Если целесообразное приписывается некоторому рассудку, как было упомянуто выше, то при этом принимается во внимание определенность содержания. Но последнее должно быть вообще понимаемо, как разумное в своем осуществлении. Оно потому обнаруживает разумность, что оно есть конкретное понятие, удерживающее объективное различение в своем абсолютном единстве. Поэтому оно есть по существу умозаключение в нем самом. Оно есть равное себе общее, и именно как содержащее отталкивающую себя от себя отрицательность, ближайшим образом оно есть общая и тем самым еще неопределенная деятельность; но так как последняя есть отрицательное отношение к себе самой, то она непосредственно определяет себя и сообщает себе момент частности, который, как равным образом рефлектированная в себя полнота формы, есть содержание в противоположность к положенному различению формы. Также непосредственно эта отрицательность через свое отношение к самой себе есть абсолютная рефлексия формы в себя и единичность. С одной стороны, эта рефлексия есть внутренняя общность субъекта, а с другой стороны – рефлексия во вне; и тем самым цель есть еще нечто субъективное, и деятельность ее направлена к внешней объективности.
А именно цель есть в объективности возвратившееся к себе самому понятие; определенность, которую она дает себе в ней, есть определенность объективного безразличия и внешности определения; ее отталкивающая себя от себя отрицательность поэтому такова, что моменты ее, поскольку они суть лишь определения самого понятия, имеют также форму взаимного объективного безразличия. В формальном суждении субъект и предикат {133}уже определились один относительно другого, как самостоятельные; но их самостоятельность была пока лишь отвлеченною общностью; теперь же она достигла определения объективности; но как момент понятия, это совершенное различие включено в простое единство понятия. Поскольку же цель есть эта полная рефлексия объективности в себя и притом непосредственно, то, во-первых, отличается самоопределение или частность, как простая рефлексия в себя от конкретной формы, и образует собою некоторое определенное содержание. Цель поэтому конечна, хотя она по своей форме есть также бесконечная субъективность. Во-вторых, так как ее определенность имеет форму объективного безразличия, этой определенности свойствен вид некоторого предположения, и конечность цели с этой стороны состоит в том, что она имеет перед собою некоторый объективный механический и химический мир, к которому ее деятельность относится, как к данному; таким образом ее самоопределяющая деятельность в своем тожестве непосредственно внешня самой себе и есть столько же рефлексия в себя, сколько и рефлексия во вне. Поэтому ей свойственно еще некоторое по истине внемировое осуществление, именно поскольку ей противостоит эта объективность, так же как последняя, напротив, противостоит цели, как механическое и химическое, еще не определенное и не проникнутое целью целое.
Поэтому движение цели может теперь быть выражено так, что оно направляется к снятию ее предположения, т.е. непосредственности объекта, и определяет его к положению через понятие. Это отрицательное отношение к объекту есть равным образом отрицательное отношение и к себе, снятие субъективности цели. Положительная реализация цели, именно соединение с нею объективного бытия, так что последнее, которое, как момент цели, есть непосредственно тожественная ей определенность, оказывается внешнею, и наоборот, объективность полагается скорее, как предположение, чем как определенная через понятие. Цель есть внутри ее самой стремление к своей реализации; определенность моментов понятия есть внешность; их простота в единстве понятия не соответствует, однако, тому, что есть это единство, и потому понятие отталкивает себя от себя самого. Это отталкивание есть решение вообще, отношение отрицательного единства к себе, в силу коего оно есть исключающая частность; но через это исключение оно решается или включает себя в себя, так как самоопределение есть положение себя самого. С одной стороны, так как субъективность определяет себя, она обращает себя в частность, дает себе содержание, которое, будучи включено в единство понятия, есть еще внутреннее; но это положение, эта простая рефлексия в себя, есть, как оказалось, вместе с тем непосредственно некоторое предположение; и в том моменте, в коем определяет себя субъект цели, он вошел в отношение к безразличной внешней объективности, которая сделана им равною этой внутренней определенности, т.е. должна быть положена, как нечто определенное через понятие, ближайшим образом как средство.{134}
B. Средство
В цели первое непосредственное положение есть вместе с тем положение чего-то внутреннего, т.е. определенного, как положенное, и вместе с тем предположение некоторого объективного мира, безразличного относительно определения цели. Но субъективность цели есть абсолютно отрицательное единство; поэтому ее второе определение есть вообще снятие этого предположения; это снятие есть возврат внутрь себя, поскольку им снимается тот момент первого отрицания, положение противоположного субъекту отрицательного, т.е. внешнего объекта. Но противоположно предположению или непосредственности определения, объективному миру, только первое, само непосредственное и потому внешнее отрицание. Это положение есть еще поэтому не сама выполненная цель, но лишь ее начало. Так определенный объект есть пока средство.
