Он стоял в книжном магазине и шарил глазами по журналам, как вдруг его взгляд упал на обложку «Плейбоя», обещавшую читателям «эксклюзивные снимки восходящей звезды Голливуда».
Остальная часть обложки была скрыта нижним рядом журналов. Сэнди выхватил «Плейбой». Худшие его опасения немедленно подтвердились: серебристыми буквами обложка возвещала: девушкой месяца на сей раз стала Ким Тауэр.
У Сэнди помутилось в голове. Сразу же потянуло на воздух. Он бросился к кассе, расплатился за журнал и выскочил на улицу.
Найдя местечко за колонной, Сэнди дрожащими руками принялся листать страницы. Из номера вывалился складной центральный разворот. Это была она: художественный беспорядок в белокурых локонах, неподражаемые бирюзовые глаза, ослепительная улыбка и безупречно ровные зубы.
И конечно, грудь. Роскошная грудь идеальной формы. Разумеется, обнаженная.
Домой Сэнди бежал бегом. В пакете у него лежало эротическое издание.
Вик Ньюман лежал на диване и корпел над астрофизикой. При виде Сэнди он поднял голову.
— Рейвен, что с тобой?
Не в силах говорить, так он был расстроен, Сэнди молча швырнул ему пакет. Тот вынул журнал и с удовольствием его пролистал.
— Класс. Мне всегда было интересно, как она… выглядит.
Сэнди выхватил журнал из рук приятеля и с болью произнес:
— Я этого не понимаю. Почему хорошая девушка из добропорядочной семьи идет на такую пакость?
— Ты это серьезно? Да о такой популярности любая актриса может только мечтать.
— Но она больше не актриса.
— Сэнди, перестань, — увещевал Вик. — Они всю жизнь играют, это у них в крови. И всю жизнь мечтают. Кто знает, может, это станет новым витком в ее карьере? Готов спорить, в данный момент на нее с вожделением смотрит каждый здоровый мужик в нашей стране.
Это-то и было для него самым мучительным. Рошель стала принадлежать всем.
С безутешным видом он прошел к себе, сел на кровать и уставился на фотографии.
И это — та женщина, которую он всю жизнь боготворил?
Постепенно до него стало доходить, что то, что он сейчас испытывает, называется не шок и не гнев, а неловкость.
И глубокая печаль.
25
Адам
С приближением Рождества возбуждение в семье Куперсмит все нарастало. Адам стал водить Хедер на тренировки для начинающих горнолыжников в местный спортзал, а Тони каждое утро вставала на пятнадцать минут раньше обычного и изучала туристические карты Канады.
Поскольку путь предстоял неблизкий, Адам предложил пригласить в поездку своего коллегу Чарли Розенталя с семьей. Его жена Джойс давно нравилась Тони, а Хедер по возрасту была как раз где-то посередке между сыновьями Розенталей. Иными словами, у нее могло появиться сразу двое товарищей по играм.
Ехать решили на микроавтобусе Розенталей. Мужчины по очереди сидели за рулем. Высокая скорость частично объяснялась невыносимой музыкой в стиле рэп, которую постоянно крутили дети.
Вечером в сочельник усталые, но возбужденные путешественники прибыли в отель.
Разделившись, семьи разошлись по коттеджам устраиваться, договорившись встретиться на ужине в семь часов. Дети, дорвавшиеся до зимних забав, остались на улице и принялись сооружать «снежного человека» — как окрестила его Хедер.
В дом Хедер соизволила войти лишь тогда, когда насквозь вымокла и промерзла. Она с наслаждением бросилась в теплые струи гидромассажной ванны, после чего нарядилась в новую плиссированную юбку и голубой пиджачок, которые Тони купила ей специально к торжеству. Потом, в приподнятом настроении и с разыгравшимся аппетитом, все дружно устремились к главному ресторану.
Там у гигантского камина их уже дожидалось семейство Розенталь в полном составе. У каждого в руке был эггног, у детей — в безалкогольном варианте.
— Здесь так здорово! — восторгалась Джойс. — Если вы готовы присоединиться, на завтра я записалась кататься на санках. У них тут специальная трасса проложена.
— Почему бы нет? — со смехом ответил Чарли. — Мы же врачи, в случае чего вправим друг другу конечности. Идемте-ка ужинать, пока всю индейку не расхватали.
В ресторане стоял неимоверный шум и гам. Струнный квартет в составе студентов из Торонто совсем неплохо исполнял в псевдоклассическом стиле вариации на темы популярных рождественских песенок, и все, и стар и млад, были в приподнятом настроении. Словом, здесь царила атмосфера настоящего праздника.
Хедер сидела между братьями Розенталь. В ней уже угадывалась девичья прелесть, отчего у Адама было очень неспокойно на душе.
