– Пламенные взоры принца обтекают все просторы вселенной, и мой сюзерен заметил, что за вашим пышным столом, который называется империей Российской, имеется один свободный стул…
Де Еон выждал паузу (в хорошей игре пауза допускается). Но, кажется, пауза сильно затянулась. Шувалов кашлянул в душистое жабо, а Елизавета игриво махнула веером:
– О чем речь? Пусть принц присядет рядом с нами, а мы потеснимся.
– Но это стул – престол Курляндии, – закончил де Еон, потупляя глаза за своего бессовестного электора. – За все услуги, что окажет еще мой король России, не сделаете ли вы, всемогущая, принца Конти курляндским герцогом?
– Стул-то… шаткий, – моргнула Елизавета. – И всего-то и чести в нем, что он географией к моему столу придвинут.
Она глянула на Шувалова – тот похвалил ее улыбкой.
– Ну что ж, – ободрилась Елизавета. – Ежели за столом Людовикуса уже невмоготу от тесноты стало, то… Пусть сам король и решит за брата Конти, где тому сидеть лучше. А то вот герцог Бирон сидел уже на Митаве, да ныне я держу его подалее – в Ярославле!
На атласных туфлях де Еон – спиною вперед – уже скользил, торопливо кланяясь, по паркетам, и два арапа бесшумно затворили за ним позлащенные двери в лепных амурчиках. Аудиенция закончилась. Шувалов вышел из-за кресла императрицы, сел возле ног ее – на подушку:
– Видишь, матушка, афронт каков! Пора главнокомандующего приискивать. Своего-то хоть в капусту мельчи да с грибами ешь. А с чужим поди-ка вот разбирайся. Медлить нельзя… война не ждет: хоть роди, а дай армии начальника доброго!
– Трубецкой дряхл, к бумаге прилип, а Румянцев молод, – прикинула Елизавета раздумчиво. – Апраксин – баба, да и кажинную неделю бит за картами от Разумовских бывает… Может, и впрямь, Ваня, кого из чужих просить?
– Нет, матушка, своего надо, природного, изыскивать!
Стали искать лучшего полководца для вождения армии в походах. Бестужев-Рюмин, по собственным резонам, остановил свой выбор именно на битом Апраксине. Положение канцлера было никудышное, и хотел он поправить его через Шуваловых. Дочка же Апраксина – княгиня Ленка Куракина – была в амурной связи с графом Петром Шуваловым… Апраксин, таким образом, благодарный Бестужеву, шепнет о нем дочке, Ленка Куракина шепнет своему любовнику, Петр Шувалов шепнет Ваньке Шувалову, Ну, а Ванька…
«Не свинья же Ванька – оценит!»
– Матушка, – твердо заявил Бестужев, – окромя Апраксина, ей-ей, как ни крутись, а более никого не видится!
Сбежался народ поглазеть на этакое невиданное чудо. Калмык нес перед Апраксиным блюдо с медью, и маршал горстями сыпал в толпу звенящие пятаки. У берега качалась тридцативесельная галера, крытая шелками и бархатом. В золотой клетке при виде хозяина павлин распустил свой яркий хвост – закричал отвратно.
Бабы усадили маршала на диваны, в корме ставленные, и грянули тулумбасы. Загудели рожки, затрещали ложки. Гребцы в костюмах венецианских дожей вздохнули разом: «О-о-ой!» – и галера рванулась на просторы Невы, в гудение ветра, в пересверк брызг, в сияние солнца.
Шибко шли, весело. Блестели лопасти весел, оправленные в чистое оренбургское серебро. Звенела вода, и пели бабы. За Летним садом развернулась галера и, проскочив под мостами, вошла в Фонтанку. На Литейном берегу, где дымили арсеналы, голые арабы купали слонов, а недалече от слонов паслись мужицкие коровенки. В портомойнях дружно лопотали вальки прачек. Шумели по левую руку леса, а в лесах похаживали разбойнички…