Видимо, я многим приглянулся, потому что изначально торги пошли резво, но чем выше поднималась цена, тем больше людей качали головами, и в конце остались всего двое. Сержант Гром, который касался стеком фуражки, словно отдавая честь, каждый раз, когда хотел показать, что поднимает цену. А другой – тощий, жилистый тип с хитрыми глазами. У него на лице играла такая неприятная, хищная улыбка, что я даже старался на него не смотреть. Между тем цена всё повышалась.
– Двадцать пять. Двадцать шесть. Двадцать семь. Двадцать семь от джентльмена справа. Двадцать семь. Кто предложит больше? Сержант, готовы дать больше? Ну же? Это отличный конь.
Стоит гораздо больше, чем мы тут обсуждаем. Итак, есть другие предложения?
Но сержант только покачал головой и опустил глаза, признавая своё поражение.
– О нет! – прошептал мне Альберт. – Только не ему! Он один из тех, Джоуи. Он всё утро скупает лошадей. Гром говорит, он мясник из Камбре. Только не это!
– Что ж. Раз других предложений нет, конь уходит мсье Шираку из Камбре за двадцать семь английских фунтов. Ну же! Двадцать семь – раз, двадцать семь – два…
– Двадцать восемь! – крикнул вдруг кто-то.
И я увидел в толпе покупателей беловолосого старичка. Тяжело опираясь на палку, он медленно вышел вперёд и сказал, с трудом подбирая английские слова:
– Я дам двадцать восемь ваших английских фунтов. И дам больше, если будет нужно. Дам, сколько бы ни потребовалось. И я вас предупреждаю, – тут он повернулся к мяснику из Камбре, – я вас предупреждаю, что готов дать за него даже сто фунтов. Так что не пытайтесь меня обойти. Я никому не уступлю этого коня. Это конь моей Эмили. Он принадлежит ей по праву.
Мне всё казалось, что глаза и слух, должно быть, меня подводят, но, когда он назвал её имя, всё стало ясно. Он сильно изменился с тех пор, как я видел его в последний раз, и голос стал слабее и тоньше. Но теперь сомнений не осталось. Передо мной был дедушка Эмили. Его глаза решительно сверкают, а губы упрямо сжаты. Он действительно никому меня не отдаст. Но никто и не стал с ним тягаться. Мясник из Камбре покачал головой и отвернулся. Аукционист замешкался, потрясённый увиденным, но наконец собрался, стукнул молотком – и я был продан.
ГЛАВА 21
На лице у сержанта Грома застыло выражение тоскливого отчаяния, когда он с майором Мартином беседовал с дедушкой Эмили после торгов. Во дворе теперь было пусто: покупатели увели с собой лошадей. Вокруг меня собрались друзья Альберта. Они старались утешить друг друга и в первую очередь моего бывшего хозяина.
– Не грусти, Альберт, – сказал один из ветеринаров. – В конце концов, могло быть и хуже. Больше половины наших лошадей достались мясникам, и тут уж действительно есть отчего печалиться. А Джоуи будет хорошо у старика-фермера.
– С чего ты так решил? – спросил Альберт. – Откуда ты знаешь, что он фермер?
– Он сам так сказал сержанту Грому – я слышал. Говорит, у него ферма там, в долине. И ещё, что Джоуи до самой его смерти не придется работать. Всё болтал про какую-то девчонку – Эмили, кажется. Правда, я половины не понял, что он там бухтел.
– Ну не знаю даже, что и думать, – протянул Альберт. – По-моему, он чокнутый. «Конь моей Эмили… принадлежит ей по праву» – что это за ерунда? Какая такая Эмили? И о чём он вообще? Если уж на то пошло, Джоуи принадлежит армии, а если не армии – тогда мне.
– А ты пойди сам у него спроси, – предложил кто-то. – Давай. Вон он как раз идёт с майором и Громом.
Альберт нежно держал мою морду и как раз собирался почесать меня за ухом – там, где мне больше всего нравилось, но, завидев майора, он отпустил меня, вытянулся по струнке и отдал честь.
– Разрешите обратиться, сэр! – сказал он. – Спасибо за всё, что вы сделали для него, сэр. Я всё знаю и очень вам благодарен, сэр. Не ваша вина, что так вышло. Чуть-чуть недотянули. Но всё равно спасибо вам.
– О чём это он, сержант? Вы не знаете? – спросил майор Мартин.
– Понятия не имею, сэр, – ответил сержант Гром. – С деревенскими это случается. Их, видать, с младенчества не молоком поили, а сидром, вот на них и находит временами. По-моему, в этом всё дело.
– Простите, сэр, – не унимался Альберт, удивляясь развесёлому тону сержанта. – Раз уж француз купил моего Джоуи, я хотел спросить у него, сэр, об этой Эмили, или как там её.
– Ну, это длинная история, – проговорил майор Мартин и обратился к старику: – Может, вы, месье, сами её расскажете? Это тот молодой человек, о котором мы вам говорили. Тот, что вырос с этим конём и поехал за ним во Францию.
