— Наверное, понимаю — негромко ответил президент. — Мне пока трудно сказать, что я понимаю, а что нет. Надо всё изучить и побыть какое-то время наедине с информацией, которую вы мне предоставите. Поймите меня, пожалуйста — в его голосе зазвучала чуть ли не мольба.
Министр понимающе кивнул.
— Я сдам вам все бумаги завтра утром. А ближе к вечеру нам надо встретиться, чтобы уже принять какие-то решения.
— Хорошо. Думаю, я успею. Мы почти пришли — президент указал на машины, хищно замершие на гладкой асфальтированной дороге в нескольких метрах от них.
Министр замолчал и кивнул. Последние метры тропинки они преодолели в полной тишине, почти не глядя друг на друга. Губы у обоих теперь были плотно сжаты — будто в лесу они решили подурачиться и сыграть в молчанку, как маленькие дети. Но дети обычно молчат весело, зажимая рты от рвущегося наружу смеха, а по выражению лиц этих мужчин было сразу понятно, что им далеко не до веселья.
— До завтра — сказал министр и с тихим щелчком открыл дверь президентского седана.
Тот кивнул и тут же скрылся внутри автомобиля. Мотор глухо заурчал, и машина плавно тронулась с места. Два джипа охраны тут же двинулись следом, чётко удерживая дистанцию, словно привязанные к флагману невидимым тросом.
Немного посмотрев им вслед, министр повернулся и медленно пошёл в сторону своего служебного автомобиля, стоящего немного в стороне. Открыл дверь, сел на заднее сиденье. Свет в салоне медленно погас, и министр погрузился в тяжкие размышления по поводу сложившейся ситуации.
Ну, вроде неплохо всё прошло. Старый пень не стал тормозить и упираться, сразу поняв, что запахло жареным. Это хорошо — не придётся тратить лишнее время на разжёвывание всех раскладов. Завтра получит документы, попыхтит, подумает, да созреет, наверное, к решительным действиям — останется только согласовать ещё с парой человек, и всё. Так что на этой неделе всё начнётся. Тотальный и невиданный доселе блэкаут.
Людишек, конечно, жалко, с грустью подумал министр. Но ничего — они как-нибудь переживут. Не все, конечно, но большая часть. Людишки у нас нынче крепкие пошли, не то, что раньше. А потом мы снова наведём порядок, и жизнь пойдёт своим чередом. Уже без каких-то сюрпризов, будем надеяться. По другому, кажется, никак.
Ну а с другой стороны — ведь нет худа без добра. В последнее время опять что-то какие-то волнения, революционные настроения, инициативные группы, кружки… Надоело со всем этим возиться. Вот и дадим людишкам возможность выпустить пар. Те, кто возомнил, что знает, как всем будет лучше, все эти псевдоинтеллигенты, пусть переключатся на добычу пищи и попытки выжить. Это у многих умерит революционный пыл. А те, у кого просто руки чесались пострелять да кулаками поработать — получат своё сполна. И все будут довольны. Ну, условно, конечно. Вот вам и будет анархия во всей её красе, получайте. Ненадолго, на пару месяцев. А больше и не надо, на самом деле.
— Мы едем? — вдруг спросил водитель, до этого молча сидевший за рулём.
— Подожди — поморщился министр.
Он снова погрузился в размышления, прикидывая, не забыл ли он чего-то важного в разговоре с президентом. Перебрав в памяти беседу, он пришёл к выводу, что нет.
Вдруг резко зазвонил телефон, лежащий в центральной консоли по левую руку министра. Он взял трубку и приложил её к уху.
— Слушаю.
В телефоне забормотал голос.
— Кто? — переспросил министр. — А, эти музыкантишки? Да хрен с ними. Такие, как эти двое, за ближайшую пару месяцев сами все передохнут, вот увидишь. Да, окончательное. — он поморщился и отключил связь. Сейчас совсем не было смысла заниматься всякой мелюзгой — были дела и поважнее. Тем более, когда окончательно ясно, что эти два голодранца здесь совершенно не при чём. Всего лишь мелкая подробность их большой проблемы.
— Что-то случилось? — опять нарушил тишину в машине водитель.
Министр махнул рукой.
— Случилось — горько произнёс он. — Эх, Лёха, знал бы ты, сколько ещё случится. Слава богу, нас особо не коснётся. А вот муравейник наш сейчас тряхнёт — будь здоров.
— Да? — оживился водитель. — А что будет?
— Потом расскажу — задумчиво покачал головой министр. — Знаешь, Лёха, хорошо всё- таки, что в нашей стране у власти нормальные люди остались, да? Не маленькие…
— Конечно — хохотнул водитель.
