После этого он охотно выступил и на палубе, и хорошее настроение не покидало его до самого Петергофа.
Милая Галя!
С носом вообще чепуха. Ничего делать не буду. Это больше раздуто от моей мнительности.
Дней через 6–7 я приезжаю в Москву. Еду в Рязань с Никитиным. Уж очень, дьявольски захотелось поудить рыбу.
Книга моя вышла. 1-й экземпляр надписан Вам и лежит у меня на столе. Привезу сам. У меня к Вам большая просьба. Вчера Приблудный уехал в Москву. Дело в том, что он довольно-таки стал мне в копеечку, пока жил здесь. Но хамству его не было предела. Он увез мои башмаки. Не простился, потому что получил деньги. При деньгах я узнал, что это за дрянной человек. Абсолютно точь-в-точь такой же, как с папиросой. (Скорее всего, Есенин говорит здесь о Мариенгофе).
Все это мне ужасно горько. Горько еще потому, что он треплет мое имя. Здесь он всем говорил, что я его выписал. Собирал у всех деньги на мою бедность и сшил себе костюм. Ха-ха-ха – с деньгами он устраиваться умеет. Поэтому я сказал ему, чтоб он заплатил мне за башмаки. Это было ведь почти лучшее, что я имел из обуви. Он удрал. Удрал подло и низко. Повидайте его и получите с него три червонца. Сам я больше с ним не знаком и не здороваюсь.
Есенин не умел рвать отношения раз и навсегда, после этого инцидента он неоднократно встречался с Приблудным.
Не верьте ни одному его слову. Это низкий и продажный человек. Получить же я хочу с него ради принципа, чтоб не дать сволочи облапошить себя.
Прощайте, милая, и писать не могу. Горько, обидно, хоть плачь.
Сергей.
26/VII. 24. Ленинград.
Глава 27. Анна Абрамовна – серый кардинал
После приезда С. Есенина из-за границы и разрыва отношений с Дункан в жизни поэта появилась еще одна женщина, оказывающая влияние на его душевное состояние и творчество, ее звали Анна Абрамовна Берзинь. Фамилия по мужу, в девичестве Фаламеева. Она служила комиссаром в 4-й и 12-й армиях, была заместителем начальника Политпросвета 44-й дивизии. После гражданской окончила Тимирязевскую академию. Анна Абрамовна дружила с некоторыми ответственными работниками ВЧК – ОГПУ, состояла в интимной связи с заведующим сектором ЦК РКП(б) Илларионом Бардиным, с которым был знаком Есенин. Время от времени печаталась под псевдонимом «Ферапонт Ложкин».
Впервые Анна Абрамовна увидела Есенина в «Стойле Пегаса», и он ей не понравился своей бесцеремонностью. Тем не менее она высоко оценила есенинскую поэзию и поняла: Сергей Александрович – большое дитя, его нельзя судить за истерики и дебоши, как нельзя судить ребенка за его ор и капризы. Он просто не поймет, замкнется и будет сидеть в темном углу, глотая слезы. Есенину нужно помогать, его необходимо хвалить и продвигать и уже потом, если получится, начинать корректировать его поведение в обществе.
Как можно сделаться близким другом и доверенным человеком Есенина? Самое простое стать его любовницей и секретарем, только не таким ревнивым и тянущим все на себя, как Бениславская. Глупая Галя только все портит, кстати, все знают, что она психически нездорова, так что надолго ее не хватит. Образ Айседоры тоже не подходит, Берзинь хоть и занимала ответственную должность, но до Дункан ей как до звезд. Отношения Есенина и Берзинь развивались стремительно. В. Белоусов в «Литературной хронике» приводит свидетельство А. Берзинь, что она получила от поэта 52 письма и телеграммы, из которых 15 писем передала в 1948 году на хранение С. А. Толстой-Есениной. Скорее всего, письма Сергея Есенина сугубо интимного содержания после этого потеряны навсегда.
– Приходилось ли вам терять своих близких, а потом, спустя много лет, вдруг отчетливо услышать голос ушедшего, и так ясно, со всеми привычными интонациями, с упреком, усмешкой и лаской… О, как этот голос живо напомнит вам все, что вы утратили. И вот встанет перед вами и сам человек, и все, что он делал, и вспомнишь свое отношение к этому человеку, вспомнишь ту, давно ушедшую минуту, – рассказывает в своих «Воспоминаниях» А. А. Берзинь.
Ты вновь увидишь воочию свою молодость, обретешь свои силы, радость, уверенность и опять, как прежде, почувствуешь себя дерзновенным… Тогда хочется продлить эти отошедшие в прошлое минуты и тогда хочется вспоминать, плакать и смеяться, чтобы, насладившись всем, опять забыть на какое-то время…
Сейчас трудно рассказать о том, когда и как я поняла, что на пути встал замечательный поэт. Всегда казалось, что не очень люблю поэзию и плохо в ней разбираюсь, однако стихи Сергея Александровича запомнила сразу, без видимых усилий.
