– Для чего им ума набираться? А вы потом с ними мучайся, так ведь?
Флинт согласился, что с башковитыми преступниками полиции приходится труднее, и спросил:
– Как по‑твоему, может, наркотики в камере у Мака – Уилтова работа?
– Уилт? Исключено. Уилт просто‑напросто доброхот недоделанный. Шизанутый, конечно, как и вся ихняя братия. Так вот я и говорю: тюрьма – это тюрьма, а не пансион для благородных девиц. А то что же получается: сядет за решетку мазурик, богом обиженный, а там из него делают матерого грабителя банков с дипломом юриста.
– Неужели Мак учился на юриста?
Мистер Блэггз рассмеялся:
– Маку это ни к чему. У него денег куры не клюют, было на что содержать свору законников.
– А почему решили, что по телефону звонил Уилт?
– Это Билл Ковен на него подумал. Он подходил к телефону. – Блэггз выразительно поглядел на пустой стакан, и Флинт заказал еще две пинты.
– Вот Биллу и показалось, что звонил Уилт, – продолжал Блэггз, довольный, что его сведения оплачиваются сполна. – Может, и обознался.
Флинт расплатился и прикинул, о чем бы еще спросить приятеля.
– А ты часом не знаешь, как Маккалем раздобыл наркотики?
– Как не знать, – гордо ответил Блэггз. – Это еще одна доброхотка недоделанная нагрянула с визитом. Будь моя воля, я бы всех посетителей гнал из тюрьмы в…
– Посетительница? – перебил Флинт, не дав Блэггзу объяснить, что лучший тюремный режим – одиночное заключение, а убийц, насильников и сквернословов, обругавших надзирателя, надо вешать в обязательном порядке. – И к кому же она пришла?
– Да ни к кому. Есть такие идиоты, которые от нечего делать занимаются благотворительностью. Им в тюрьму вход свободный, вот они и лезут. На надзирателей косятся как на преступников, а с уголовниками цацкаются, будто это бедные сиротки, которых в детстве материнским молочком обделили. Одна такая стерва, миссис Джардин, и протащила Маку наркотики.
– Ничего себе! Ей‑то зачем?
– Да припугнули ее. Какие‑то подонки, дружки Мака, нагрянули домой, показали бритвы и бутылку с азотной кислотой и пригрозили: откажется – вся морда будет в прыщах, как у прокаженной, что и собаки жрать не станут. Просекаешь?
– Еще бы, – сказал Флинт. Он пожалел бедную благотворительницу, хотя никак не мог представить себе прокаженную с прыщами. – И она сама вам про это рассказала?
– Держи карман шире. Она подняла визг, что это мы укокошили мистера Маккалема. Слыхал? «Мистера»! По правде говоря, я бы этого мистера и впрямь придушил к свиньям собачьим. Отвели мы ее в морг, а там как раз тюремный врач вскрытие проводит. Зрелище, что и говорить, не шибко жизнерадостное. Звуки тоже – врач еще и пилой орудовал. Стерва, натурально, лезет на стенку: что, мол, вы с ним делаете. Врач – ноль внимания. А как она очухалась, ей и объявляют: отравление наркотиками – и баста. И кто будет против этого вякать, попадет под суд за клевету. Тут‑то она и раскололась. Сразу в слезы, у начальника в ногах валяется. Все как на духу выложила. Оказывается, она уже несколько месяцев таскает в тюрьму героин. Ну, конечно, каяться начала.
– Понятное дело. И когда ее будут судить?
Мистер Блэггз нахмурился и отхлебнул пива.
– А никогда, – буркнул он.
– Никогда? Но ведь в тюрьму ничего проносить нельзя: уголовная статья. А тут – наркотики.
– Сам знаю. Да начальник не хочет шум поднимать. Дрожит за свое место. И потом, она доброе дело сделала: Маку туда и дорога.
– Это верно. А Роджер знает?
Старший надзиратель покачал головой:
– Я же говорю: начальник боится огласки.