– Изрядно повозились, да не зря, – сказал один. – Шкурье, поди, грубое, зато внутри, чай, сладкий сок.
– Повисят малость, станут вкуснее, – ответил другой.
– Смотрите, не пересушите, – заметил третий. – Уж и так с тела спали. Знать, скудно кормились в последние дни.
– Убить сейчас, – прошипел четвертый. – Убить сейчас, пусть висят дохлые.
– Чай, уже сдохли.
– Да ничуть. Один только что трепыхался. Просто отходят от сла-а-адкого сна. Гляньте!
С этими словами толстый паук вскарабкался по паутине к десятку с лишним коконов, свисавших с высокой ветки. Бильбо только сейчас различил их в темноте и ужаснулся, видя торчащий из одного гномий башмак, из другого – кончик носа, клок бороды или край капюшона.
Паук направился к самому объемистому кулю («Ручаюсь, это бедняга Бомбур», – подумал Бильбо) и сильно ущипнул его за торчащий нос. Из кокона донесся приглушенный вопль, и паук получил чувствительный пинок в живот. Бомбур был еще очень даже жив. Раздался звук, как от удара по сдутому мячу; паук свалился с ветки и едва успел повиснуть на собственной нити.
Остальные захихикали.
– Верно. Мясцо живое и лягается.
– Сейчас перестанет, – прошипел разозленный паук, карабкаясь обратно на ветку.
Бильбо понял, что пора вмешаться. Залезть к паукам он не мог, лука у него не было, но, оглянувшись, он увидел пересохший ручей, дно которого устилала крупная галька. Кидаться камнями хоббит был мастак и очень скоро подобрал увесистый окатыш в точности по руке.
В детстве он швырялся камнями во что ни попадя, так что кролики, белки и даже птицы молнией исчезали с дороги, стоило ему нагнуться. Повзрослев, он посвящал немало времени игре в дротики, кегли, расшибалы, бросанию колец и другим подобным занятиям. Вообще он много чего умел, кроме как пускать дым из трубки, готовить и загадывать загадки, просто у меня не было случая об этом упомянуть; вот и сейчас времени нет. Пока хоббит собирал камни, паук подобрался к Бомбуру – еще мгновение, и гном простился бы с жизнью. Тут Бильбо бросил окатыш, угодив пауку в голову, и тот свалился на спину, мелко суча ногами.
Следующий камень просвистел сквозь паутину, разрывая нити, и наповал сразил ее владельца. Остальные так всполошились, что, уверяю вас, на время позабыли про гномов. Бильбо они не видели, но легко сообразили, откуда летят камни. Быстрее молнии пауки ринулись на хоббита, перебирая ногами и выбрасывая липкие нити во все стороны, так что скоро воздух наполнился клейкими силками.
Бильбо, впрочем, перебежал на другое место. Ему пришло в голову увести разъяренных тварей подальше от гномов, окончательно разозлить их и сбить с толку. Когда примерно пятьдесят пауков перебежало туда, где он только что стоял, хоббит бросил в их скопление несколько камней и еще десяток в оставшихся позади; выплясывая под деревьями, он запел оскорбительную песенку, чтобы увлечь паучьё за собой и чтобы гномы слышали его голос.
Жирный паучище,
Ядовитый гад!
Выпучи глазищи,
Прыгай наугад –
Ты меня не сыщешь!
Выпучи глазищи,
Пустоту хватай –
Ты меня не сыщешь,
Даже не мечтай,
Старый дурачище!
Не очень складные стишки, но не забывайте, что хоббит сочинил их сам, в пылу не очень приятного момента. Во всяком случае, цели своей они достигли. Бильбо пел, бросал камни и притоптывал. Почти все пауки ринулись за ним: некоторые соскочили на землю, другие бежали по ветвям, перекидывая с дерева на дерево липкие нити. Бильбо не ожидал, что они окажутся такими проворными. Он здорово задел их за живое: пауки не выносят, когда их называют жирными, а уж про «ядовитого гада» я не говорю, это всякому обидно.
Шмыг! – перескочил Бильбо на новое место, однако несколько пауков уже бежали к разным концам поляны, натягивая паутину между стволами: очень скоро хоббит оказался бы в западне – во всяком случае, на это рассчитывали пауки. Однако Бильбо собрал всю свою отвагу и заорал новую песенку:
Большой паук присел на сук
И ладит паутину:
Мол, я на вас ее сейчас,
Любезный друг, накину.
Мой друг, ловите лучше мух,
Летящих в паутину;
А мне ловиться недосуг,
Увы, я вас покину!
