Чарли подумал с минуту и хлопнул себя по колену.
— Ну что ж, хорошая мысль! Ты начинаешь, брат, пускать в ход свои мозги. Честь твоему учителю, могу я сказать. Только не следует загонять его слишком далеко, — продолжал он через минуту, — иначе он пойдет в Сан-Пабло вместо того, чтобы вернуться домой в Валлехо, и я только зря простою на пристани, поджидая его.
В четверг Чарли высказал некоторое сомнение насчет нашего плана.
— Всем будет известно, что я отправился в Валлехо, и, конечно, Деметриос тотчас узнает об этом. Боюсь, что нам придется отказаться от твоей выдумки.
Возражение было основательное, и весь остаток дня я ходил разочарованным. Но ночью передо мной открылся новый план, и я в нетерпении разбудил крепко спящего Чарли.
— Ну, — проворчал он, — в чем дело? Дом горит?
— Нет, — ответил я, — не дом, а моя голова. Послушай-ка, что я придумал. В воскресенье мы оба останемся на берегу, пока не увидим Деметриоса. Это успокоит подозрение у всех рыбаков. Затем, когда на горизонту покажется его парус, ты не спеша отправишься в город. Все рыбаки решат, что тебе стыдно оставаться на пристани и что ты заранее уверен, что потерпишь поражение.
— Пока недурно, — согласился Чарли, когда я остановился, чтобы перевести дыхание.
— Все это очень хорошо, — гордо продолжал я. — Итак, ты небрежной походкой отправишься в город, но лишь только пристань скроется из виду, беги со всех ног к Дэну Мелони. Бери его лошадку и кати по проселочной дороге в Валлехо. Дорога превосходная, и ты успеешь домчаться до Валлехо, пока Деметриос будет бороться с ветром.
— Ну относительно лошади поговорим завтра утром, — сказал Чарли, утверждая мой измененный план.
— Послушай-ка, — сказал он немного спустя, в свою очередь расталкивая меня, когда я уже спал как убитый.
Я слышал, как он посмеивался в темноте.
— Послушай, мальчуган, а не кажется ли тебе, что это совсем новость — рыбачий патруль верхом на лошади!
— Изобретательность, — ответил я. — Как раз то, что ты постоянно проповедуешь: опережай мыслью твоего противника и ты победишь его.
— Хе-хе, — смеялся он. — А если к мысли прибавить резвую лошадку, тут противнику совсем плохо придется, не будь я твой покорный слуга Чарли Ле Грант.
— Только управишься ли ты один с лодкой? — спросил он в пятницу. — Не забывай, что мы наладим большой парус.
Я с таким жаром стал защищать свое умение править, что он перестал говорить об этом. Но в субботу он предложил мне снять с заднего лика целый холст. Разочарование, отразившееся на моем лице, заставило его передумать — я тоже гордился своим умением управлять парусной лодкой и страстно желал выйти один под большим парусом и пуститься по Каркинезскому заливу в погоню за убегающим греком.
Настало воскресенье, появился, конечно, и Деметриос Контос. Воскресенье и Деметриос были неразлучны. У рыбаков вошло в привычку появляться на пароходной пристани, приветствовать Димитриоса и насмехаться над нашим поражением. Деметриос, как всегда, спустил парус в двухстах ярдах от пристани и выбросил пятьдесят футов гнилой сети.
— Я думаю, что эта глупость будет продолжаться до тех пор, пока у него не кончится старая сеть, — пробормотал Чарли с намерением, чтобы его услышали греки.
— Тогда ми давать ему мой старый сетка, — быстро и насмешливо сказал один из греков.
— А мне все равно, — ответил Чарли. — У меня тоже есть где-то старая сеть. Если он придет и попросит, я могу дать ему.
Все расхохотались, так как думали, что могут позволить себе добродушно пошутить с человеком, так глупо попавшимся, как Чарли.
— Ну, прощай, мальчуган, — крикнул мне Чарли минуту спустя. — Я пойду в город к Мелони.
— А я могу выйти в лодке? — спросил я.
— Если хочешь, ступай, — ответил он, повернулся и медленно направился к городу.
Деметриос вынул из своей сети двух больших лососей, и я прыгнул в лодку. Рыбаки с шутками толпились вокруг, и когда я начал поднимать парус, на меня посыпались коварные советы. Они предлагали друг другу самые смелые пари, утверждая, что я обязательно поймаю Деметриоса, а двое из них, войдя в роль судей, торжественно попросили разрешения отправиться со мной, чтобы посмотреть, как я это сделаю.
Но я не торопился, чтобы дать Чарли побольше времени, и только тогда, когда я был уже уверен, что Чарли сидит верхом на маленькой лошадке Дэна Мелони, я отчалил от пристани и поднял большой парус. Порыв ветра сразу наполнил его, и лодка, накренившись на правый борт, зачерпнула ведра два воды. Это случается и с самыми хорошими матросами на маленьких лодках. Меня все же осыпали саркастическими замечаниями, точно я оказался повинен невесть в чем.