Некоторое время дедушка Эмили строго глядел на Альберта из-под кустистых седых бровей, а потом вдруг расплылся в улыбке и протянул руку. Удивлённый Альберт пожал её.
– Ну-с, юноша, у нас с вами много общего. Я – француз, ты – англичанин. Я – старик, а у тебя вся жизнь впереди. Но мы оба любим этого коня, верно? А ещё ваш офицер мне сказал, что ты тоже фермер, как я. Это самая лучшая работа, какая может быть, уж поверь моему опыту. Что там у вас на ферме?
– В основном овцы, сэр. И ещё коровы, свиньи. Несколько полей ячменя.
– Так значит, ты научил этого коня пахать, верно? Ты молодец – отлично его натренировал. Вижу, ты хочешь узнать, откуда мне это известно, и я тебе отвечу. Видишь ли, мы с этим конём старые друзья. Он жил у нас – давным-давно, вскоре после начала войны. Его взяли в плен немцы и заставили его возить раненых от линии фронта к госпиталю. У него тогда был приятель – великолепный чёрный конь. Вот вместе они и жили у нас на ферме, неподалёку от немецкого госпиталя. Моя внучка Эмили заботилась о них и полюбила, как родных. У неё ведь никого, кроме меня, не было – всех забрала война. Кони жили у нас год – может, больше, может, меньше – сейчас уже не важно. Немцы были добрые и, уходя, оставили коней нам – мне и Эмили. Но однажды пришли другие немцы. Им нужны были кони, чтобы таскать пушки, и они их забрали. Я ничего не мог сделать. Но с тех пор, как они ушли, Эмили потеряла интерес к жизни. Она всегда была болезненным ребенком, а тут… её родных убили, а лучших друзей забрали. Она не знала, ради чего жить. Она медленно угасала, и вот в прошлом году её не стало. Ей было всего пятнадцать лет. И перед смертью она взяла с меня обещание, что я разыщу этих коней и буду о них заботиться. Я побывал на многих аукционах, и чёрного коня так и не нашёл. Но по крайней мере я нашёл рыжего. И хотя бы одного могу забрать домой и любить, как обещал Эмили.
Он тяжело опирался на палку, положив на неё обе руки, и дальше заговорил медленно, тщательно подбирая слова.
– Ты – фермер, англичанин и фермер. Ты сам знаешь, что фермер – хоть англичанин, хоть француз, хоть даже бельгиец, никогда не разбазаривает своё добро. Просто не может себе этого позволить. Нам всем нужно как-то жить, верно? Твой майор и сержант рассказали мне, как ты любишь этого коня. И как вы все тоже пытались его выкупить. Мне кажется, это благородный поступок. Эмили бы его одобрила. Я думаю, она меня поймёт. Она бы сама велела мне так сделать… Я старик. Что мне делать с её конём? У меня он будет жиреть на выпасе, а у меня скоро не будет сил за ним ухаживать. И если я правильно помню – а иначе и быть не может, – он любит работать, верно? Поэтому у меня для тебя есть деловое предложение – так, кажется, это называется. Я хочу продать тебе коня Эмили.
– Продать? – удивился Альберт. – Но я не могу его купить. Вы же знаете. Все вместе мы собрали двадцать шесть фунтов, а вы за него заплатили двадцать восемь. Как же я смогу его купить?
– Ты не понял, юноша, – сказал старик, едва сдерживая улыбку. – Ничего ты не понял. Я продам тебе коня за один английский пенс. Но только если ты пообещаешь, что будешь любить его так же сильно, как моя Эмили, и станешь заботиться о нём до конца его дней. А ещё ты всем будешь рассказывать о моей Эмили и о том, как она присматривала за твоим Джоуи и его приятелем – чёрным конем, когда они жили у нас. Я хочу, чтобы моя Эмили жила в сердцах людей. Что мне осталось? Несколько лет, и меня не станет. И тогда никто не вспомнит мою Эмили. У меня нет родных. Некому даже прочитать её имя на могильном камне. Поэтому я и прошу, чтобы ты рассказал своим друзьям у себя на родине о моей Эмили. Иначе получится, будто её и вовсе на свете не было, понимаешь? А так она словно будет жить вечно. И мне теперь только этого и хочется. Ну что, по рукам?
Растроганный Альберт не мог вымолвить ни слова. Он просто протянул руку, но старик её не взял, а обнял Альберта за плечи и расцеловал его в обе щёки.
– Спасибо, – сказал он.
Затем пожал руки всем солдатам и, ковыляя, подошёл ко мне.
– До свиданья, друг. – Он легко коснулся губами моего носа. – Это тебе от Эмили.
Он пошёл прочь. Но вдруг повернулся и, потрясая суковатой палкой, закричал с хитрецой:
– Верно говорят, что англичане в одном переплюнут французов. Таких жадюг, как вы, свет не видывал. Ты мне так и не отдал мой пенни, дружок!