Ди помогает мне снять перчатки, и я облокачиваюсь спиной на угол ринга.
Она спрашивает:
— Ты в порядке?
— Да. Правда ощущение, что по моему лицу проехалась фура, но в остальном я нормально.
Мстительным взглядом она смотрит в сторону раздевалки, куда вышел Шонеси.
— Прежде чем уйти, я проткну этому кретину шины. Тогда тебе станет легче?
Я усмехаюсь.
— Никогда не меняйся, Ди.
Она немного приходит в себя и смотрит вниз на свои руки. Потом признается:
— Одна только мысль о том, что у меня к тебе чувства — настоящие чувства, которые навсегда — пугает меня до ужаса.
Ее заявление меня не трогает. Она не говорит ничего такого, чего я уже не знаю. Но сам факт, что она здесь… он значит все.
— Я знаю.
— Я не хотела привыкать к тому, чтобы быть с тобой рядом, потому что я знала, что как только это случится, когда ты уйдешь… я буду в ужасном состоянии. Но уже слишком поздно. Я уже чувствую себя паршиво. В последние дни… мне никогда не было так плохо. Так одиноко. Пусто.
— У меня было также.
Она улыбается, хотя в ее глазах до сих пор стоят слезы. И в ее голосе.
— Но когда я с тобой… когда ты рядом со мной… все просто отлично. Ты делаешь меня счастливее, чем я могла вообще подумать, Мэтью.
— Что ж, все поправимо. Мне просто надо быть с тобой… все время. Это не будет так уж трудно. Потому что… я вроде как… люблю тебя.
— Ты замечательный человек, Мэтью. Забавный и добрый, внимательный и сексуальный, как бог. Ты… ты лучшее, что со мной случалось.
У нее мягкий и нежный взгляд, когда она смотрит на меня. Она с нежностью касается моего лица.
— Я люблю тебя, Мэтью.
Не смотря на то, что у меня ощущение, будто моя челюсть сейчас развалится, я улыбаюсь. Просто невозможно этого не сделать.
Моя рука скользит к затылку Долорес и я наклоняю ее ближе ко мне. Касаюсь ее рта своими губами — сначала слегка — потом сильнее, с большей значимостью. Притягиваю ее к себе, обнимаю. Наши языки касаются друг друга, чувствуют вкус друг друга, медленно, неторопливо, с обещанием чего-то большего.
Ди вздыхает, прикасается к моему лбу своим лбом.
— Не так я себе представляла мое признание тебе в любви.
— Я тоже. Но… это нам точно запомнится, правда? Для нас это нормально.
— Это уж точно.
Потом Ди вскакивает на ноги и протягивает мне свою руку.
— Почему мы все еще здесь?
С ее помощью у меня получается встать. Но когда я оказываюсь на ногах, я вспоминаю, почему вообще все это произошло, с самого начала.
— Ди, насчет Дрю и Кейт…
Она касается моих губ своими пальцами, заставляя меня замолчать.
— Нет. Мы не будем говорить о них. Никогда. Ты не твой идиотский лучший друг. Не хочу, чтобы он вставал между нами.
Она права. Дело не в Дрю, Кейт или Розалин, или еще каких-то кретинах из ее прошлого. Они не должны на нас влиять — они не должны нас касаться.
Дело в Ди и мне.
Когда мы выходим с ринга, я спрашиваю:
— Ди, ты приехала сюда на такси?
— Да, а что?
Я улыбаюсь.
— Я приехал на Дукати.
Ди это нравится.
— Я скучала по этой мощности между своих ног.
Одной рукой обнимаю ее за плечи.
— О, ты ее почувствуешь — после того, как я привезу тебя домой.
Долорес обнимает меня за пояс и качает головой.
— Как некрасиво!
Потом ее голос становится более жестким.
— Но нам обоим придется подождать с этим, потому что перед тем, как поехать домой, мы поймаем такси и поедем в больницу, чтобы тебя могли осмотреть.
— Что? Нет, я в порядке, правда.
Я ною, как шестилетний мальчишка, который не хочет идти к стоматологу.
Ди качает головой.
— Не хочу ничего слышать — ты поедешь. С потерей сознания шутки плохи. Я только что заполучила тебя назад, и я больше не собираюсь тебя терять.
Я открываю свой рот, чтобы поспорить — потому что я на самом деле в порядке — и я буду чувствовать себя просто фантастично, когда снова окажусь в постели с Ди. Или, на своем кухонном столе, или обеденном столе, у стены в гостиной — ну вы понимаете о чем я.
Но прежде чем я успеваю не согласиться, она добавляет:
— Тем более, если учесть то, что я запланировала для тебя? Нам точно понадобится медосмотр.
Что ж, когда она говорит это так…
* * *Наша поездка в больницу была относительно короткой — чуть больше трех часов. После кучи вопросов и анализов, доктор поставил мне диагноз легкого сотрясения.
