– Касательно этих денег, дорогой друг, я верну их сразу же, как только смогу. Малкольм не дает мне денег, как вам известно, лишь разрешает мне подписывать счета.
– Тогда, возможно, нам следует устроить еще одну «потерю».
– Нет, – ответила она медоточивым голосом и мягко коснулась его руки, увидев, как на его лице тут же выступила краска гнева. – Это не очень хорошая мысль. – Хотя Анжелике удалось в целом выскоблить эту историю из памяти, иногда, особенно по ночам, она возвращалась к ней и мучила ее, и вместе с ней приходило осознание того, что это была ужасная ошибка. – Возможно, я сумею найти другой способ.
– Деньги нужны мне сейчас, среда – крайний срок. Извините.
– Я попытаюсь, я очень попытаюсь. – И она сдержала слово. Вчера она встретилась с Анри Сератаром и слезно просила и умоляла его о ссуде, говоря, что деньги нужны ей на сюрприз для Малкольма, что она навеки останется его должницей, и подписала еще одну бумагу, предложив свое бриллиантовое кольцо, подарок Малкольма в день помолвки, в качестве обеспечения.
Рассудив мудро, она заняла вдвое больше, чем была должна. Сегодня утром она расплатилась с Андре. Он благодарил и благодарил ее без конца. Ей не за что сердиться на него. Он мой добрый и верный друг, и я действительно взяла эти деньги в долг. Зачем они мне тогда понадобились? Я забыла. Sans faire rien,[7] один долг возвращен.
Половину оставшегося она отнесла Макфэю.
– Джейми, вы не отправите это для меня моей дражайшей тетушке в Париж. Она бедствует, как и мой дорогой дядюшка, – сказала она ему, довольная тем, что наконец смогла помочь им, и еще больше довольная тем, что, как она и надеялась, Макфэй рассказал об этом Малкольму. Тот спросил, откуда у нее эти деньги.
– О, я заняла их у мсье Сератара, мой дорогой. Я не хотела просить денег у тебя, и я не могу послать им подписанный счет. Надеюсь, ты не станешь возражать, но я предложила в качестве обеспечения кое-какие драгоценности.
Он попенял ей, пообещав вернуть долг Сератару, и сказал, что Джейми откроет для нее возобновляемый фонд на сто гиней, с которого она сможет снимать деньги по своему желанию, ему лишь понадобится записка, на что она собирается их потратить, и что он удвоит сумму, которую она хотела послать.
Все так просто, когда берешься за дело с умом. Теплая волна прокатилась по ее телу, когда она вспомнила, как отблагодарила Малкольма за его доброту и поцеловала его так нежно, и как он ответил на ее поцелуй. Ей хотелось пойти дальше, о, гораздо дальше.
Движения пальцев отвлекли ее. Их мягкая искушенная чувственность доставила ей удовольствие, она закрыла глаза и вновь очутилась вместе с Колеттой, но это продолжалось недолго. Как всегда, он возник из глубины ее сознания и предстал перед ее внутренним взором яркий, почти живой, и вместе с ним вернулись детали их последней встречи, той самой, когда она была нарочито бесстыдна и делала все, что только подсказывали ей сны и воображение, чтобы спасти свою жизнь, не подозревая, что будет наслаждаться всем этим так же сильно, как и он.
Дражайшая моя Благословенная Матерь Божья, мы обе знаем, что я лишь пыталась спасти свою жизнь – разве это не правда? Но правда также и то – ах, какое счастье, что я могу говорить открыто и обращаться прямо к Тебе, а не прибегать к посредничеству этого ужасного отца Лео, – но правда также и то, между нами, женщинами, что мы должны каким-то образом избавиться от него, и от воспоминаний о тех двух ночах и о том блаженстве, прежде чем они сведут меня с ума.
Райко была раздражена.
– Фурансу-сан, я приму эту частичную выплату, но наше соглашение оговаривало все очень точно, прошу прощения.
– Я знаю. – Андре ненавидел ходить в должниках – для него это была настоящая фобия, – а в ее должниках больше, чем в чьих-либо, не только потому, что мысли о сроках платежей по контракту мучали его по ночам, как кошмары, но еще и потому, что она полностью властвовала над его Хинодэ, и если он не сумеет выдержать эти сроки, она безо всяких колебаний положит конец их отношениям. А тогда он убьет себя. – Скоро можно давать большой платеж. Серьги.
– А, в самом деле? Отлично. – Она улыбнулась. – Отлично. Я полагаю, Хинодэ вам все еще нравится, все еще доставляет удовольствие?
На какой-то благословенный миг все тревоги оставили его.
