На каком-то особенно резком повороте заложило уши, и она поняла, что дорога идет в гору. Пасик сидел рядом с ней, сложив руки на коленях и глядя в темноту.
— Сглотни, — посоветовала она, — а то уши заложит.
Пасик послушно сглотнул.
— Я боюсь, — сказал он шепотом.
— Брось, они тут всю жизнь туристов возят.
— Не, я просто боюсь. Какое-то все не такое… Ты их видела?
— Кого?
— Этих. Думаешь, их нет, а они есть. И смотрят.
Он схватил ее пальцы, ладошка была мокрая, но она не отняла руки. Вообще-то Пасик был лапушка, хотя и какой-то чудной — днем он большей частью молчал, но по ночам садился на постели и разговаривал сам с собой на незнакомом языке, а потом вставал с кровати и начинал бродить по квартире… Тогда приходила мать, обнимала его и уговаривала лечь, иногда он начинал отбиваться, иногда покорно ложился и засыпал — между веками у него светлела полоска глазного яблока так, что даже страшно. Она знала, что матери тоже было страшно, один раз даже подслушала, как та тихонько плачет на кухне, а отец обозвал мать курицей и сказал, что, мол, с пацаном все в порядке, это возрастное, пройдет…
Отец ужас как хотел сына и до сих пор не мог простить ей то, что она имела наглость родиться первой. Как будто это от нее зависело.
— Опять выдумываешь, — сказала она и улыбнулась.
Самое странное, что она все-таки его любит, Пасика. Чудно́, а вроде бы должна ненавидеть. Ну, ревновать. Иногда ей казалось, что только она одна его и любит — мать так боится за него, что на любовь уже времени не остается, а отец видит не настоящего Пасика, а какого-то придуманного правильного сына.
— Я никогда не вру, — серьезно сообщил Пасик. — А вот ты все время выдумываешь. Себя все время придумываешь. А потом расстраиваешься.
— И вовсе ничего похожего, — сердито возразила она. — Как можно придумывать себя?
— Как в кино. Когда кажется, что надо так, а на самом деле все не так. Потому что никогда не получается, как в кино.
Пасик порой проявлял пугающую проницательность.
— А на самом деле ты и так хорошая. Правда.
— Спасибо, Паська, — сказала она тоже серьезно. Не чувствовала она себя хорошей. Если честно, она себя ненавидела. Так ненавидела, что, если случайно видела себя в зеркале, торопливо отворачивалась — лишь бы не смотреть на эту фигуру… это лицо… эти ужасные волосы. Ну почему, почему у нее такие волосы?
Пятнышко теплого света приблизилось, потом рассыпалось на несколько отдельных огоньков — они миновали крохотную деревушку в долине, затерявшуюся в зарослях жасмина и шиповника. Освещенные веранды густо оплетены виноградом, так что не видно, сидит там кто или нет… Ей на миг захотелось оказаться там, сидеть на веранде, пить, что они пьют, слушать музыку, смотреть на проезжающий автобус и гадать, что в нем за люди, куда едут. Может, тогда бы ей, наоборот, захотелось оказаться в этом автобусе, в темноте, в пути, в конце которого будет ждать что-то новое, совсем не то, что было прежде.
Но деревушка осталась позади, автобус, вильнув задом, миновал два крутых дорожных поворота, прошел впритирку к светящемуся полосатому столбику, и, перебравшись через перевал, съехал вниз и остановился, выпустив облако синего дыма, растворившегося в темном нежном воздухе.
Маленький сопровождающий слез с сиденья рядом с водителем и широко развел ручки, точно распахнул объятия.
— Приехали! — Он подпрыгнул от нетерпения, словно им вот-вот предстояло очутиться в лучшем месте на Земле. — Приехали! Добро пожаловать в «Лесной приют»!
Трехэтажный, оплетенный плющом дом стоял на асфальтированном пятачке, его со всех сторон обступал лес. Обычный гостиничный корпус с балконами, тянущимися вдоль фасада… Чего еще ждать от места с таким банальным названием?
В холле вокруг чемоданов суетились давешние пакистанцы. Как это они успели раньше нас?
Сонная красивая девушка вручила ключи.
— Второй этаж, по коридору и налево, — сказала она и отвернулась к другому гостю, но отец остановил ее:
— Вай-фай у вас, надеюсь, входит в стоимость номера?
— Вай-фай? — переспросила девушка, недоуменно моргнув. — Но у нас нет вай-фая.
— Кабель? — Отец был обескуражен, но не слишком. — Подключиться можно?
— У нас вообще нет электронной связи, — пояснила девушка терпеливо, — никакой.
У нее был чистый русский, гораздо лучше, чем у представителя турфирмы.
— Я хочу видеть управляющего, — сказал отец железным голосом.
