- Они не сумели дознаться, что я в компартии, - озираясь, торопливым шепотом говорил Альварец. - Меня очень били... до сих пор кашляю. Здесь поместили в третий барак... на работы гоняют в заросли. Я не раз приглядывался к тебе... думаю: "Удивительно похож на покойника Мануэля", а подойти не решался. Хорошо, что ты первым заговорил. Как же так случилось? Ведь когда бежали со свинцовых рудников, тебя подстрелили... ты тогда не доплыл.
- Да, я был ранен... течением занесло далеко вниз. Но вас, кажется, всех переловили?
- Не всех... мне удалось уйти. Я стал нелегальным. Марион не верила в твою смерть и со мной не хотела разговаривать. Вздорная она у тебя.
- Да-а, ты ей чего-то был не по вкусу! - согласился Мануэль, вспомнив, как жена уговаривала его больше не связываться с Альварецем. "Рябой иным стал, - убеждала она. - Смотреть в глаза не может и лебезит, словно слизняк. Я не хочу, чтобы он знал твое новое имя. Такие предают. Будь для него погибшим". Чудачка Марион! Ведь это каторга, побои и тюрьма сделали Алонзо не похожим на себя. Он пострадал больше других, в двадцать восемь лет похож на старика.
- Я всегда был неприятен женщинам; лицо словно гвоздем поковыряно, уныло глядя в сторону, продолжал говорить Альварец. - Им больше здоровые и красивые нравятся. Впрочем, нечего больше об этом, нам осталась лишь медленная смерть под пальмами.
Мануэль понял, что друг детства впал в уныние и видит все в мрачном свете. А ведь когда-то он был самым изобретательным сорванцом. Сколько чужих садов пострадало от их налетов! А мечты юности? Разве о таком конце они думали? И Мануэль, жалея Альвареца, шепнул:
- Не унывай: мы, кажется, скоро покинем этот остров.
Но школьный друг, ни во что не веря, безнадежно махнул рукой.
- Какой-нибудь провокатор или шпион подыскивает простаков, - сказал он. - Ты отлично понимаешь, что спастись отсюда невозможно.
- Прежде и мне так казалось, - сознался Мануэль. - Но, слава богу, нашелся человек, который вправил мозги. Не сомневайся, а главное - не отчаивайся. Собери свои нервы в кулак. Сердце разрывается, когда видишь тебя в таком состоянии. Поверь, мы скоро будем свободны.
Он не заметил, как дрогнули кончики пальцев у собеседника и глаза еще больше потемнели. Альварец оглянулся и приглушенным голосом спросил:
- Так это не шутка, Мануэль? Сумели наладить дело с охраной, да? Ты не забудешь меня?
- Алонзо, возьми себя в руки! Ну, как я забуду о товарище? Разве ты бы покинул меня в беде?
- Никогда! - клятвенно заверил Альварец. - Разве можно изменить дружбе юности? Мы же четверть века знаем друг друга. Значит, это побег? А чем я могу помочь? Оружие у вас есть?
За деревьями послышался какой-то неясный шум. Мануэль жестом остановил его.
- Ничего не нужно... пока я не скажу. Не беспокойся, ты будешь предупрежден. Сюда идут.
Альварец вновь оглянулся и, заметив показавшихся на дороге стражников, поспешно юркнул за куст терновника.
По дороге от первого поста шли конвоиры-автоматчики и с бранью подталкивали связанного парня, одетого в мундир летчика. Шествие замыкал стражник Лиловый и майор Чинч. У начальника из-под тропического шлема на левом глазу виднелась марлевая повязка.
Приблизясь к утоптанной площадке, где обычно после ужина сидели и лежали под пальмами заключенные, Лиловый скомандовал остановиться. Майор вышел вперед.
Все лагерники моментально повскакали и вытянули руки по швам. Раскрасневшийся Чинч, скривив шею, оглядел площадку одним глазом - нет ли где не уважающих начальство - и приказал развязать пленника.
Конвоиры поспешили срезать веревки. Летчик, видимо не чувствуя затекших рук, пробовал шевелить пальцами, но они плохо подчинялись ему.
Заключенные молчаливо разглядывали новичка, доставленного с такой помпой. Судя по ссадинам и кровоподтекам, он чем-то заслужил особое отношение к себе. Это был атлетически сложенный парень. Голубой мундир со споротыми нашивками плотно облегал его мускулистый торс.
Майор Чинч откашлялся и, выставив вперед ногу, выкрикнул:
- К сведению коммунистов! Этот фрукт участвовал в подавлении мятежа, так сказать, сбрасывал напалмовые бомбы на ваших единомышленников. Разрешаю поступить с ним, как вам заблагорассудится. Наказаний не последует.
Новичок выпрямился, с презрением оглядел майора и его свиту. Потом вдруг неожиданно рассмеялся и, подмигнув Чинчу, сказал:
- А здорово я вам влепил, господин майор! За провокацию следовало бы еще добавить.