– Она… все, о чем я мечтаю. Больше.
Райко улыбнулась ему странной улыбкой.
– Неразумно быть столь откровенным, друг мой.
Он с чисто французской беспечностью пожал плечами.
– Вы делать мне услугу жизни. Не могу достаточно благодарить вас.
Ее глаза прищурились на круглом лице, уже отекшем от саке, хотя вечер едва только наступил. Ее макияж был умелым, кимоно – дорогим; вечер выдался холодный, но в ее комнатах было тепло, и вся гостиница выглядела приветливо и уютно.
– Я слышала, ваша гайдзинская принцесса совсем поправилась.
– Да. – На миг Андре вспомнил об Анжелике и ее неизменной чувственности. – Думаю, она делать хорошую Даму Ночи.
Райко склонила голову набок, не устояв перед искушением принять это замечание всерьез.
– Это было бы очень интересно для меня. Я могла бы устроить для нее лучшие цены – самые лучшие, – многие в Эдо заплатили бы большие деньги, чтобы попробовать такую большую женщину. Я знаю одного торговца рисом, очень богатого, очень старого, ей было бы нетрудно его удовлетворить, который заплатил бы огромные деньги, чтобы быть первым, кто исследует столь диковинные Нефритовые Врата. И было бы очень легко показать ей, как потом снова стать девственницей, neh?
Он рассмеялся.
– Я скажу ей, однажды, может быть.
– Хорошо. Лучшая цена, и полная тайна. Этот торговец рисом… Ииии, он бы заплатил! У нее не заметно никаких других признаков?
– Признаков? Каких признаков?
– На разных женщин лекарство действует по-разному, – объяснила Райко. – Иногда оно может сделать их гораздо более… более страстными и более ненасытными. Иногда оно увеличивает их способность понести от мужчины, иногда вовсе лишает их этой способности. Странно, neh?
Всю его веселость как рукой сняло.
– Вы не говорить мне.
– А это что-нибудь изменило бы?
Подумав мгновение, он покачал головой.
Она сделала глубокий глоток.
– Пожалуйста, извините меня, что я говорю о деньгах, но золотой обан больше не покупает столько, сколько золотой обан должен покупать. Наши чиновники обесценили наши деньги, и от этих сыновей обезьяны воняет, как от рыбы на восьмой день, перемешанной со свежими собачьими испражнениями!
– Это так, – согласился он, не разобрав некоторые слова, но уловив суть про чиновников и старую рыбу и разделяя ее отвращение к ним. Сератар отказался выдать ему аванс в счет его жалованья, на который он рассчитывал, сославшись на скудность фондов миссии.
– Но Анри, я прошу лишь то, что вы должны выплатить мне в течение года. Это всего лишь несколько кусочков золота, Анри. Разве я не являюсь вашим самым ценным помощником здесь?
– О да, разумеется, являетесь, мой дорогой Андре, но сколько ни крути кран пустой бочки, вина не получишь – только мигрень!
Он попытался изменить подход, но с тем же успехом. Поэтому для него оставались только два пути. Анжелика или эта вот мама-сан.
– Райко-сан, вы очень умная, подумайте. Должен быть способ нам обоим увеличить обычные деньги, neh? Что мы можем продать?
Она опустила взгляд на стол, чтобы он не мог видеть выражения глаз.
– Саке? – предложила она и налила им обоим. В его честь саке было холодным. Ее глаза превратились в щелки, и она размышляла, насколько ему можно доверять. Настолько, насколько кошка может доверять загнанной в угол мыши. – Сведения имеют свою цену, neh?
Это было сказано самым обычным тоном. Он притворился удивленным, в восторге от того, что рыба так быстро заглотила наживку. Слишком быстро? Вероятно, нет. Попадись она бакуфу, или он своим собственным хозяевам, конец будет один: мучительная смерть.
Сэр Уильям хорошо заплатит за ценную информацию – Анри ни гроша, – да проклянет Господь их обоих!
– Райко-сан, что происходит в Эдо?
– Правильнее спросить, что происходит здесь? – тут же ответила она, приступая к переговорам. – Война, а? Ужасно! Каждый день все больше и больше солдат стреляют на полигоне, из пушек палят, пугают моих дам.
– Прошу прощения, пожалуйста, говорите медленнее, пожалуйста.
– А, прошу простить. – Райко заговорила медленнее, рассказывая, как напугана вся Йосивара. Она набросала перед ним интересную картину встревоженного Плывущего Мира, но не сообщила ничего, что и так не было бы ему известно. В ответ он рассказал ей о флоте и об армии, но тоже только то, что, как он был уверен, она уже знала.
