Тай-Пэн неизменно следил за тем, чтобы офицеры — и матросы — его флота имели лучшие каюты, получали лучшее питание и свою долю в прибыли; и на борту всегда находился врач. Наказание плетью было запрещено. За трусость или неповиновение и для матросов, и для офицеров существовало только одно наказание — их высаживали на берег в ближайшем порту и уже никогда не принимали обратно. Поэтому и для тех, и для других считалось большой удачей попасть на корабль Струана, и ни на одном из его судов никогда не пустовала ни одна койка.
Тай-Пэн навсегда запомнил свои первые корабли, жизнь на полубаке и наказания плетью. И тех, кто приказывал его пороть. Некоторые из них умерли прежде, чем он сумел их разыскать. Тех, кого он нашел, он разорил. Не тронул только Брока. Робб не знал, почему его брат пощадил Брока. Всякий раз, думая об этом, он внутренне содрогался, ибо понимал, что каковы бы ни были причины, побудившие Струана так поступить, однажды наступит день расплаты.
Перри добавил в чай ложку сахара и сгущенное молоко. Он протянул Роббу его чашку и сел за рабочий стол красного дерева, внимательно посматривая на младшего Струана из-под нависших бровей своими глубоко посаженными глазами.
— Мистер Струан в добром здравии?
— Как всегда. Ты ожидал найти его больным?
— Нет.
В дверь каюты постучали.
— Войдите!
Дверь открылась, и Робб, изумленно открыв рот, уставился на молодого человека, стоявшего на пороге.
— Господь вседержитель, Кулум, мальчик мой, откуда ты взялся? — Он взволнованно вскочил на ноги, опрокинув чашку. — Вот уж действительно «очень важные депеши на борту» — и, конечно же, «Зенит»!
Кулум Струан вошел в каюту и закрыл за собой дверь. Робб по-отечески обнял его и только тут заметил его бледность и впалые щеки.
— Что с тобой, дружище? — встревоженно спросил он.
— Мне уже гораздо лучше, благодарю вас, дядя, — ответил Кулум едва слышно.
— Лучше после чего, малыш?
— После чумы, бенгальской чумы, — ответил Кулум, словно удивившись вопросу.
Робб рывком повернулся к Перри:
— У тебя на борту чума? Ради Создателя, почему же ты не поднял «Желтого Джека»?
— Разумеется, у меня на борту нет никакой чумы! Чума была в Шотландии, с тех пор уже прошли месяцы. — Перри вдруг замолчал. — «Багряное Облако»! Они что, еще не прибыли?
— Опаздывают на четыре недели. Ни слова, ни весточки — ничего. Что произошло? Ну же, рассказывай. Перри посмотрел на Кулума:
— Мне рассказать ему обо всем, Кулум, сынок, или ты все расскажешь сам?
— Где отец? — спросил Кулум у Робба.
— На берегу. Он ждет вас на берегу. В долине. Ради всего святого, что случилось, Кулум?
— Чума пришла в Глазго в июне, — тупо глядя в пол, начал Кулум. — Говорят, ее опять привезли на корабле. Из Бенгалии. Сначала Сазерленд, потом Эдинбург, потом докатилось и до нас в Глазго. Мама умерла, Иэн, Лечи, бабушка… Винифред так слаба, что долго не протянет. Дедушка присматривает за ней. — Он беспомощно шевельнул рукой и опустился на подлокотник кресла. — Бабушка умерла. Тетя Ютиния, все малыши и ее муж. Десять, двадцать тысяч человек умерли за два месяца. Потом, в сентябре, чума пропала. Просто так, взяла и кончилась.
— Родди? Что с Родди? Мой сын мертв? — спросил Робб дрожащим голосом, и его лицо исказилось от боли…
— Нет, дядя. С Родди все хорошо. Болезнь его даже не коснулась.
— Ты уверен, Кулум, уверен? Мой сын здоров?
— Да. Я видел его накануне отъезда. Очень немногие из его школы заболели.
— Слава Богу! — Робб содрогнулся, вспомнив первую волну чумы, которая, возникнув неведомо откуда, прокатилась по Европе десять лет назад. Пятьдесят тысяч смертей в одной только Англии. Миллион — в Европе. Тысячи в Нью-Йорке и Новом Орлеане. Некоторые называли эту болезнь каким-то новым именем — холера.