Клавдия Ивановна посмотрела на Инну:
– Я не возражаю. Если вам не трудно и внучка согласна....
Девушка тоже не возражала. Так началась история любви, любви настолько сильной, что даже спустя многие годы после смерти Инны Игнат Вадимович не мог представить на ее месте ни одну женщину.
Глава 20
Катя оторвалась от монитора и включила магнитофон. Именно здесь рассказ академика обрывался, связная речь заменялась сбивчивыми фразами:
– Уважаемая Екатерина! Воспоминания разбередили мне душу. Я понял, что не смогу поведать вам ни о смерти друга, ни о смерти жены. Вы опытный журналист и хороший писатель. Придумайте что-нибудь.
Зорина нахмурилась и почесала затылок. Разумеется, она что-нибудь придумает, но это потребует времени. Придется еще раз залезть в Интернет, опросить знакомых, съездить в тот роддом, откуда Инна Хомутова не вышла живой, уточнить диагноз Александра Проскурякова. Игнат Вадимович давал понять: на его помощь рассчитывать нечего. Открыв блокнот и наметив примерный план действий, Катя потянулась за джинсами и замерла. Интересно, как она выберется из дома, если верный своему слову муженек опять тщательно запер ее? Конечно, можно подождать Костика и объяснить ситуацию. Конечно, можно заняться пока другими делами. Однако будущая книга приобрела над журналисткой неимоверную власть, толкая к действиям. Зорина накинула на плечи куртку и вышла на балкон, глядя вниз и прикидывая свои возможности. Спикировать с третьего этажа означало верные травмы. Правда, как и во всех домах, здесь тоже имелась пожарная лестница, однако она висела настолько далеко от Катиного балкона, что искушать судьбу, по меньшей мере, глупо. Ежась от утреннего мороза, Зорина вернулась в комнату, принимаясь за блокнот. Кто из знакомых поможет ей выйти на волю? Озарение пришло неожиданно, и через секунду она уже набирала номер старого приятеля:
– Чика, ты в городе?
– Привет, Катюха! Спасибо, что не забываешь, – по голосу Бориса Чикина, по кличке Чика, бывшего вора, а ныне владельца спортивной школы, она поняла: мужчина рад ей. – Читал твою последнюю книжку. Благодарю, что не раззвонила о моей помощи.
– Ты же у нас уважаемый человек, Боря, – рассмеялась Катя. – Разве я могу бросить на тебя тень?
– За понимание тебя и люблю, – Чика откашлялся. – Опять требуется дружеское участие?
– Видишь, ты тоже понимаешь меня с полуслова.
– Слушаю внимательно.
В нескольких фразах Зорина обрисовала ситуацию.
– Сможешь выпустить меня из плена?
– Думаю, без проблем, – Чика усмехнулся. – Я ведь как-то навещал тебя. Замочки на двери оставляют желать лучшего. И как товарищ оперативник не поставит что-нибудь покрепче?
– Ему некогда, – журналистка вздохнула. – Может, узнав про мою выходку, наконец, соберется?
– Мне тебя сейчас освобождать? – поинтересовался Чикин.
– Как можно скорее.
Сверхобязательность Бориса не знала границ. Уже через час Катя выходила из квартиры. Бывший вор вручил ей пару отмычек.
– Если надо будет создать видимость, что ничего не произошло.
Зорина поцеловала его в щеку.
– Ты настоящий друг.
Он обнял ее за плечи:
– Ты тоже. Береги себя.
Помахав на прощание рукой, девушка побрела к автобусной остановке, на ходу набирая номер Хомутова. Ей необходимо было уточнить, в какую больницу забрали Проскурякова и в каком роддоме рожала Инна. Но телефон академика молчал. То ли он копошился в гараже и не слышал звучания мобильного, то ли принимал ванну. Как бы то ни было, позволить себе ждать Катя не могла.
С Проскуряковым все было предельно просто. Данные по нему она соберет за считаные минуты. Другое дело – Инна Хомутова. Тут следовало посетить больничный архив и пообщаться с теми, кто работал там в начале шестидесятых, если такие еще имелись. Однако предстояло решить, в какой роддом направить свои стопы? В городе их шесть. Журналистка остановилась, принявшись размышлять логически. Больница номер один, в которой трудились отец, мать, сын и невестка Хомутовы, а также Александр Проскуряков, так и в те годы считалась элитной, как в настоящее время. Работающие в этом учреждении и их родственники, планировавшие пополнение в семье, направлялись во второй роддом, имеющий опытный коллектив. Скорее всего, Инна рожала именно там. Катя решила – она на правильном пути, и уже через минуту залезала в нужную маршрутку.