- Молчать! - заорал Чинч. Машинально поправив бинт, он вновь обратился к заключенным:
- Уголовники! Кто из вас желает получить отдых на три дня, может доложить о случайной смерти этого негодяя.
Новичок, выслушав начальника, неодобрительно покрутил головой и попросил:
- Господин майор, не могли бы вы на одну минуточку подойти поближе ко мне? Всего на минуточку!
Чинч побагровел и, дрыгая от злости укороченной ногой, рявкнул:
- Заткнуть глотку нахалу!
Лиловый ударом жилистого кулака сбил с ног летчика.
- Каков негодяй! - не мог уняться Чинч. - Жрал-жрал казенный хлеб, а как отрабатывать, - струсил! И ждать от тебя нечего. Повесить мало! Неделю отдыха тому, кто доложит мне, что он сам кинулся на электропояс.
Майор повернулся и, сильно прихрамывая, пошел в сторону. За ним, оставив на земле пленника, двинулись на почтительном расстоянии стражники.
Заключенные, не приближаясь, разглядывали новичка. Слишком необычным было его появление.
Летчик поднялся, стер с губ кровь и выругался. Небольшие черные усики придавали его лицу задорное выражение.
- Кто ты, новенький? - наконец спросил Паоло.
- Меня зовут Район Наварро. Был пилотом легиона.
- С какими песнями залетела к нам воздушная пташка? - поинтересовался Жан.
Летчик пренебрежительно оглядел его и не спеша ответил:
- Мои песенки для меня. Сам пою, сам слушаю!
- Сугубый индивидуалист, значит, - определил Паоло. - Почему доставили с таким почетом?
- Начальству виднее, - уклончиво ответил новичок.
Мануэль ближе подошел к задиристому летчику.
- Мы бы хотели знать, - за что вы попали сюда? - сказал он.
- Умнеть начал. Вот и прислали... для завершения образования.
- Уж не ты ли майору глаз подбил? - поинтересовался Жан.
- Пустяки! Один раз только стукнул, больше не дали!
Новичок сказал это так просто, что никто не выразил сомнений. Паоло даже присвистнул. Зная нрав Чинча, было удивительно, что летчика не прикончили сразу.
- Чем же он не по вкусу тебе? - спросил Жан.
- Не один он, многие. По глупости я подписал контракт с Воздушным легионом. Работа по специальности: - полеты на старых американских калошах, занятие для начинающих самоубийц.
Паоло и Паблито понимающе закивали головами, а новичок продолжал:
- В легионе вздумали отправить нас с напалмовыми бомбами против взбунтовавшихся парней. Я отказался. "Не интересуюсь, мол, политикой". Меня в трибунал! "Ты коммунист?" Ну, какой же я коммунист? Мне даже смешно стало. Я просто человек, не желающий стать убийцей. А они твердят: "Коммунист!" Ну, я тут сгоряча и закатил одному. А ваш майор за другое получил. Он мне предложил подружиться с коммунистами. Они будто ко мне должны хорошо отнестись.
- А тебе что, коммунисты не нравятся? - продолжал интересоваться Жан.
Рассказчик вспылил:
- Одно к другому не имеет отношения. Он хотел, чтобы я сообщал ему обо всех разговорах. Обещал хлопотать о помиловании. Ну тут я ему и съездил.
Новичок нравился заключенным, Реаль вполголоса сказал:
- А он ничего парень! Им, видимо, заинтересовано начальство повыше Чинча, иначе хромоногий сам бы разделался.
- Ну и приземлился же я! - вслух высказал невеселую мысль летчик, оглядев лагерь. - И надолго мы с вами?
- Видишь, каждому тут свое, - ответил Паоло. - Тебя лагерное начальство не тронет до прибытия полковника. Он главный вершитель грязных дел.
- А что случится, когда появится этот чертов полковник? Мне о нем и майор что-то бормотал.
- Расстреляют, если не согласишься шпионить, - пояснил Жан. - Битье майоров не одобряется.
Летчик взглянул на чаек, летавших над морем.
- Н-нда! - протянул он. - Перспектива не веселая. Придется подумать о чем-нибудь другом.
- Это было бы лучше всего, - словно уловив ход его мыслей, вставил Реаль.
Летчик повернулся к нему, он был удивлен.
- Что лучше? Я ведь ничего определенного не сказал.
Хосе усмехнулся и негромко спросил:
- Ты надеешься убежать?
- Ну и островок! - восхитился Наварро. - Даже мысли чужие читать умеют!
Все рассмеялись. Летчик все больше и больше нравился друзьям.
- К сожалению, твое желание неосуществимо, - чтобы подзадорить его, сказал Реаль. - Удрать не дадут.
- Ну, это мы еще посмотрим! - ответил новичок и взглянул на пролив, пенившийся за смертоносной оградой.
- А птичка-то с огоньком! - заметил Мануэль. - Он, видно, из тех, кто в гору своим путем карабкается.