Это мой прадед. Он был сотворен из камня, а не из плоти.
Арривий вспомнил: после сражения при Тапсе, в котором Юлий Цезарь разгромил Катона и республиканцев, Катон пронзил себя мечом, чтобы не жить дольше, чем республика, которой он был предан всем своим существом.
Арривий отважился:
– Твой род, мой Луций, был гордостью республики.
О боги, какое пламя вспыхнуло в глазах молодого человека!
– Твой дед еще видел славу республики, твой отец…
– Ну, договаривай, мой дорогой хозяин, – улыбнулся Луций. – Ведь мы здесь одни.
"Ах так, вот ты и попался, – подумал дуумвир, – за отцом идешь; ты республиканец в душе, хотя и солдат императора".
Луций зорко следил за лицом Арривия. Нет, нет, это не наш человек, это преданный слуга императора.
– И я, господин мой, и я, – шептал Арривий, – я тоже держусь тех же мыслей…
"Ах, забавник, ты хочешь обмануть меня, – подумал Луций. – Но я вижу тебя насквозь и так просто не попадусь". И в Луций заговорил дипломат.
– Да почиет благословение богов на нашем императоре. Тиберий – просвещенный правитель. Он укрепил империю. Дал ей железный закон. Мир, водворенный Августом, упрочается. Лучше воевать головой, чем проливать кровь сынов Рима.
Арривий пришел в ужас. Какой поворот! Под таким напором не устоять человеку, привыкшему мыслить лишь в скромных масштабах провинции. Арривий покорился. Он шумно перевел дыхание и, хочешь не хочешь, раскрыл противнику карты:
– Воистину так, господин мой. Благодарение бессмертным богам! Любое изменение принесло бы вред…
Луций поднялся. Ему незачем терять времени с этим императорским слугой.
Искренняя благодарность за угощение, оно было великолепно, благодарность за еще более великолепное общество, но он утомлен, долгий путь, радушный хозяин поймет и простит…
Глава 2
Фарс – наша жизнь, но иногда
И ваша тоже, господа.
Пусть тот, кто жил среди обид,
Снося насилье и угрозы,
И счастлив был, смеясь сквозь слезы,
Пусть тот молчит.
А нам, чьи помыслы чисты
И души веселы, хоть животы пусты,
Нам нечего таить, и в этом наша сила:
Ведь мы живем затем, чтоб вам не тошно было.
Всех веселить, всех развлекать – без исключенья –
Таков, друзья, удел шутов, их назначенье…
А что до ворчунов, свой век влачащих тяжко,
То, коль им смех не в смех,
Пусть хватит их кондрашка! [2]
Голос Фабия Скавра, который на сиракузской набережной был мягок и вкрадчив, теперь на корабле показался Луцию резким, грубым, злым. Фабий в пурпурной тунике, перехваченной широким поясом, перечислял достоинства актеров своей труппы так, что все девять муз покраснели бы от зависти.
Потом представил их публике, кружком расположившейся на палубе.
Ну а теперь, без лишних слов,
Своих товарищей представить я готов.
Вот – плут Лукрин. Его цветущий вид
Вам ясно говорит, что прямо с потрохами
Он может съесть и нас, и судно вместе с нами.
А это – скряга Грав, готовый удавиться
За каждый асс… А эта молодица –
Волюмния. Хозяйка наша. Всех
Прошу похлопать ей за будущий успех:
Поскольку, вам скажу, ее подвластны воле
И роли юных дев, и старых сводниц роли…
Меня же – Фабием зовут.
Я в труппе этой – старшим.
Хоть пустомеля я и враль, я весь к услугам вашим.
Зрители расхохотались. "Пустозвон", – подумал Луций, наблюдая за Фабием. А в это время толстуха Волюмния, втиснутая в желтую тунику, жеманно раскланивалась на все стороны.
Как видите, немало нас прошло здесь перед вами.
Фарс – наша жизнь: об этом вы, надеюсь я, едва ли
Забыли, но не лишне мне все это повторить,
Чтоб после представления
Вам было легче нас благодарить…
Аплодисменты раздались тотчас же.