему: что бы поесть. В каком бы направлении они ни думали, их пути неизменно сходились на подсолнечном масле. Вопрос был лишь, с чем его есть. Наконец дядюшка придумал поджарить на нем сохранившиеся по счастливой случайности, а вернее по нашей лености, картофельные очистки. Придя к такому решению, они стали немедленно воплощать его в жизнь. Дядюшка с неожиданным для него проворством принялся чистить сковороду, распушив над ней свое галифе, а брат побежал в погреб за маслом, но я перехватил его на полпути.
– Стой! А чем лебеду приправлять будем?
– Видно будет, – ответил Вад беспечным голосом.
– Нет. Масла вы не получите. Хватит с вас крупы и сала. Живите теперь, как верблюды. Верблюд один раз нажрется, а потом ему не хочется есть целую неделю.
– Но мне очень хочется, – возразил Вад.
– Надо было это предусмотреть вчера. Это логично.
Презрев законы логики, брат юркнул мне под мышку и припустил к погребу. Я еле догнал его.
– Нет!
– Да!
– Нет!
– Дядя Авес! Он не дает масла!
Итак, Вад вышел из повиновения. Во время тараканьих бегов они здорово спелись с Авесом.
– Иду!
Дядя Авес спешил на помощь, издавая своими галифе хлопающие звуки.
– Что здесь происходит?
Я вежливо объяснил, что происходит экономия масла. Дядя принялся горячо убеждать меня дать ему масла, так как уже десять часов, а он еще не завтракал, а врачи прописали ему принимать пищу в строго определенное время. Видя, что этот довод не действует, Авес Чивонави попытался соблазнить меня описанием румяных, шипящих на сковородке картофельных очисток, но я, хоть и глотал слюни, все же устоял. Тогда дядюшка надумал применить физическую силу. Вроде бы в шутку, подмигивая и сыпля разными шуточками, он попытался отодвинуть меня от двери погреба, но тоже безуспешно. Я лишь слегка толкнул его плечом, и дядюшка отлетел и закачался как камыш. Все‑таки он был действительно больным человеком Авес постоял немного, держась за бок и морщась, а потом рассмеялся.
– А если мы вот так, река Хунцы?
Он вытащил из галифе пистолет и, продолжая смеяться, стал целиться в меня дрожащей рукой.
Не знаю, чем бы кончилась дядина шуточка, но в этот момент калитка заскрипела и во двор ввалилась толпа во главе с Иваном. Очевидно, это была его «мала куча», потому что все они очень походили на Ивана: такие же костлявые и длинные. «Мала куча» несла ведра, солому и дырявые решета.
– Мы тово… – сказал Иван смущаясь. – Покажем, як кизяки делать… А то позамерзаетэ без топки.
Дядя Авес бросил пистолет в карман своих необъятных галифе.
– Тевирп! – приветствовал он Ивана. – Идохдоп адюс.
Иван остолбенел.
– Чиво?
Дядюшка был доволен произведенным впечатлением.
– Отк ыт?
У дядюшки был просто талант выкручивать слова шиворот‑навыворот.
Иван растерянно моргал белыми ресницами. Вся его «мала куча» делала то же самое.
– Он спрашивает, кто ты есть, – перевел Вад с птичьего языка на человеческий. – Не бойся. Это наш дядя.
Иван нерешительно продвинулся в сторону Авеса.. Мелюзга повалила следом, как цыплята за наседкой.
– У сав ястусен ырук?
– У вас несутся куры?
– Нет, – отрицательно замотал головой Иван, пяля глаза на дядюшку. – У нас нет курей…
– А олас? – Авес выкручивал слова почти мгновенно.
– Есть ли сало? – Ваду очень нравилась роль переводчика, хотя и давалась она ему с трудом.
– Нэма…
– А что есть? – забывшись, нетерпеливо спросил дядя.