Солнечный луч прорвался сквозь тучи, заставив сощуриться, отразился от полированной стали. Зрение прояснилось. В полуметре от лица торчал наполовину ушедший в дернину меч.
«Дотянуться? А толку?» Рука все же скользит по измятой траве, кончики пальцев касаются холодного металла… Весайнен презрительно фыркнул, давящий на голову сапог исчез. Клинок финна, с надменным шорохом, возвращается в ножны.
/А почему Пекка его живым оставил? Всех убил, а его приказал в яме держать? (финск.) /
Знать бы, о чем болтают. Немчура поганая!
— Kul', Mica! Mix hyuex ridhelem taikurihin?.. /Слушай, Микка! Зачем нам ссориться с колдуном?… (финск) / — голоса удаляются. Возвращается тишина… ненадолго — наверху закряхтели, что-то большое нависло над краем, Сергей прянул к стене… Здоровущая — в два обхвата — колода рухнула, взметнув к небу грязевую волну.
— Салесай терефо, колтун! Ты не рыпа! Сачем фота шить? «Это уж точно — зачем жить в воде, если можно залезть на пень? Но почему колтуном обозвали? Неужто волосы так свалялись?» Сергей провел ладонью по голове — не-е, вроде еще на человека похож… колтун… Колдун?
— Эй, чухня! — гаркнул изгаляясь Шабанов. — «Рыпа» надо «мноко» носить! И хлеб тоже! Иначе колдовать буду!
Местные бонды — среди воинов таких дремучих не водится, — громко плюхая по лужам, заторопились прочь. Рассказывать приятелям о страшном русском.
Сергей захохотал.
Ночь тянулась, бесконечная, как путь Агасфера. Спать приходилось урывками. Сергей дважды падал с колоды, после чего подолгу не мог согреться. Гимнастика уже не помогала.
Шабанов сидел, обхватив руками прижатые к груди колени, и ждал. Чего угодно — наступления утра, Весайнена, пришедшего расправиться с пленником, Небесного Гласа, возвещающегоо конце испытаний… Утро пришло первым. А, следом за ним, давешние бонды.