Когда Деметриос увидел, что в патрульной лодке только один человек и что это мальчишка, он решил поиграть со мной. Подпустив меня футов на пятнадцать, он сделал короткий галс и вернулся к пароходной пристани кружить и лавировать, к великому удовольствию своих друзей. Я ни на шаг не отставал от него и повторял все его маневры, хотя для меня это было очень опасно при таком ветре и с таким парусом, как мой.
Он рассчитывал, что ветер, отлив и сильное волнение погубят меня. Но я был в приподнятом настроении и никогда в жизни не управлял лодкой так хорошо, как в этот день. Меня охватило возбуждение, ум мой быстро работал, руки ни разу не дрогнули, и я чутьем угадывал те тысячи мелочей, о которых хороший лодочный матрос должен думать ежесекундно.
Вместо меня сам Деметриос чуть не потерпел крушение. Что-то случилось у него со снастями, и я быстро нагнал его. Очевидно, какая-то неожиданность встревожила его. Деметриос перестал играть со мной и пошел по пути в Валлехо. К большой моей радости, я заметил, что могу идти немного круче к ветру, чем он. Ему, очевидно, был теперь необходим помощник. Зная, что нас разделяет всего несколько футов, он не решался оставить руль и пройти на середину лодки и спустить гафель.
Опасаясь на этот раз взять круто к ветру, как делал он это раньше, Деметриос стал понемногу отдавать шкот и полегоньку травить его, чтобы уйти от меня. Я позволил ему опередить себя, пока шел против ветра, но затем стал нагонять его. Когда я приблизился, он притворился, что переходит на другой галс. Тогда я отдал шкот, чтобы обогнать его. Но это была только хитрая уловка, и он тотчас же снова перешел на прежний курс, а я поспешно стал наверстывать потерянное расстояние.
Разумеется, Деметриос управлял лодкой гораздо искуснее меня. Мне часто казалось, что я вот-вот настигну его, но он проделывал ловкий маневр и ускользал от меня из-под носа. Ветер становился все сильнее, и мы оба должны были внимательно следить за тем, чтобы не перевернуться. Моя лодка держалась только благодаря лишнему балласту. Я сидел скорчившись у наветренного борта и держал в одной руке руль, а в другой — шкот; так как шкот был только один раз обернут вокруг шпиля, то при сильных порывах ветра мне часто приходилось отдавать его. Из-за этого парус выводился из ветра, и я отставал от грека. Единственным утешением было то, что и Деметриосу приходилось прибегать часто к тому же маневру.
Сильный отлив, мчавшийся по Каркинезскому проливу против ветра, поднимал огромные свирепые волны, и они постоянно перекатывались через мою лодку. Я промок насквозь, и даже парус был подмочен. Один раз мне удалось перехитрить Деметриоса, и нос моей лодки ударился в середину его судна. Если бы у меня был теперь в лодке товарищ! Прежде чем я успел перебраться на нос, грек оттолкнул мою лодку веслом и насмешливо смотрел на меня.
Мы находились как раз у выхода из пролива, где море всегда бывает особенно бурно. Здесь смешиваются воды Каркинезского и Валлехского проливов, как бы набегая друг на друга. Первый несет весь бассейн реки Напа, а во второй впадают все воды Сьюисанской бухты и рек Сакраменто и Святого Иоакима. Там, где сталкиваются эти огромные массы воды, всегда происходит сильное волнение. К тому же на этот раз в заливе Сан-Пабло, на расстоянии пятнадцати миль отсюда, бушевал сильный шторм. Неслись огромные волны, образуя водовороты и кипучие бездны. Волны вздымались со всех сторон, обрушиваясь на нас одинаково часто как с подветренной, так и с наветренной стороны. И, врываясь в это безумие расходившихся стихий, гремели огромные дымящиеся валы из залива Сан-Пабло.
Я был в таком же диком возбуждении, как и воды, плясавшие вокруг меня. Лодка шла великолепно, поднимаясь и опускаясь на волнах, точно беговая лошадь. Я с трудом сдерживал радость, властно охватывавшую меня. Огромный парус, воющий ветер, бушующие волны, ныряющая лодка, и я, пигмей среди всего этого, управлял стихиями, мчался среди них и над ними, торжествующий, как победитель.
И вот тогда, когда я несся, словно герой, моя лодка получила страшный удар и сразу остановилась. Меня бросило вперед, а затем на дно. Когда я вскочил на ноги, я увидел мелькнувший в волнах зеленоватый, покрытый раковинами предмет и узнал в нем чудовище всех моряков — затонувшую сваю. От нее нет спасения. Размокшая свая плывет как раз под поверхностью, и заметить ее своевременно при сильном волнении невозможно.