Очень быстро Анна Абрамовна познакомилась и подружилась с Есенинским окружением, сделалась подругой его сестры Кати, умудрилась найти общий язык с фанатично влюбленной в поэта Галей.
– Не помню, как появилась в нашем доме Анна Абрамовна Берзинь, – вспоминала Екатерина Есенина. – Светло-русая, с голубыми глазами, высокого роста и всегда с улыбкой, она почти ежедневно стала бывать у нас. Работала она в Госиздате, принадлежала МАППу и была знакома почти со всеми литературными группами и много знала о каждой в отдельности.
Анна Абрамовна Берзинь.
«Не слишком доверяй себя Анне Абрамовне. Здесь можно ошибиться и в хорошую, и в плохую сторону. Хорошего она много сделала и может сделать, и все же внимательно смотри». (Из письма Галины Бениславской Сергею Есенину)
Особого уважения и всеобщего почитания Анна Абрамовна достигла, когда на Есенина вдруг завели уголовное дело, и она, воспользовавшись своими связями, настояла на том, что Сергея Александровича положили в Кремлевскую больницу, спасая его тем самым от расправы.
Пока Сергей лежал в больнице, А. Берзинь решилась на еще один подвиг, начала свой единоличный крестовый поход за предоставление Есенину квартиры!
После чего уже никто не удивлялся, что Анна Абрамовна начала навещать Есенина каждый день.
Если она не могла в какой-то день явиться в больницу, она посылала записку:
Дорогой Сергей Александрович, сегодня занята на службе. Завтра буду. Привезу газеты из-за границы. Есть московские журналы. Все улаживается. Жму руку.
А. Берзинь.
Тем не менее Г. Бениславская предупреждала относительно Берзинь: «Не слишком доверяй себя Анне Абрамовне. Здесь можно ошибиться и в хорошую, и в плохую сторону. Хорошего она много сделала и может сделать, и все же внимательно смотри».
Есенин запомнит этот совет, во время своей поездки на Кавказ он просил поэта В. И. Эрлиха передать Анне Абрамовне: «Да скажи, что я ей очень верю, совсем верю, но слушаться я ее не могу. Никого я не могу слушаться».
Выйдя из больницы, Сергей Александрович поселился в квартире Вардина. Почему не к Галине, с которой Есенин открыто жил? Почему не к Наде Вольпин или Рите Лившиц, с которыми поэт состоял в интимной связи? Отлично понимая, что Есенин связался с дурной компанией, живущей в стиле «с вашими друзьями что-то не так, они выпили принесенную вами водку, пока вы в прихожей снимали обувь», Анна Абрамовна и Вардин делают все возможное, чтобы не дать поэту снова сойтись с прежними друзьями. Кроме того, это было удобно, теперь Берзинь могла посещать и Есенина, и Вардина, не привлекая внимания супруги последнего.
Милая Анна Абрамовна! – пишет Есенин Берзинь 4 апреля 1924 года. Москва.
Ваше вчерашнее внезапное исчезновение и то, что Вас сегодня нет на службе[124], немного беспокоит меня.
Что с Вами?
Черкните пару слов с Приблудным. Мы остались одни. Жена Вардина уехала[125].
Сегодняшний вечер у нас свободен, был бы страшно рад видеть Вас.
Позвоните, если можете, по телефону. К Вам ведь не дозвонишься.
Целую Вашу руку.
Любящий С. Есенин.
Ниже рукой И. Приблудного дописано:
Хорошая Анна Абрамовна! Когда освободитесь – приходите к Вардину. Сергея мы сегодня никуда не пускаем. Вечером будут Галя, Катя, Рита и другие. Будем петь, а Вы будете смеяться над заявлением Сергея о выезде за пределы СССР. Приходите и проч. Ваш Иван Приблудный.
Летом они не виделись, время от времени посылая друг другу письма:
Дорогая Анна Абрамовна! Приветствую Вас и целую Вашу руку.
У меня к Вам большая просьба, Анна Абрамовна! Я думаю несколько дней задержаться еще в деревне, чтобы уладить постройку дома. Мне очень нужны деньги, а посему я посылаю к Вам с этим письмом Екатерину. Помогите ей получить деньги, которые выписаны мне на субботу. Доверенность ей я прилагаю к сему письму. Погода в деревне неважная. Удить из-за ветра невозможно, поэтому сижу в избе и дописываю поэму (имеется в виду «Поэма о 36»). Ночи у нас бывают чудные, лунные и, как ни странно при близкой осени, безросые. Но все они проходят без любви, и мне остается вспоминать только прошлое.
