Тонкие руки, костлявые плечи, экий заморыш, ведь она, в сущности, еще ребенок, а я, старый козел, в этом трактире обращался с ней как с девкой. Фу, Фабий! Хорошо же эта малышка будет думать об актерах. Извиняться я перед ней не буду. Но как-то уладить историю следовало бы – она такая маленькая, беззащитная.
Девушка встала. Она тоже думала о трактире. Еще переживала нанесенное ей оскорбление. Но чувство унижения постепенно сменилось чувством благодарности: ведь он заступился за нее. Она откинула назад черные волосы, свет факела упал ей на лицо. В глазах блестели последние слезы, она шмыгнула носом.
– Спасибо тебе, – сказала она тихо.
Она стояла перед ним маленькая, тоненькая, как молодая яблонька. Фабий рассматривал ее, словно видел впервые, и снова ему показалось, что он уже где-то встречал эту девушку…
– Ты идешь домой? – спросил Фабий.
– Да.
– Я немножко пройдусь с тобой…
Она снова вспомнила трактир. Ночь. И сказала строптиво:
– Нет! Я не хочу!
Фабий пожал плечами и вышел из раздевалки.
Девушка переодевалась. Все путалось у нее под руками. "Хорошо, что он ушел. Мне совсем ни к чему, чтобы он в темноте ко мне приставал. Как в том трактире". Она вздрогнула.
"А я, сумасшедшая, так радовалась, что он скоро вернется в Рим, что я снова увижу его! Ради него я убежала из дому. Ради него я пришла в труппу комедиантов. Все, все только ради него. Я думала, что он лучше всех. Что он единственный. В нем заключался для меня весь мир". Она держала в руке сандалию и задумчиво рассматривала ее. "Конечно, он не помнит Квирину из Остии. Да и возможно ль? Известный актер – и какая-то девчонка, которая зашила ему разорванный плащ. А я его так, о боги, так…
Показал себя. Я на себе испытала, как он обращается с женщинами. Они правы, он такой же, как все. Даже хуже".
Сандалия покачивалась на указательном пальце. "Но сегодня Фабий был другим. Его глаза были спокойнее, не как в трактире. Почему он за меня заступился?" Она засмеялась про себя: "Здорово он отделал Кара!" Сандалия скользнула на ногу. Девушка послюнявила палец и стерла грязь с лодыжки.
"В трактире он просто был пьян. Ну и копаюсь я сегодня с этим переодеванием. Очевидно, я не должна была его…" Она вздохнула: "Теперь все позади. Через несколько дней я буду у мамы в Остии и уже не увижу его". Она вздохнула снова. "Надо идти домой…"
Девушка накинула на плечи плащик, пригладила ладонями растрепавшиеся волосы и выскользнула из раздевалки. Пробралась между зрителями, взволнованные голоса актеров, доигрывающих "Мельничиху", летели ей вслед.
В темноте сияли звезды.
Она свернула в улочку. От стены отделилась фигура и встала на ее пути.
Девушка повернулась и хотела было бежать назад, но сильная рука схватила ее за плечо. В темноте сверкнули зубы. Голос Фабия был преувеличенно серьезным и почтительным.
Мое сокровище, надеюсь, ты простишь
Меня за то, что твой запрет нарушен…
Испуг Квирины сменило удивление. Приятное удивление. Фабий галантно поклонился ей и продолжал дальше:
Я б не посмел, но прямо здесь на льва
Я в темноте не наступил едва.
На этой улице лежал он, скаля зубы,
И ждал тебя. Он сам мне так сказал,
Когда, зачем он здесь, спросить я заикнулся:
– Затем лежу здесь возле дома я,
Что в нем живет моя знакомая!..
Квирина наблюдала за Фабием, в глазах ее притаилась улыбка, она вслушивалась в его голос:
– Я сказал себе: провожу ее другим путем, и, может быть, она будет рада. Кому хочется быть сожранным львом!
Он продолжал отеческим тоном:
– Это не очень разумно ходить ночью одной…
– Я к этому привыкла, – сказала Квирина.
– Даже этот лев тебя не испугал?
Она рассмеялась непринужденно.