О! — подумала она. Началось.
Скандалы отец закатывал бурные, неуправляемые, и они всегда заканчивались одинаково — его поражением.
Управляющий оказался высоким и смуглым, и до того красивым, даже неприятно смотреть. Представитель турфирмы, суетившийся рядом, расстроенно сжимая пухлые ручки, по сравнению с ним выглядел смешным уродцем. Впрочем, смешным уродцем по сравнению с ним выглядел и отец.
— Интернета нет, — повторил управляющий равнодушно, — вообще нет. Законодательно запрещено.
— Как же вы привлекаете клиентов? — Отец даже растерялся. — Как связываетесь с ними? У вас же туризм — основная статья дохода. Я читал.
— У нас представительства, — пояснил управляющий, — в каждой стране. И почта работает. Старая добрая почта.
— А… мобильная связь?
— Только почта, — повторил управляющий. — Вы невнимательно читали проспекты.
Отец извлек мобильник и уставился на дисплей. Она заглянула через плечо: сигнала не было. Хотела достать свой мобильник, чтобы окончательно в этом убедиться, но передумала. Следить за препирательствами было гораздо интереснее.
— Но у меня контракт срывается, — отец все еще полагал, что это досадное недоразумение как-то можно уладить, — переговоры….
— Мне очень жаль. — По голосу управляющего было понятно, что ему совершенно ничего не жаль.
— Я в суд подам… — Отец начал медленно багроветь — краска пошла с висков и залила лоб и щеки. — Упущенная выгода… ваш сервис… это никуда…
Представитель турфирмы так и стоял, прижав к груди пухлые ручки. Когда отец обернулся к нему, он в испуге отскочил, но управляющий остался невозмутим.
— Вы же подписывали визовое обращение, там сказано, что вы обязуетесь не пользоваться современными средствами связи во время пребывания здесь.
— Где это сказано? — Отец не умел проигрывать и потому продолжал упираться.
— Внизу. В самом конце.
— Кто же читает все, что там мелким шрифтом…
Управляющий пожал плечами.
— Тогда мы улетаем. — Отец поднял голову и скрестил на груди руки. Он хотел выглядеть решительным и жестким, а вместо этого казался смешным.
Ей стало стыдно: все, кто еще остался в холле маленькой гостиницы, смотрели на них. Девушка за конторкой, человечек в подтяжках и управляющий — с профессиональным терпением, остальные — с любопытством. Только пакистанцы не обращали внимания — они деловито затаскивали тюки наверх по витой лестнице с резными перилами. Лифта тут тоже не было.
— Завтра же. Поменяйте нам билеты на завтра. Это, надеюсь, возможно?
— Это невозможно, — управляющий был терпелив как врач-психиатр, — у вас чартерный рейс. Вы, конечно, можете отказаться от билета и купить новый. Это вам обойдется… — Он назвал сумму.
— Но это… — Отец раскрыл рот, потом закрыл его. Он стоял красный, глаза слезились.
Ей даже стало его жалко.
— Вы приехали сюда отдыхать, — сказал управляющий ласково, — мы сделаем все, чтобы ваш отдых был полноценным. Ну зачем вам во время отпуска думать о работе, согласитесь?
Отец молчал. Пасик, словно не замечая происходящего, сидел в кресле и с интересом рассматривал яркий проспект, мать стояла рядом, тревожно переводя взгляд с мужа на сына — кому из них первому понадобятся помощь и поддержка?
— К нам не так просто попасть. Мы очень тщательно отбираем клиентов. Знаете, скольким ежегодно отказывают в визе?
Отец расслабился — вздернутые плечи опустились.
— Я же говорил, — маленький агент еще сильнее прижал к груди пухлые ручки, — я же говорил…
— Все в порядке, Шарлик, — ласково сказал управляющий, — ты сдал группу, я принял. Давай бумаги, я подпишу.
Все, словно по команде, закончилось, новые постояльцы начали расходиться, перебрасываясь ничего не значащими замечаниями, красавица за конторкой раскрыла затрепанную книжку в бумажной обложке: шрифт незнакомый, но брюнет с пистолетом на обложке недвусмысленно намекал на шпионский роман. Ногти у конторской девушки были в красно-розовую полоску, блестящие, как карамельки.
Отец вертел на пальце старомодный ключ с номерной бирочкой, как если бы ничего не произошло, и уже открыл рот, чтобы прикрикнуть на бестолковых домашних, которые ни с того ни с сего застряли в холле, но тут входная дверь распахнулась и вновь захлопнулась. Веселые загорелые люди, возбужденно переговариваясь и хохоча, тащили, помогая друг другу, огромную рыбу, хвост волочился по полу, отчего за рыбой и за рыбаками тянулся широкий мокрый след.