Цель через средство соединяется с объективностью и в последней с самой собою. Средство есть средний термин умозаключения. Цель для своего выполнения нуждается в некотором средстве, так как она конечна; в средстве, т.е. в среднем термине, имеющем вместе с тем относительно самой цели вид чего-то внешнего, а относительно ее выполнения – вид безразличного существования. Абсолютное понятие имеет в себе самом опосредование таким образом, что его первое положение не есть предположение, основным определением объекта которого была бы безразличная внешность; но мир, как творение, имеет лишь форму такой внешности, отрицательность и положенность которой составляют собственно его основное определение. Конечность цели состоит поэтому в том, что ее определение вообще внешне себе самому и тем самым его первое, как мы видели, распадается на некоторое положение и некоторое предположение; поэтому отрицание этого определения есть, с одной стороны, уже рефлексия в себя, а с другой, оно есть скорее лишь первое отрицание; или, иначе, рефлексия в себя сама также внешня себе и есть рефлексия во вне.
Средство есть поэтому формальный средний термин некоторого формального умозаключения; оно есть нечто внешнее относительно крайнего термина субъективной цели, равно как также в силу того относительно крайнего термина объективной цели; как частность в формальном умозаключении есть безразличный medius terminus, место коего могут заступить и другие. Как далее последний есть средний термин лишь вследствие того, что он относительно одного крайнего термина есть определенность, а относительно другого – общее, и следовательно, его опосредывающее определение есть лишь относительное, через другое, так и средство есть опосредывающий средний термин, во-первых, лишь потому, что он есть некоторый непосредственный объект, а, во-вторых, потому, что он есть средство в силу {135}внешнего ему отношения к крайнему термину цели; каковое отношение есть для него некоторая форма, к коей он безразличен.
Понятие и объективность связаны поэтому в средстве лишь внешним образом; постольку оно есть просто механический объект. Отношение объекта к цели есть некоторая посылка или непосредственное отношение, которое в рассуждении цели, как было указано, есть рефлексия в самого себя; средство есть присущий цели предикат; его объективность подчинена определению цели, которая ради ее конкретности есть общность. Через это определение цели, которое есть в ней, цель имеет подчиняющее положение и относительно другого крайнего члена, – первоначально еще неопределенной объективности. Наоборот, средству, как непосредственной объективности принадлежит относительно субъективной цели общность существования, которое еще чуждо субъективной единичности цели. Так как поэтому цель ближайшим образом есть лишь внешняя определенность для средства, то она сама, как внешнее единство, находится вне средства, поскольку средство есть механический объект, которому цель присуща, лишь как некоторая определенность, а не как простая конкретность в ней полноты. Но как объединяющее, средство должно само быть полнотою цели. Было указано, что определение цели в средстве есть вместе и рефлексия в себя само; постольку средство есть формальное отношение в себе, так как определенность положена, как реальное безразличие, как объективность средства. Но именно потому эта, с одной стороны, чистая субъективность есть вместе с тем также деятельность. В субъективной цели отрицательное отношение к себе самой еще тожественно с определенностью, как таковою, с содержанием и внешностью. Но в возникающем объектировании цели, в становлении простого понятия другим, выступают отдельно эти моменты, или, наоборот, именно в этом и состоит это становление другим или самая внешность.