Глава 21
Родильный дом номер два, находившийся в центре города, издавна славился на всю область. Роженицы близлежащих окрестностей мечтали попасть сюда. Войдя в чистый холл и наблюдая за снующими врачами и медсестрами в голубых халатах, Зорина на секунду подумала о своем будущем. Это белоснежное здание с евроремонтом вполне подойдет для нее, когда она надумает рожать. Судя по стерильной чистоте, прихватить стафилококк будущим мамам здесь не грозит. Хотя кто знает?
– Что вы хотели?
Выйдя из-за конторки, к ней направлялась пожилая женщина.
– Мне нужно с вами поговорить, – Катя достала журналистское удостоверение. – Вы можете уделить мне несколько минут?
Прочитав ее фамилию, женщина кивнула:
– Пойдемте со мной.
За конторкой стоял диван и два кресла.
– Располагайтесь, – она приветливо улыбнулась гостье. – Меня зовут Наталья Степановна. Я работаю в регистратуре. Будете писать о нас в газету?
Зорина покачала головой:
– Не в газету. Я пишу книгу об академике Хомутове. Слышали о нем?
Наталья Степановна усмехнулась:
– Светило нашего города! Кто же о нем не слышал? Только, по-моему, к нашему заведению он не имеет никакого отношения.
– Как раз имеет.
Регистраторша с удивлением посмотрела на девушку:
– Так он вроде не гинеколог.
– Не гинеколог, – согласилась Катя. – В свое время тут рожала его жена.
Женщина наморщила лоб:
– Вероятно, очень давно.
– В начале шестидесятых, – подсказала журналистка. – Кто-нибудь еще работает с тех времен?
– У нас? – Наталья Степановна задумалась. – Давайте порассуждаем. Я пришла в семидесятом. Галина Петровна Болотова, врач, один из лучших специалистов, уволилась в восьмидесятых. Вполне возможно, она принимала роды у жены академика.
Катя затаила дыхание:
– Она жива?
– Не знаю, – женщина пожала плечами. – Во всяком случае, я давно ее не видела. Одно время она приходила на праздники, когда приглашал профсоюз. Лет десять как пить дать уже глаз не кажет. Я о ней говорю, потому что она работала здесь в те годы. Про остальных утверждать не берусь. Вера Лапкина тоже хороший врач, однако приехала с мужем из Украины в семидесятом, Таня Коваленко из Белоруссии, – регистраторша покачала головой. – Пожалуй, вам следует отыскать Болотову.
– Понятно, – журналистка чиркнула в блокноте. – Адреса ее не знаете?
– Он наверняка имеется в профсоюзе или у нашего секретаря, – пояснила Наталья Степановна. – Это на втором этаже.
– А из санитарок или медсестер кто-то остался?
Женщина подняла брови:
– Елистратова Анна Лукинична, – сказала она. – Из санитарок в гардеробщицы перешла. Оно и понятно, возраст. С ней вы можете пообщаться прямо сейчас. Идите по вон той лестнице, – указательным пальцем Наталья Степановна ткнула вправо. – Там у нас гардероб.
– Большое вам спасибо.
Распрощавшись с доброжелательной женщиной, Катя по чистым, пахнущим хлоркой ступенькам спустилась в подвальное помещение, предназначенное для хранения одежды. Полноватая старушка в белом халате сидела на стуле и читала газету.
– Анна Лукинична?
Женщина подняла на нее глаза, скрытые за толстыми стеклами очков.
– Я вас слушаю.
– Я журналистка Зорина.
На лице Елистратовой не отразилось никаких эмоций. Катя улыбнулась:
– Вижу, мое имя вам ни о чем не говорит.
– Ни о чем, – согласилась Анна Лукинична. – Ты, деточка, местная?
– Местная, – подтвердила Зорина. – Корреспондент газеты «Вести Приреченска».
– А я как раз ее и читаю, – старушка повертела газету в руках. – Значит, ты о нашем роддоме хочешь написать? Тогда тебе к главврачу.
– Не совсем о вашем роддоме, – Катя присела на стоящую рядом скамеечку. – Меня интересует немного другое. Можно с вами поговорить?
– Пожалуйста, – обрадовалась неожиданной собеседнице Анна Лукинична.
– Вы давно тут работаете?
– Если ты о гардеробе, то десять лет, – Елистратова улыбнулась. – А если о том, сколько я здесь вообще... В мае аккурат пятьдесят будет.
– Кем же вы работали раньше?
– Санитаркой трудилась, – Анна Лукинична вздохнула. – Потом тяжело стало полы мыть и судна за больными выносить. Радикулит замучил. Вот и перевел меня главврач на более легкую должность – завгардеробом.
Последнее слово она произнесла с такой гордостью, что Катя улыбнулась.
– А о нашем роддоме следует написать, – заметила старушка. – Сколько знаменитых людей видели его стены! Известная оперная певица Макарова тоже здесь рожала. Теперь вот в Большом театре.
