Я ласкаю тебя языком между ног, ловлю губами капли твоего нектара и улыбаюсь. О, да, крошка. В твоем стоне уже превалируют новые нотки, в твоем стоне слышна музыка желания. Не скрою, она возбуждает меня. Ты особенная девочка, Мари. Я люблю особенных, люблю исключительных.
Точечный удар кончиком языка по чувствительной точке между твоих нижних губ, быстрое движение по кругу, сильное посасывание заставляют тебя выгнуться и закричать. Но я отстраняюсь. Пока достаточно. Поднимаюсь и захожу к тебе за спину. Ты бьешься раненной птицей, не понимая, что происходит, пытаешься оглянуться, снова выворачивая руки. Но твои путы надежны, птичка, слишком надежны. Сегодня я не хочу играть. Еще одна дань твоей красоте. Я смотрю, как ты дергаешься, как откидываешь голову, как втягиваешь и без того худенький живот. Мне нравится смотреть на тебя. Раздеваюсь, аккуратно складывая одежду. Запонки кладу на столик, туда же отправляю перстень с мизинца. Я не люблю посторонних предметов на теле, когда наслаждаюсь. Снова подхожу к тебе, прижимаюсь обнаженным телом к твоей спине. Ты вздрагиваешь, пытаешься отстраниться. Я тихонько смеюсь, прикасаюсь губами к твоим волосам цвета воронового крыла. Вдыхаю твой запах, жмурясь от удовольствия.
— Мне нравится твой аромат, Мари, — шепчу я.
— Отпусти меня… отпусти, умоляю… я никому не скажу…
— Чего не скажешь, маленькая? — я снова улыбаюсь.
— Того, что ты хотел сделать…
О, я уже смеюсь в голос. Значит вот как. Кладу руки на ее грудь, ласково сжимаю соски. Перекатываю между пальцами.
— И что я хочу сделать? — шепчу ей в висок, слизываю испарину с ее кожи. Так люблю эту горечь страха, смешанную со сладостью удовольствия и кислинкой осознания.
— Убить… Ты хочешь убить меня, Кай… — она шепчет почти неслышно, но я улавливаю это имя даже не слухом, угадываю по вибрированию воздуха.
— Скажи еще.
Ласкаю настойчивее, чувствуя все нарастающее возбуждение. Мои пальцы уже выплясывают на ее теле танец страсти, бархат кожи никогда не сравнится ни с одной тканью, даже самой дорогой. Погружаю палец в ее лоно, вырывая вскрик.
— Не надо…
— Ты мокрая, Мари, — шепчу я. — Ты снова хочешь меня.
Я трусь об нее, опускаю голову и прикусываю нежную кожу на ее плече, зализываю, не отрывая пальцев от ее лона, ласкаю, чувствуя приближения ее пика. И убираю ладонь за миг до этого. Снова смеюсь от ее протестующего стона.
— Ты хочешь, чтобы я продолжил?
— Да…
— Почему?
— Я люблю тебя…
Маленькая сладкая Мари. Как и все женщины, ты думаешь, что любовь способна творить чудеса. Что она меняет мир и законченных безумцев типа меня. О, это квинтэссенция женской сути! Стать единственной для чудовища, и своей неземной любовью превратить его в принца. Каждая мнит себя той, что способна обуздать мои древние и темные инстинкты. Вы так хотите их обуздать. Посадить меня на цепь своих нежных слов и ласковых рук, трепещущих ресниц и обиженно поджатых губ. Верите, что сидя на цепи, зверь может быть счастлив. О, нет… нет.
Ну что ж. У каждого своя вера. Я позволяю верить в это до самого последнего мига, но не от того, что милосерден, а от того, что мне наплевать. Я человек, который точно знает, чего хочет. А сейчас я хочу удовольствия: плотского, низменного и обжигающего. Я могу получить его и просто делаю это.
Но Мари не поймет, а объяснять ей я не буду.
— Так как ты меня любишь? — с усмешкой спрашиваю я.
— Люблю… сильно…
Я сжимаю ей бедра и вхожу одним рывком, вырывая из женских губ еще один вскрик.
— Любишь настолько, что позволишь мне делать все, что я захочу?
— Да…
Я оттягиваю ее голову за волосы, и она вынуждена отклониться так, что суставы рук почти хрустят от напряжения, а Мари стонет от боли. И не перестаю двигаться. Целую ее губы, сверху вниз облизывая запрокинутую голову. Тяну за волосы.
Еще один рывок в твоем теле. Я помню, как брал тебя первый раз, как трогательно ты дрожала в моих руках, как смущалась. Ты была хороша, Мари. Но для меня ты уже в прошлом. Ты смотришь мне в глаза, не отрываясь, словно пытаешься в них что-то рассмотреть. Впрочем, я знаю, что. Все ту же пресловутую любовь. Надеюсь, в моих достаточно похоти, чтобы ты могла обмануться. «Обмани меня, мне так нравится» — твоя любимая песенка, что мурлычешь ты себе под нос, когда думаешь, что я не слышу.
