Из конюшни они попали в огромный склад, поднялись наверх по шатким ступе ням, потом по другой лестнице спустились еще в один склад. В темноте под ногами сновали крысы.
Струан знал, что они находятся где-то недалеко от реки — его чуткое ухо уловило плеск воды и поскрипывание швартовых. Готовый к любым неожиданностям, он пробирался меж тюков, мешков и ящиков, придерживая ладонью рукоятку ножа, лезвие которого он спрятал в рукаве.
Человек с фонарем нагнулся, проходя под какими-то ящиками, и подвел его к полускрытой двери в стене. Он тихо постучал, потом открыл ее.
— Халлоа, Тай-Пэн, — раздался голос Дзин-куа. — Долго, однако, не виделись.
Струан вошел. Это оказался еще один склад, тускло освещенный свечами и весь заставленный дощатыми ящиками и заваленный покрытыми плесенью рыболовными сетями.
— Халлоа, Дзин-куа, — с облегчением выдохнул он. — Давно не виделись.
Дзин-куа был глубоким стариком, хрупким, крошечным. Его кожа напоминала пергамент. Тонкие пряди седой бороды спускались на грудь. Его одежда была богато расшита, шапочку украшали драгоценные камни. На ногах — расшитые туфли на толстой подошве. Длинная косичка блестела словно отполированная. Длинные ногти на мизинцах защищали расшитые драгоценностями чехольчики.
Дзин-куа закивал с довольным видом и, шаркая ногами, просеменил в угол склада, где уселся за стол, на котором стояли еда и чай.
Струан сел напротив него спиной к стене. Дзин-куа улыбнулся. Во рту у него оставалось только три зуба. На всех трех были золотые коронки. Дзин-куа что-то сказал по-китайски человеку, который привел к нему Струана, и тот вышел в другую дверь.
— Чай? — предложил Дзин-куа.
— Можно.
Дзин-куа кивнул слуге с фонарем. Тот налил им чаю и положил обоим на тарелки понемногу из каждого блюда, что стояли на столе. Затем он отошел в сторону и замер, внимательно глядя на Дзин-куа. Струан заметил, что этот слуга выглядел крепким и был вооружен ножом, висевшим у пояса.
— Пазалуста, — сказал Дзин-куа, жестом приглашая Струана к трапезе.
— Спасибо.
Струан проглотил несколько кусочков и выпил несколько глотков чая, выжидая. Было очень важно, чтобы Дзин-куа заговорил с ним первым.
Какое-то время они ели молча, потом Дзин-куа спросил:
— Твоя хотеть моя видеть?
— Дзин-куа хорошо торговал далеко от Кантона?
— Дела холосо плохо все одинаково, беспокойся нет.
— Торговля теперь есть?
— Теперь нет. Хоппо очень плохая мандарина. Солдата много-много есть. Моя за солдата платить больсой мзда. Эи-йа!
— Плохо. — Струан отпил еще глоток чая Сейчас или никогда, сказал он себе. И вот теперь, когда он наконец встретился с Дзин-куа и подходящий момент наступил он вдруг со всей ясностью понял, что не сможет продать Гонконг. К чертям этого мандарина! Пока я жив. никакого паршивого хоппо на Гонконге не будет. Значит придется прикончить Брока. Но убийство — это не способ избегать банкротства Поэтому Броку ничего не грозит, ибо все ожидают, что именно так я и постараюсь исправить ситуацию. Или все-таки грозит? Куда, черт побери, подевалась Мэй-мэй?
— Моя слышать Одноглазый Дьявол Блок взяла Тай-Пэна за горло.
— Я слышал дьявол Хоппо взял Ко-хонг за горло, — парировал Струан. Теперь, когда он решил отказаться от сделки, он чувствовал себя гораздо лучше. — Эй-йа!
— Все лавно. Мандарина Ти-сен злой-злой стал.
— Почему так?
— Масса Глозный Пенис писала очень плохо-плохо письмо.
— Чай очень первый сорт хороший, — сказал Струан.
— Масса Глозный Пенис делай, как Тай-Пэн говоли, хейа?
— Иногда можно.
— Плохо, когда Ти-сен злой стал.
— Плохо, когда масса Лонгстафф злой стал.
— Эй-йа. — Дзин-куа тщательно выбрал себе несколько лакомых кусочков и не торопясь съел их. Его маленькие глазки сузились еще больше. — Твоя знает Кун Хэй Фат Чой?
— Китайский Новый год? Знаю.
— Новый грд сколо начинаться есть.