Чарли, известный как неиссякаемый кладезь анекдотов, не подвел и на этот раз. Правда, дети, уже много раз слышавшие некоторые из его шуток, время от времени постанывали:
— Пап, ну, сколько можно!
После пиршества все ожидали традиционного десерта, и тут к Адаму подошел консьерж и что-то шепнул на ухо. Тот кивнул и встал.
— Ребята, не забудьте взять на мою долю кусочек торта! Меня зовут к телефону.
— Вот смотри, Джойс, — театрально объявил Чарли. — У меня обширнейшая практика — и меня никто не дергает. А у Куперсмита, может, и больных-то человек шесть — ан нет, без него они ни на шаг. Даже за границей не скроешься. И как мне к этому относиться? Радоваться или завидовать?
— Подожди, сначала выясним, кто меня домогается, — добродушно огрызнулся Адам, направляясь к телефонным будкам. Он понятия не имел, кому мог понадобиться в такое время.
— Доктор Куперсмит у телефона.
— Доктор, это Марвин Бергман. Старший ординатор психиатрического отделения центрального госпиталя Массачусетса. Простите, что беспокою, но это касается миссис Авиловой.
Адам похолодел.
— Что с ней?
— Попытка суицида. Проглотила тридцать таблеток диазепама по пять миллиграммов. Потом передумала, позвонила вашей прислуге, а та уже связалась с нами.
— Бог мой! — ахнул Адам. — С ней все в порядке?
— Поправится, не волнуйтесь, — заверил Бергман. — Мы вовремя успели, сразу сделали промывание. Теперь она просто поспит как следует. А проснется живая. — Он помолчал. — Как я понял, вы, сэр, ее гинеколог. А кто ее психиатр, не знаете?
— У нее его нет. А она обо мне что-нибудь спрашивала?
— Пару раз называла ваше имя, — бесстрастно ответил Бергман. — Но ей совершенно ничто не угрожает, так что нет никаких причин прерывать ваш отпуск.
— Ничего страшного. Я позвоню в Торонто, может, еще есть рейс. Если она очнется, обязательно ей скажите, что я уже выехал. Вы меня поняли, доктор Бергман?
— Понял, сэр. Хотя меня вы уже вряд ли застанете — в зависимости от того, как долго будете добираться.
— Тогда своему сменщику тоже передайте. Обязательно! — рявкнул Адам. И тут же одернул себя, боясь, что излишней эмоциональностью выдал свою влюбленность. Взяв себя в руки, он добавил: — Спасибо вам, доктор. Представляю себе, что значит дежурить в сочельник. Спасибо, что позвонили.
Адам поспешил к стойке администратора и сверился с расписанием рейсов на Бостон. Если немедленно выехать и уговорить таксиста мчаться во весь дух, можно успеть. Он попросил портье забронировать ему билет и вызвать такси, а сам очень медленно побрел назад в ресторан. Надо было как-то выпутываться.
Его появление было встречено бурными возгласами, но лицо Адама оставалось угрюмым.
Он наклонился к Тонн и шепнул;
— Давай отойдем на минутку.
Та встревожилась, тут же встала и последовала за ним в вестибюль.
— Адам, что случилось? — взволнованно спросила она. — Что-то с отцом?
— Нет, нет. С ним все в порядке. Но есть одна проблема… Мне надо срочно вернуться.
— Что? — Тони чуть не сорвалась на крик. — Самое срочное, что может быть, — это какой-нибудь выкидыш. Кроме тебя, что, в Бостоне нет ни одного врача?
— Дело куда серьезнее, — продолжал Адам. — Ты помнишь миссис Авилову?
— Русскую?
— Да. Она пыталась покончить с собой.
— Какой кошмар! — Тони ответила машинально и тут же сообразила, что здесь что-то не так. — Но какое отношение это имеет к тебе? Это же не твоя область. — Она деликатно добавила: — Ты ведь не психотерапевт.
— Знаю, знаю. Это сложно объяснить. Я ее единственный друг. Она… как бы это сказать? Ей больше не на кого опереться, как ни нелепо это звучит.
— Что ж, дорогой, ты сейчас находишься с людьми, которым тоже больше не на кого опереться, и это уже совсем не нелепо. Может, предоставишь ее психиатрическому отделению, а сам вернешься за стол? — Она взяла мужа под руку, но Адам не двинулся с места.
— Тони, сейчас некогда объяснять. Могу я тебя попросить — просто прими как данность, что мне необходимо поехать?
— Адам, — Тони взглянула сердито на него, — ты нарушаешь уговор. Ради совместных каникул я пожертвовала традицией и не поехала к отцу. Я очень сочувствую этой женщине. Но ведь у тебя что ни пациентка — то ходячая жизненная драма. Чем она от них-то отличается? Или между вами что-то есть?
