Отец чистил вареную картошку.
– А утка где? – спросил я. – Не успели ощипать?
Отец хмуро посмотрел на меня. Мать сердито перетирала ложки. Мы сели за стол.
– Нет, правда, где утка? Разве мы еще не приехали в Утиное?
– Не буду! – вдруг заявил Вад и оттолкнул картошку. Картошка прокатилась по столу и упала на пол.
– Подними, – оказал отец.
– Не буду, – повторил Вад.
– Ты и здесь за свои старые штучки?
– Не буду, не буду, не буду, не буду.
Отец стал расстегивать ремень.
– Не надо, – сказала мать. – Дети не виноваты. Сам же наобещал…
Отец, ворча, застегнул ремень.
Ужин прошел в молчании. Родители были очень мрачные.
Я надеялся, что после ужина отец разрешит нам погулять, надо же осмотреть это самое Утиное, но он заставил белить стены в кухне. Белили мы до поздней ночи, и я здорово устал, но все же решил не спать, чтобы узнать, о чем отец с матерью будут говорить в кроватном парламенте».
Ночью я потихоньку пробрался к их комнате. Довольно долго родители лежали молча, потом послышался материн голос:
– Пропадем здесь… Слышал, сколько уже поумерло от голода… Они даже лебеду всю поели… Надо ехать в Белогорье за козой… Обменяем на вещи… Пальто мое возьмем… Прохожу в стеганке… Перину… Зачем нам перина? Платок мой шалевый… Картошки у нас ведер пять есть… Возьмем с собой. На хлеб обменяем… Глядишь, до весны и дотянем…
– На чем поедем? Ни одной лошади нет. Три вола у них всего…
– Пешком пошли. С тачкой…
– Двести километров…
– Ну и что? Дней за пять дойдем. Не надо было уезжать..
– Зато работа есть.
– Что толку от твоей работы?
– Как что? Огород дают… Помочь дом построить обещают… Коза будет – еще как заживем. Это год такой, а то травы здесь сколько хочешь. Зальемся молоком… Я сам схожу за козой.
– Одному нельзя… Заснешь, ее уведут… А то по очереди будем. Да и козу ты хорошую не выберешь… И тачка тяжелая…
– А дети как же? Вон какие сорванцы.
– Десять дней всего… Поручим соседке приглядывать. Мин тут нет… Я детей, когда тебя не было, по два дня бросала…
Утром я передал подслушанный разговор Ваду. Брат сначала не поверил, а потом пришел в восторг.
– Они могут еще и не уйти, – охладил я его пыл. – Сейчас все зависит от нас. Во‑первых, брось свое дурацкое нытье, не зли отца. Найди себе какое‑нибудь дело. Отец любит, когда работают.
«Кроватный парламент» заседал подряд три ночи и никак не мог решить вопроса: можно ли на десять дней оставить нас одних.
Мы с волнением ждали решения. Мы стали послушными: не «перечили», не «доводили», не «огрызались», не отлучались из дому, чуть ли не бегом кидались выполнять любой приказ отца. Родители были очень довольны.
– Не узнаю их, – говорил ночью отец. – Поумнели, что ли..
– Они дети неплохие… Это они с тобой… с непривычки… Старший большой уже… Прикажи ему построже. Сегодня, мне соседка рассказывала, одни проезжали мимо с козой… за отрез сукна да кожаное пальто выменяли.. Видишь, какая дешевка… А то вдруг подорожают…
– Ну ладно..
Утром отец позвал нас в дом (мы носили воду в бочку).
Мать стояла тут же.
– Садитесь, орлы. Серьезный разговор есть, – сказал отец.
– Мыт постоим.
– Садитесь, садитесь… Дело такое… Мы уходим с матерью за козой… (Вад наклонил голову, чтобы не было видно, как у него горят глаза).