В одной руке он держал собственный член, в другой – кулинарный шприц. Предметы эти были друг к другу пристыкованы.
Ева остолбенела.
– Что это еще за новости? – наконец выговорила она.
Уилт повернулся к ней. Лицо его пылало.
– Новости? – переспросил он. Только сейчас он сообразил, что его действия можно истолковать по‑разному, в том числе и в дурную сторону.
– Да, новости.
Уилт взглянул на шприц.
– Понимаешь…
Но Ева перебила его:
– Это же мой кулинарный шприц!
– Я знаю. А это мой Джон Томас.
Ева посмотрела и на то и на другое с одинаковым отвращением. Чтобы она еще когда‑нибудь взяла этот шприц покрывать торт глазурью? Да ни за что на свете! А что касается Уилтова Джона Томаса, как она вообще могла с вожделением думать об этой мерзости?
– А это, к твоему сведению, – продолжал Уилт, – твой увлажняющий лосьон. Вон там, на полу.
Ева уставилась на баночку. Всякое случалось в доме 45 по Оукхерст‑авеню, но чтобы вдруг в кухне ни с того ни с сего сошлись кулинарный шприц и Уилтов половой член («сошлись» – самое точное слово) да еще на полу оказалась баночка увлажняющего лосьона – такого прежде не бывало. Ева опустилась на табуретку.
– И еще, к твоему сведению…
– Замолчи! – не выдержала Ева. – И слышать не хочу!
Уилт обжег ее ненавидящим взглядом.
– А я не хочу мучиться, – окрысился он. – Думаешь, я для плезира в три часа ночи угощаю свой шершавый лосьоном, которым ты мажешь физиономию?
– Зачем тогда ты это делаешь? – Еве и самой чуть не стало плохо.
– Затем, что мне кажется, будто какой‑то садист начинил мой водопроводик перцем, вот зачем.
– Перцем?
– Или смесью толченого стекла и чеснока. Добавь маленько кприта – и поймешь, что за смесь. Вернее, что за боль. Сил никаких нет. Так что я, с твоего позволения…
Уилт снова взял шприц наизготовку, но Ева остановила его:
– Должно же быть противоядие. Я позвоню доктору Корее.
Уилт выпучил глаза:
– Что?
– Говорю, я позвоню:..
– Слышал уже. Ты хочешь позвонить этой гадюке, которая разводит лекарственные травы и перелицовывает людей. Я спрашиваю: зачем?
Ева в отчаянии озирала кухню. Но ни кухонный комбайн, ни кастрюльки над плитой, ни тем более карта произрастания лекарственных трав не могли ей помочь. Злодейка Корее отравила Генри, и всему виной Ева, которая пошла на поводу у Мэвис. Но времени на размышление на оставалось: глаза Генри наливались кровью.
– Просто я подумала, что тебе надо обратиться к врачу. Может, это серьезно.
– «Может»? – заорал Уилт. Он уже подозревал самое худшее. – Это серьезно без всяких «может», так что изволь объяснить, почему…
Ева перешла в наступление:
– Ну, знаешь ли, нечего было пить столько пива.
– Пива? Ах ты дрянь! – взвыл Уилт. – То‑то я чувствую, с пивом неладно!
Он бросился на жену. Увернувшись от шприца, Ева обежала стол и крикнула:
– Я просто… На ее счастье, в кухню заглянули близняшки.
– А почему у папочки все гениталии в креме? – спросила Эммелина.
Уилт застыл как вкопанный и воззрился на детские рожицы в дверях. Близняшки умели отмочить такое, что у отца глаза на лоб лезли. Это же надо – проворковать «папочка», да еще таким тоном, и тут же брякнуть точный анатомический термин! Эммелина явно хотела его огорошить. И зачем обращаться не поймешь к кому? Могла бы напрямик спросить у отца.