У этого болтуна Приска – ведь ты его знаешь?
– вилла ближе всех. Это крупный землевладелец да еще поэт. Срам, да и только. Бык и зяблик заодно. И этот балбес всю ночь напролет будет мне читать стихи о скотоводстве или как твой старый прадед Катон давать рецепты, как выращивать волов или как использовать навоз, – и все это гекзаметром! Ну скажи, Курион, нужно ли мне это? Что я навоза, что ли, вдоволь не нанюхался?
– Невий! – с упреком воскликнула Энния.
Луций вежливо улыбался, он был растерян. Умышленно или спьяну все это говорится? Вся империя знает, что Макрон – доверенное лицо императора – бывший раб и пастух. Но, услышав все это прямо от него, как к этому отнестись?
Всемогущий же Макрон, который пропустил сегодня не один секстарий вина, да еще вопреки приказу императора не разбавленного водой, был в прекрасном настроении.
– Валерия, эта рыжая лисица, – кивнул он в сторону дочери, – привыкла вращаться среди знати. У нее были прекрасные учителя, поэты, философы, – рассказывал Макрон. – И теперь она меня все время поучает:
"Отец, говорит, ты должен вести себя как благородный и выражаться изящно!"
– пародирует он манеру дочери. – А почему, собственно, мои милые, осмелюсь я спросить? – И добавляет грубо, как обычно:
– О, боги, стоит ли мне коверкать язык? Это не для меня, глупые выкрутасы. Я никогда не буду так красноречив, как наш удивительный Сенека. Каждому свое, не так ли?
– Отец!
– Хожу я, видите ли, как слон, топаю, как стадо кобыл, а когда разговариваю, то ору, как на пастбище, но я тебе скажу, рыжий гусенок, я могу орать, могу топать, могу все, понимаешь?
Женщины умолкли, очевидно, это привело в чувство подвыпившего префекта быстрее, чем их укоры. Он сплюнул, снова выпил и стал рассказывать о том, какой сброд живет в Риме. Эта ленивая и продажная толпа только и ждет удобного случая, чтобы устроить бунт. Поднимется цена и хлеб на один асе – скандал! При раздаче хлеба стоит снизить долю на человека на восьмую часть модия в месяц – скандал! Сошлем в изгнание пару дерзких комедиантов – скандал! И так без конца.
Луций размышлял: чего ждать от выскочки. Давно ли сам едва дотягивался до кормушки, а сегодня уже среди тех, которые ни в чем не испытывают недостатка. Макрон, не умолкая, говорил и хвастался, что со своими преторианцами раздавит чернь, как тараканов. Луций слушал рассеянно. Он не спускал глаз с рыжеволосой дочери Макрона. Он видел, что и девушка за ним наблюдает. Ее сочные губы молчали, но Луцию казалось, что он слышит голос, который ласкает его слух. Слова Макрона отрезвляют его, Луций стряхивает очарование и вновь погружается в него.
Настроение Макрона с каждым выпитым глотком становилось все радостней.
Он расспрашивал Луция о походе, пересыпая свои замечания грубоватыми шутками.
Луций рассказал, что пережил в сражениях с дикими парфянами, обдумывая при этом каждое слово, каждый жест, стараясь привлечь внимание Валерии.
Ему хотелось понравиться ей и ее отцу. Макрона это развлекало, Валерия не спускала глаз с Луция, взволнованного воспоминаниями о победных сражениях и дипломатических переговорах. Молодой аристократ ослепил ее. Он не такой утонченный, как римские юноши, с бледными напудренными лицами, с наманикюренными ногтями, с напомаженными кудрями, похожие на кукол. Она порозовела от внезапно охватившего ее чувства и мгновенно побледнела от страха. Страх был резкий, до боли – а ее прошлое? Но Валерия была достойной дочерью своего отца и никогда не отказывалась от борьбы. И боль свою она победит упрямством. Что бы там ни было, она хочет сейчас завладеть мужчиной, которого судьба неожиданно послала ей. Он, кажется, потомок одного из древнейших римских родов? Тем лучше.