Понс – вымышленный персонаж; подлинным парижским коллекционером подобного склада примерно двадцать-тридцать лет спустя стал Виктор Шоке. Он принадлежал к первым собирателям импрессионистов, абсолютно убежденным в их художественной значимости, когда над ними только издевались. Однако денег у него было мало. Он служил чиновником Таможенного ведомства. В 1870‑е годы его доход не превышал шести тысяч франков в год, а девятьсот шестьдесят из них приходилось отдавать за аренду скромной четырехкомнатной квартиры на рю де Риволи. И все же ему удалось собрать отличную коллекцию импрессионистов, часто покупая картину за каких-нибудь триста франков. Когда в 1880‑е годы Шоке наконец разбогател, получив наследство жены, восторг, который вызывало у него современное искусство, несколько поугас. По-видимому, он относился к числу немногих коллекционеров, движимых страстью первооткрывателя, а энтузиазм его подогревался еще и отсутствием средств.
Настоящие тигры, короли коллекционных джунглей, ныне происходят из семей коммерсантов. Именно в этой среде были нажиты огромные состояния, необходимые, чтобы предаваться столь дорогому увлечению, как собирание картин. К счастью, многие из этих коллекционеров-коммерсантов были еще и филантропами. В Америке, где в силу режима налогового благоприятствования выгодно завещать коллекции публичным музеям, некоторые из них обогатили свои собрания благодаря щедрости богачей. С точки зрения коллекционера, отдать картины музею означает в качестве возмещения ущерба обрести бессмертие, ведь они будут пребывать там, где многие поколения зрителей будут ими восхищаться. Так Метрополитен-музей принял коллекцию Хейвмейера, чикагский Институт искусств – собрание Поттера Палмера, а коллекцию Пола Меллона поделили вашингтонская Национальная галерея и Художественная галерея Йельского университета. В Великобритании с ними может сравниться только деятельность Сэмюэла Куртолда. Его наследие не исчерпывается сокровищами одноименного института: собрание французской модернистской живописи в галерее Тейт было бы куда менее представительным, если бы не безупречный вкус и щедрость, проявленные им в двадцатые – тридцатые годы. В России наследие двух великих коллекционеров, Сергея Щукина и Ивана Морозова, почти неприкосновенным перешло в фонды Государственного Эрмитажа в Петербурге и Пушкинского музея в Москве. Оба они, до Первой мировой войны покупавшие картины в мастерских Пикассо и Матисса, соответствовали описанному типу, поскольку происходили из купеческих семей. Однако они передали свои великолепные собрания французской модернистской живописи государству не добровольно. После революции 1917 года их картины были конфискованы новыми властями.
Виктор Шоке, один из первых коллекционеров живописи импрессионистов, на рисунке Сезанна
Впрочем, не все значительные современные коллекционеры были промышленниками. Встречались среди них и художники, продолжатели давней традиции Джошуа Рейнольдса и Томаса Лоуренса, собиравших картины старых мастеров. К их числу можно отнести и Дега, несравненная эстетическая проницательность и страстная увлеченность которого позволяли ему выбрать истинные шедевры. А в наши дни не суждено ли Дэмиену Хёрсту, одному из немногих художников, обладающих достаточными средствами, чтобы конкурировать с самыми богатыми ценителями, войти в историю не столько благодаря собственным творческим достижениям, сколько собранной коллекции предметов искусства? Существуют и влиятельные коллекционеры-арт-дилеры: так, Эрнст Байелер и Хайнц Берггрюн в течение своей дилерской карьеры собрали достаточно прекрасных произведений искусства, чтобы одарить чудесные музеи. Подобные жесты требуют немалой решимости: я по опыту знаю, как трудно бывает дилеру провести границу между своими фондами и личной коллекцией.
Иногда неожиданные приобретения работ того или иного художника объясняются симпатией, которую испытывал к нему коллекционер. По временам коллекционер, начисто лишенный проницательности и вкуса, вдруг покупает великолепное произведение: ни дать ни взять обезьяна с пулеметом, рано или поздно все-таки попадающая в цель. Однако очевидный трэш у известного коллекционера встречается редко. Как-то раз мы выставили на торги прескверный рисунок Пикассо. Он явно был выполнен художником в один из дней, когда вдохновение ему не сопутствовало. Меня поразило, что купил его Стэнли Сигер, один из наиболее тонких и одаренных современных коллекционеров, непревзойденный знаток Пикассо. Впоследствии он объяснял свой поступок так: «Знаешь, я просто не мог его не купить. Он настолько неудачный, что надо было любым способом изъять его из обращения».