— А то что бы мы сейчас делали, если бы сами там, в муравейнике, со всеми вместе копошились? — разговаривая будто сам с собой, произнёс министр. — Нелегко было бы…
— Ага — протянул Лёха довольно. — Как подумаю — мурашки по коже.
— … а так — перебил его министр, не слушая — запустим машинки, чтобы совсем всё не покромсали там, а потом уже порядок наведём.
— Патрульные, автоматические что ли? Как у вашего сына во дворе валяются?
Министр усмехнулся.
— Ну да, какие ещё. Это для нас они игрушечные, а муравьишкам в городе, поверь, так совсем не кажется.
— Так а что случилось-то? — опять полюбопытствовал водитель.
Министр вновь отрицательно покачал головой.
— Потом, Лёха, потом. Ладно, трогай. Поехали домой, надо отдохнуть. Работы на этой неделе будет — завались. Зато потом слегка отдохнем — коротко бросил он водителю и закрыл глаза.
Седан, плавно качнувшись, тронулся с места и начал уверенно набирать скорость, оставляя позади погруженный во тьму лес.
-
Ваня осторожно выглянул из-за угла дома, осмотрелся и только потом вышел на улицу.
Там было относительно тихо — только потрескивало пламя, доедающее остовы двух машин, стоящих боком на проезжей части, да приглушенно щелкали выстрелы в соседнем квартале. Неподалеку находился крупный торговый центр, сейчас превратившийся чуть ли не в линию фронта — силовики и полиция охраняли огромные запасы консервов и прочего продовольствия, а многочисленные банды из местных жителей постоянно атаковали их, придумывая всё новые и новые способы штурма, поэтому стрельба там не смолкала ни на минуту.
За последние полтора месяца он настолько привык к этим звукам, что уже почти не обращал на них никакого внимания.
Убедившись, что улица пуста, он вышел на середину проезжей части и быстро, почти бегом, пересёк свободную теперь от машин асфальтированную дорогу, воровато озираясь и прижимая к груди пакет, в котором лежало несколько консервов с говяжьей пастой, две с фасолью и больше десятка банок с кузнечиками в томате. Ваня терпеть не мог кузнечиков в томате, но теперь выбирать не приходилось — на подпольной точке обмена, где они с Вахтангом последнюю неделю меняли свои раритетные пластинки на еду, разговор был короткий — бери, что дают, или проваливай к чертям собачьим. Спорить с небритым верзилой, из-за пояса которого недвусмысленно торчал какой-то жуткий крупнокалиберный пистолет, совсем не хотелось. Если Ваня не ошибался, всего месяц назад, пока по всему городу не отключили ток, этот угрюмый парень разгружал коробки в маленьком магазинчике напротив его дома. Но времена меняются, порой слишком стремительно, и теперь, на фоне творящегося вокруг беспредела, этот явно не очень большого ума варвар смог обзавестись своим «маленьким бизнесом», если можно было так сказать.
До дома оставалась всего пара кварталов. Перебежав дорогу — самую опасную часть его пути, которая легко просматривалась отовсюду, Ваня засеменил вдоль стоящего почти вплотную к дороге малоэтажного дома. Сердце колотилось в груди, как у зайца — позавчера, когда опять пришла его очередь добывать еду, на этом же месте он попал под обстрел — стрелял кто-то из окна рядом расположенного дома. Пули с неприятным чавкающим звуком шлепались в асфальт буквально в паре метров от него, и остаток пути Ваня пробежал, как заправский спринтер — не остановившись ни на секунду, взлетел на сто семьдесят третий этаж и только там зашёлся кашлем, пытаясь отдышаться и унять бухающий в висках пульс. Отметины от выстрелов до сих пор чернели на укатанном колёсами покрытии, как свежие раны, и у Вани что-то неприятно заскребло в животе, когда они попались ему на глаза.
Но сегодня всё было тихо — то ли у неизвестного стрелка кончились патроны, то ли он сам стал чьей-то мишенью, вариантов могло быть много, но факт оставался фактом — ни одного выстрела не прогремело. На улицах почти никого не было — во- первых, сейчас достаточно рано, а во-вторых — в последнюю неделю город почти опустел. В первое время наоборот, царила страшная толчея, всё вываливали из домов и бродили, обсуждая лишь один вопрос — когда же дадут электричество и всё закончится, но потом ситуация резко изменилась. Самые прозорливые двинули прочь из города, в места поглуше — налаживать спокойную жизнь на земле, как в старину. Крупные семьи, пока оставался бензин в баках машин, собирались и уезжали целыми караванами, с трудом пробираясь через брошенные в пробках машины, топлива которым не хватило даже для того, чтобы доехать до заправки.