Чертов Шонеси.
Мало тебе не покажется — клянусь, я ты свое получишь сразу, как только я окажусь в спортзале.
Доктор сказал мне следить за тошнотой, расплывчивостью в глазах, и все такое. Одновременно с Ди мы спросили, можно ли заниматься сексом.
Он сказал, что можно.
* * *Вот почему, как только закрывается дверь в мою квартиру, Ди и я начинаем целоваться, срывать друг с друга одежду, готовые растерзать друг друга — с шестидневным страстным желанием, сводящим нас с ума. От моей одежды избавиться легче, чем от одежды Ди, поэтому к тому моменту, как мы переступаем порог моей спальни, я абсолютно голый.
Горячий и большой, мне необходимо оказаться внутри нее намного сильнее, чем вдохнуть еще один глоток воздуха.
Рубашка Ди? Нет.
Ее лифчик? На бильярдном столе в моей столовой.
Я прикасаюсь к ней, прижимаю ее к себе — утопая в ощущениях от наших обнаженных тел, прижимающихся друг к другу, и бархатистости ее идеальной кожи.
Мои пальцы пытаются справиться с пуговицей на ее джинсах. Но Ди останавливает меня. Ее руки накрывают мои, и она делает один шаг назад. У нее резко поднимается и опускается грудь, когда она пытается перевести дух.
— Мэтью… мне надо тебе что-то сказать. Я… кое-что сделала. Прошлым вечером.
Охренеть.
Прошлый вечер была суббота. Моя первая мысль — прошлым вечером Ди переспала с другим, и я чуть ли не согнулся пополам от резкой боли при мысли об этом. И от ярости.
Я знаю, технически, мы не были вместе. Мы расстались. Я не должен злиться.
К черту все — плевать.
Я ее прощу. Я это переживу… после того, как разнесу что-нибудь на мелкие кусочки, и поколочу по стенам, как горилла под кокаином.
Я сажусь на кровать.
— Что ты сделала? Чтобы это ни было, я… черт, просто расскажи мне.
А потом она делает самую странную вещь. Она улыбается. И расстегивает свои брюки, и говорит, спуская их вниз:
— Я всю неделю думала о том, что ты сказал. Как я боялась, как не хотела воспользоваться шансом…
— Я был зол, когда говорил все это, Долорес.
— Но ты все равно был прав. Так что я хотел сделать что-то, чтобы показать тебе, доказать тебе, что я тебе доверяю. Что я хочу этого, и тебя — всегда.
Она стягивает свои трусики, и меня тут же завораживает вид ее невероятно гладкой киски. До тех пор, пока не замечаю белый бинт, закрывающий маленький кусочек ее кожи пониже тазовой кости.
Она ее отрывает, и я вижу ярко-голубую тату, выведенная красивыми буквами на ее коже. Тату моего имени.
МЭТЬЮ
У меня нет слов — только смотрю. Потом падаю на колени перед ней и легонько целую все еще нежную кожу рядом с моим именем.
— Мне это чертовски нравится. Я люблю тебя, — я провожу по ней своими пальцами, очень нежно. — Теперь ты повязана со мной.
Долорес поднимает мое лицо вверх и проводит своими руками по моим волосам.
— Да, повязана.
Я встаю, разворачиваю ее кругом и бросаю ее на кровать. А потом прыгаю за ней.
ГЛАВА 20
Позже, когда солнце село, а простыни на моей кровати были фантастически смяты, после лихорадочных «Я люблю тебя» и «Я скучал по тебе» и «Никогда меня не оставляй» произносимых шепотом между прикосновениями и блаженными стонами, я заставляю себя подняться.
Это не просто. Ди лежит обнаженная в моей кровати, с распухшими губами, взъерошенными волосами. Не на долго останавливаюсь — со штанами в руках — просто смотря на нее.
— Боже, ты красива.
Она улыбается. И я знаю это, потому что она верит мне.
Она протягивает свою руку.
— Тогда не уходи. Вернись в кровать, Мэтью.
Я рычу, потому что это мне действительно этого хочется. Но я качаю головой.
— Я не на долго. Просто по-быстрому проверю Дрю — это мужской кодекс. Что я буду за друг, если не удостоверюсь, что он не повесился у себя в шкафу?
— Другом, который хочет сделать мир лучше.
Потом она замечает мою камеру, лежащую на прикроватной тумбе. Она вертит ее в руках, прикусывая свою губу.
— Думаю, мне надо будет себя чем-то занять… снимая непристойные селфи на твою камеру. Потом можем вместе их проявить, когда ты вернешься.
Я замираю на секунду, чтобы насладиться образами, что возникают у меня в голове — которые, я надеюсь, появятся на моей камере.