Dealers
Арт-дилеры
Ремесло арт-дилера, как мы знаем его сегодня, было изобретено в Париже Полем Дюран-Рюэлем. Именно он открыл миру импрессионистов. До семидесятых годов XIX века существовало немало торговцев антиквариатом, но их целью была покупка и продажа картин старых мастеров, давно признанных и по большей части уже покинувших этот мир. Так антиквары зарабатывали себе на жизнь. Среди них были и те, кто обосновался в Италии и стал снабжать предметами искусства аристократов, совершающих «гранд-тур». Иногда торговцы и сами писали картины. Проводимая ими экспертиза заключалась в установлении происхождения и в попытке не без оснований, хотя и слишком оптимистично, атрибутировать картину. Некоторые молодые аристократы, знакомившиеся с красотами Италии, оказывались способными учениками и вскоре сами начинали торговать предметами искусства. Даже Георг III как-то в минуту просветления заметил, что все его придворные отныне принялись продавать картины. Вальтер Скотт выразил опасения по этому поводу в 1827 году: «Боюсь, что торговля предметами искусства, как и верховая езда, – профессиональное поприще, на коем джентльмен не может подвизаться, не утратив некоторых своих отличительных черт».
Статус торговца картинами существенно меняется во второй половине XIX века, так как по-новому начинает восприниматься роль художника. Романтизм всячески подчеркивал индивидуальную неповторимость гения. Постепенно торговец современным искусством осознал, что его миссия отныне заключается в том, чтобы сделать творения этого гения доступными публике. До середины XIX века французский художник продавал картины, экспонируя их в Салоне (на ежегодной выставке приверженцев эстетического консерватизма и академизма), и так упрочивал свою репутацию. Однако поскольку этот путь был закрыт для импрессионистов, на помощь им пришел Дюран-Рюэль и стал всячески продвигать и поддерживать отдельных художников этого направления, заняв позицию истолкователя нового, «сложного» искусства. Он ввел в обиход выставки одного художника, поставляя и продвигая на рынке творческие индивидуальности. Он использовал все свои связи, чтобы обеспечить им положительные художественные рецензии во влиятельных газетах. А еще он открыл им Америку с ее новым, привлекательным рынком.
Деятельное создание брендов художников, подобных товарным, выплата им регулярных пособий, организация ряда хорошо продуманных коммерческих выставок их работ в различных галереях, по мере того как картины растут в цене, – все это составляющие сложного и изощренного рынка предметов искусства в XXI веке. Однако их открыл, впервые обеспечив таким образом коммерческий успех импрессионистов, именно Дюран-Рюэль в конце XIX века.
Дюран-Рюэль провозгласил, что в торговле предметами искусства важна не торговля, а искусство. В своих собственных корыстных интересах он создал образ торговца картинами – идеалиста и первооткрывателя талантов, бескорыстного героя, почти сравнимого с самим художником в эстетической проницательности, безошибочной оценке работ и самоотверженном служении гению. Даже в 1896 году, когда импрессионизм уже хорошо продавался, Дюран-Рюэль по-прежнему утверждал: «Я весьма придирчиво отношусь к картинам, которые покупаю, и, если бы я был не столь разборчив, клиентов у меня точно прибавилось бы. Что ж, отчасти это верно. Никто не станет упрекать торговца картинами, желающего честно получить прибыль. Однако Дюран-Рюэль хитроумно использовал собственное благородство и великодушие в качестве маркетингового инструмента. С тех пор подобная тактика широко применяется в торговле, даже сейчас. «Уж лучше я продам картину вам, ведь вы понимаете ее ценность, а не дельцу, которому совершенно все равно. Даже если я не получу большой прибыли, не важно». Или если дилер – по-настоящему хитрая лиса: «Я показал вам то же, что всем и всегда. Но наверху у меня несколько действительно великолепных картин, я показываю их лишь избранным клиентам, способным постичь их прелесть». Таким тактическим приемам очень трудно противиться, ведь они льстят покупателю и возвышают его в собственных глазах, а с другой стороны – незаметно убеждают его купить. Заслуга Дюран-Рюэля в том, что он создал образ нынешнего арт-дилера, повышающего культурный уровень своих клиентов, арт-дилера – жреца, посвящающего их в мистерии современного искусства.