С этими словами он повернулся и увидел, что последний промежуток между двумя высокими деревьями затягивают ловчей сетью, по счастью, не очень плотной: пауки протянули от ствола к стволу лишь несколько толстых нитей. Пустив в ход меч, Бильбо рассек паутину и побежал прочь, горланя свою песенку.
Меч пауки увидели, хотя не думаю, что поняли его назначение. Валом ринулись они за хоббитом по земле и по ветвям, перебирая мохнатыми ногами, щелкая клешнями, шамкая жвалами и в ярости тараща глаза. Они преследовали его по лесу, пока Бильбо не решил, что дальше удаляться опасно.
Тогда тише мышки он проскользнул назад. Времени было в обрез, пауки могли скоро вернуться. Труднее всего оказалось взобраться на ветку, с которой свисали коконы. Он бы не справился, если бы на удачу паук не оставил болтаться нить; с ее-то помощью, хоть она и жгла руки, Бильбо вскарабкался наверх, только чтобы наткнуться на гадкого неповоротливого паука, оставленного сторожить гномов. Тот деловито пощипывал пленников, выбирая самого сочного. Вообще-то он собирался попировать, пока остальные не видят, однако мистер Бэггинс не терял времени даром, и паук свалился с ветки, заколотый клинком, так и не поняв, что происходит.
Следующим делом было освободить хоть одного гнома. Но как? Перерезать нить – несчастный грохнется с большой высоты. Проползя по ветке (отчего бедные гномы закачались, как спелые плоды), хоббит дотянулся до ближайшего кокона.
«Фили или Кили, – (из кокона высовывался клочок синего капюшона). – Скорее Фили», – думал он, разглядывая торчащий наружу кончик длинного носа. Хоббиту удалось свеситься и перерезать несколько нитей. Из кокона, дергаясь, показались руки, ноги и голова Фили. Боюсь, что Бильбо не сдержал смеха, видя, как гном машет затекшими руками и ногами, вися на подмышках, словно марионетка.
С грехом пополам Фили выбрался на ветку и принялся помогать Бильбо, хотя чувствовал себя совершенно разбитым, и немудрено – поди провиси полночи и полдня в крутящемся коконе, когда только нос и торчит наружу, да еще после паучьего яда. Целую вечность он отлеплял клейкие нити от глаз и бровей; что до бороды, от нее пришлось отрезать добрую половину. Тем не менее они вскоре принялись вдвоем вытаскивать гномов на ветку и освобождать от пут. Все были такие же смурные, как Фили, или даже хуже. Некоторые чуть не задохнулись (как видите, есть свое преимущество в длинном носе), некоторым досталась большая порция яда.
Так высвободили Кили, Бифура, Бофура, Дори и Нори. Бедняга Бомбур совсем обессилел – его, как самого толстого, щипали чаще других. Он просто скатился с ветки и шлепнулся на землю, по счастью, в кучу листьев, где и остался лежать. Однако, когда начали возвращаться обозленные пауки, на ветке болтались еще пять гномов. Бильбо тут же перебежал к стволу, чтобы обороняться. Кольцо он снял, когда освобождал Фили, и надеть обратно забыл, так что теперь все пауки зашипели, брызгая ядовитой слюной:
– Не спрячешься, мерзкая козявка! Съедим, а кожу с костями вздернем на сук. Уф, там что, жало? Всё одно скрутим и подвесим головой вниз на сутки-другие.
Тем временем гномы освободили последних пленников и разрезали паутину кинжалами. Правда, непонятно было, что делать дальше. Вчера ночью пауки поймали их без труда, но то в темноте и врасплох. Теперь предстояло нешуточное сражение.
Внезапно Бильбо заметил, что пауки собрались вокруг Бомбура, снова замотали его в паутину и тащат прочь. Хоббит заорал и, размахивая мечом, кинулся на подступающих пауков. Те быстро разбежались, и Бильбо спрыгнул вниз, прямо в гущу тех, что осаждали Бомбура. Такого жала они еще не видели! Как выплясывал меч! Не меньше пяти полегло, прежде чем остальные бросили толстяка.
– Спускайтесь! Спускайтесь! – закричал Бильбо гномам на ветке. – Не ждите, пока вас опутают сетью!
Дело в том, что пауки облепили соседние деревья и ползли по веткам над головой у гномов, выпуская из бородавчатых брюшек липкую нить.
Гномы, кто по стволу, а кто и спрыгнув, очутились на земле – числом одиннадцать, осоловелые и нетвердо стоящие на ногах. Выходило двенадцать вместе с бедным Бомбуром, которого поддерживали с двух сторон родной брат Бофур и двоюродный Бифур. Бильбо выплясывал вокруг, размахивая Жалом, а со всех сторон напирали сотни разъяренных пауков. Казалось, надежды нет.