— Ты права. Я хочу убить тебя… — погружаясь все глубже в податливое тело, говорю я. — Взять нож и провести по твоему горлышку… — я оттягиваю голову еще ниже и трогаю языком ее шею. — Вот здесь…
Она не понимает. В синих глазах пелена желания, она не верит и даже улыбается. Она хочет продолжения. Еще один толчок на грани, девушка дрожит в моих руках. Боль обостряет все ее чувства, уязвимость и беззащитность жертвы пугают и возбуждают ее. Наше тело любит боль, как ни пытаемся мы этому сопротивляться…
* * *Глава 1
Осень
Орин
Почему он вспомнил сегодня ту девушку, дочь священника? Как же ее звали? Такое простое и незатейливое имя…
— Ханна, как зовут твою дочь? — бросил Орин, застегивая рубашку и не глядя в зеркало. Домработница подала сюртук, смахнула с рукава невидимую соринку.
— Мария, лорд Дартер.
Точно, Мария. Так почему он вспомнил ее? Привычка препарировать собственные эмоции и сегодня сработала. Одеваясь, Орин разложил в голове события сегодняшнего дня, рассмотрел все с беспристрастностью ученого, что оглядывает подопытных мышей. В какой момент у него возникла эта ассоциация, мысль-воспоминание, словно заноза засевшая в голове? Он ведь не склонен вспоминать прошлое. Не от того, что оно не имеет значение, а от неразумности траты времени на бесплотное блуждание по коридорам памяти.
Те, кто служат Времени, стараются не тревожить его напрасно.
Итак, почему же он вспомнил?
Как фрагменты одной картины Орин перебрал события дня. Пробуждение. Душ. Экипаж. Здание хранилища. Он раскручивал события, как ленту с рисунками, сматывал вперед и назад, внимательно наблюдая произошедшее. Вот он. Тот самый момент. Огромное окно, через которое льется солнечный свет. Словно светящийся коридор, по которому вот-вот спустится ангел. Свет такой яркий, что после сумрака коридора в первый момент ее даже не видно. Лишь силуэт. Тонкий, как стилет. Уже этого достаточно, чтобы ему стало интересно. Лорд не часто сравнивал женщин с холодным оружием, и такое сравнение должно чрезвычайно польстить им. Если бы они знали о нем, конечно. Но Орин был не склонен делиться своими мыслями.
Силуэт. Стоит в пол-оборота, смотрит в окно. Узкая юбка лавандового цвета ниже колен. Тяжелый бархат льнет к коже. Небольшая грудь. Ряд пуговиц до самого горла. Темные, гладко зачесанные назад волосы. Профиль. Тонкий и бледный, как на камее.
Все.
Дальше — подошедший Хантер, лестница, кабинет… Дела, дела, дела, до самого вечера. Но вспоминать дальше он не стал. Ни к чему. Лорд выяснил причину непрошенного воспоминания. Девушка у окна на короткий миг напомнила Мари. Но лишь на миг, потому что в тот момент, когда он отворачивался, девушка обернулась, и Орин увидел холодные глаза цвета стоячей озерной воды, бледные, сжатые в одну линию губы. Ничего общего с тем воспоминанием.
Лорд позволил себе еще минуту подумать о незнакомке. Кем бы она могла быть? Гостья — просительница? Слишком замкнутое выражение лица. Пришла к кому-то из дознавателей? Возможно… Сознание привычно просчитало несколько вариантов, отсекая невероятные и сопоставляя детали. Эмоциональный фон, дальше логический… Обычная тренировка. Платье: пуговицы из натурального жемчуга, ткань — виенерский бархат. Сто драхм за меру длины. Заколка: натуральный изумруд на застежке — вариант для состоятельных вдов. Скромно, со вкусом, и не по моде. Шея закрыта, на руках перчатки, хотя и не по погоде. Что-то с руками? Боязнь прикосновений? Недоверчивость и пренебрежение к людям? Скорее последнее. О том же говорят поджатые тонкие губы и холодный взгляд. Лицо гладкое, без морщин… Старается выглядеть старше, чем на самом деле. Стояла у окна, поза выдает ожидание… Гостья.
Орин повернул песочные часы, которые не успели пересыпать весь песок.
Гостья…
* * *Хранилище встретило Орина сухим воздухом, прохладой и сумраком. Хорошо. С утра зарядил дождь, и туман снова наполз с черных берегов реки. Вязкий, почти липкий, из-за него пришлось ехать с маяками и сигнальным рожком. Водитель тихо ругался, поминая всех богов, пока вез его к хранилищу. Собственно, Орин был с ним согласен. Может, из-за тумана, но приехал он одним из первых и пошел по безмолвному извилистому коридору, радуясь этому обстоятельству. Дознаватель любил быть здесь один. Потолки, как в храме, расписанные старыми фресками. Окна в пять человеческих ростов с изящной мозаикой. Рисунок света и тени на темных досках пола, наборные панели из красного дерева. Храм Памяти, как называли его в народе. Дознаватели ведь были почти небожителями в глазах людей. Знали бы они, как близки к бездне те, кто стоит у порога небес.
